Особое задание - Шалашов Евгений Васильевич (книги без регистрации бесплатно полностью txt, fb2) 📗
У книжника оказалось штук двадцать разрозненных томов «Полного собрания законов Российской империи» от 1832 года, десять переплетенных выпусков «Народное хозяйства России», исследования под изданием действительного члена Императорской Академии наук В. П. Безобразова, где давалась оценка различным промышленным областям России. В иное время хватанул бы, не глядя, теперь не стал. Были ещё сочинения Михаила Евграфовича Салтыкова-Щедрина, «Рокамболь» и приключения Арсена Люпена. При этом пять томов Салтыкова-Щедрина, переплетенных в кожу, букинист оценивал в два рубля, а дешевые книжонки в мягком переплете Понсона дю Террая по рублю каждая!
Впрочем, по спросу и предложение. Я уже собирался уйти, как вдруг узрел «Двадцать тысяч лье под водой» Жюля Верна, первое издание в России. Не колеблясь, заплатил три рубля, сунул покупку за пазуху.
Теперь бы прикупить чего-нибудь вкусненького. И Капку (тьфу ты, опять!), то есть Полин-ку порадовать, да и себя.
Будь я в кожаной куртке, шиш бы мне что-то продали. А парню в солдатской шинели удалось купить с полфунта чая, именуемого здесь «цыбиком» (цыбик, сколь помню, был больше, или я что-то путаю?), фунт сахара и даже два фунта пряников. Пряники сомнительной свежести, но, надеюсь, их испекли не до Октябрьской революции, а чуть позже. Ещё удалось купить десять лезвий для станка. Я-таки обзавелся безопасной бритвой, а вот лезвия к ней отчего-то оказались страшенным дефицитом и в Череповце продавались едва ли не по десятке за штуку. А здесь – десять лезвий за пятьдесят рублей, даром!
Конечно, чекисту, который «революцией мобилизован и призван», покупать товары и продукты на «черном рынке» не очень прилично, но что делать? Если я сейчас начну трясти мандатом, то торговцы просто разбегутся, а я останусь без лезвий и без вкусняшек. Двуличный я человек, наверное. И вообще, сейчас бы ещё прикупил на рынке пластиковый пакет, не пожалев на него оставшихся денег. Здесь народ ходит по магазинам с корзинками, кошелками и мешками. Авоську ещё не изобрели. Хорошо, что карманы солдатской шинели очень объемистые, но они теперь раздулись и выглядят некрасиво. Раньше, говорят, имелись специальные посыльные, «Красные шапки», доставлявшие пакеты с покупками за смешные деньги – пятьдесят копеек. Хотя до революции это не такие и смешные деньги.
Надо ещё что-нибудь прикупить посущественнее. Я уже положил глаз на краковскую колбасу, собираясь прикупить половину кольца (тетка назвала этот круг «коляской»), и уже полез за деньгами, как моя рука была остановлена.
– Вовк, ты что, ошалел?
Полина ухватила меня под руку и потащила от колбасы.
– Ты чё, не знаешь, из кого в Москве колбасу делают?
Мне так и вспомнился профессор Преображенский, говоривший своей секретарше, что «девушке нельзя тащить в рот такую дрянь!».
– А что, краковскую делают из мертвецов?
– Из собак её делают! – уверенно заявила Полина. Остановившись возле какой-то тетки, повела носом: – Вон, тут свежими калачами пахнет. Давай лучше их купим, только у меня денег нет, все потратила.
За двадцать рублей тетка выдала нам четыре ещё теплых калача, завернув их в старую газету.
Упихивая калачи под шинель, чтобы не остыли, я мысленно усмехнулся. Как меняется время. В детстве, помнится, мы складывали в авоську и бутылку с молоком, и буханку черного хлеба, без всякого пакета и ничего!
В газету заворачивали и крупу, и конфеты без фантиков, в общаге она расстилалась на стол вместо скатерти, не говоря уже о том, куда ходили с газетой, а потом выяснилось, что это вредно и что типографская краска очень опасна! И вот я снова заворачиваю в лист бумаги, испачканный типографской краской, продукты. И ничего.
В руке у Полины тоже сверток из газеты. И глазенки блестят, мордаха счастливая. Много ли надо женщине…
– Калач будешь есть? – предложил я.
Полина кивнула, и уже скоро мы шли по Красной площади, наворачивая вкусные калачи. Прикончив один, я хотел вытащить второй, но девушка меня остановила:
– Пошли лучше чай пить. А чё, мы калачи всухомятку есть станем?
– А куда? – спросил я, прикидывая, где здесь можно попить чаю, но ничего подходящего не вспомнил.
– Так в Дом Советов пойдем, ко мне. У меня в комнате примус есть и чайник. Правда, – взгрустнула девушка, – мы с Викторией всю заварку спили и сахар слопали.
– Хм, – я многозначительно похлопал себя по карманам, – у меня тут, как в Греции, всё есть!
– Вовк, ты молодец! – обрадовалась Полина, пытаясь обнять меня, но едва не выронила сверток. На фразу она внимания не обратила.
В бывшем «Метрополе», за оставшейся с прежних времен стойкой дремал человек в фуражке, за спиной которого висели ключи от комнат. Человек встрепенулся при нашем появлении, но Полина махнула в воздухе бумажкой, пробормотав, что она делегатка, взяла ключ, а я даже не стал доставать удостоверение.
– Вот, смотри! – торжествующе сообщила девушка, пропуская меня внутрь комнаты. – Я тут как барыня живу!
Судя по всему, это был одноместный номер, не из лучших. Кровать с диваном, зеркало, стул и столик. Ещё туалет с ванной, но вода текла только холодная. А ещё присутствовал запах табака. Хм.
Пока я раздевался, осматривался, девушка уже успела поставить чайник на примус.
– Вовк, пока чайник кипятится, я обновку примерю, а ты посмотришь.
Полина зашла в ванную комнату, а когда вышла… В общем, я едва не сел. Девушка была в панталончиках с кружавчиками, чуть выше колен. А сверху – ничего.
– Ну как? – поинтересовалась девушка, а потом громко ойкнула, попыталась прикрыть руками грудь и скрылась в ванной.
Ага. Я что, железный, что ли?
– Вовк, ну не надо… Вовк, дурак, порвешь… Да подожди ты, сама сниму…
Спустя какое-то время, когда мы лежали, уставившись в потолок, Полина вздохнула:
– Ну и чего все про это болтают? Ничего особенного… и простыни испачкали, как кровь отстирывать будут? А, плевать.
Потом её словно подбросило:
– Мы же про чайник забыли!
Чайник успел выкипеть, но, к счастью, днище не прогорело. Мы подождали, пока он остынет, опять налили воды и принялись ждать. Так и сидели голыми, как два дурака. Но потом я кое-что вспомнил.
– Полинка, а как у твоей соседки фамилия?
– Фамилия у неё Викторова. Я ещё удивлялась – Виктория Викторова. Знаю, что девчонка из Петрограда. Но больше ничего сказать не могу. Даже не сказала, кем работает, где. Всё больше молчала, курила напропалую, как паровоз – у нас так парни не курят, вчера еле проветрила. Ещё и бледненькая какая-то. Как гимназисточка! Я думала – может, беременная? А как пропала, так, может, врача пошла искать?
Я только пожал плечами, а потом принялся одеваться.
– Ты куда? – удивилась Полина. – А чай пить?
– Мне надо начальству позвонить. Видел, что на вахте телефон есть. Ты начинай хозяйничать, я скоро.
Выложив на столик покупки, пошел вниз. Попросив вахтера (или кто он там) отойти, для убедительности потрясая мандатом, позвонил сначала Артузову. Ну а потом и Лосеву. Надо же сообщить старшему группы, где нахожусь, и предупредить, что до утра не приду.
Глава пятая
Радикальная коммунистка
Настроение было кислое. Вчера Полина чем-то отравилась – вроде в одной столовке кормились, но мне хоть бы хны, а её скрутило, и оставшаяся часть дня, на которую я строил свои планы, прошла не так, как хотелось. Пришлось бежать в аптеку. Фармацевт попытался всучить мне какие-то чудодейственные пилюли, но я предпочел обойтись проверенным средством – активированным углем, отчего-то расфасованным в пакетики.
Мадмуазель, страдающая, пардон, от диареи, упиралась и не желала лопать черную дрянь, но ей пришлось проглотить целых пять штук. Может, я и переборщил, но от активированного угля хуже не будет.
А старое средство действительно помогло. Скоро девушке полегчало, и ей захотелось есть. К счастью, сегодня делегатам съезда выдали по целому фунту риса и, отделив горсточку, я сварил его прямо в чайнике. Полина капризничала, ныла, что рис-то следовало предварительно промыть, лучше в двух водах, а не то он будет горчить, но слопала.
