На острие истории (СИ) - Тарханов Влад (бесплатная библиотека электронных книг TXT) 📗
Таким образом, время напоминает пучки прутиков, перетянутые узлами в определенных местах. Эта теория легла в основу нашего проекта. Это я крепко помню. Что должен сделать я? Глобальная задача была скрыта опытным психологом в моем подсознании. Локальная – оттянуть начало Великой Отечественной войны и сделать все, чтобы потери СССР были как можно меньше. С этой точки зрения место и время воздействия выбраны достаточно удачно. Финская война убедила Гитлера в слабости СССР. Была еще одна ключевая фигура, которая помогла сделать Гитлеру роковой выбор. Вильгельм Франц Канарис. Адмирал, руководивший немецкой разведкой. Удивительно, но он был агентом влияния Великобритании. В интересах Британской империи было втягивание в войну СССР хотя бы потому, что войну на два фронта Германия не выдержала бы, в первую очередь, экономически. И тут, как ни странно, я оказываюсь в узловой точке Финской войны. Почему? 44-я дивизия была передана в состав 9-й армии. Главная задача 9-й армии была прорвать оборону финнов и выйти в район Оулу, на берег Ботнического залива, и разрезать Финляндию пополам, создав предпосылки для полного разгрома противника. Гладко было на бумаге… Да и решение штаба 9-й армии наступать сразу по четырем «главным» направлениям, нанося удары силами одной дивизии, возможно, были оправданы с точки зрения местности и практического отсутствия дорог, проходимых для техники, но с точки зрения военного искусства оставалось весьма сомнительным. Вообще, говоря о мощном наступлении Красной армии на Финляндию и ее тотальном превосходстве историки несколько лукавят. Против Финляндии на границе преимущество в живой силе было почти двукратным [28], для наступления как-то не убедительно, чтобы прорвать оборону надо иметь людей больше, особенно, если оборона хорошо подготовлена. В руководстве Красной армии было какое-то шапкозакидательское настроение, уверенность, что с маленькой Финляндией справятся «одной левой», да еще и бытовало ошибочное мнение, что финский пролетариат тут же поднимет восстание, чтобы помочь делу революционного освобождения Финляндии от гнета буржуев. Но начало двадцатого века – это время торжества национальной идеи, где интересы нации ставятся выше интересов классовой борьбы, особенно это идеологическое противостояние обострилось в середине века. Национализм стал идеологическим противоядием от пролетарского интернационализма, достаточно эффективным, как показало историческое развитие. Более чем столетнее противостояние закончилось крахом идеи интернационализма в самом конце прошлого столетия.
Главный удар в 9-й армии наносился корпусом комдива Шмырева, но входящая в него 44-я стрелковая дивизия, моя дивизия, еще находилась в пути! То есть, сила удара уполовинилась, и на острие атаки оказывалась одна 54-я горно-стрелковая дивизия. При этом никто не обращал внимание, что наступать придется практически по бездорожью, что местность пересечена речками и озерами, заболочена, а это дело наступление еще более проблематичным. В чем было подавляющее преимущество Красной армии, так это в технике: танках, артиллерии, самолетах, но, в наносящей главный удар 9-й армии не было и сорока танков! Танки стали прибывать уже после начала наступления!
В этих условиях планировать за три недели преодолеть 240 км до Ботнического залива было откровенной фантастикой. Воевать – это не оловянных солдатиков переставлять по карте!
Когда же все пошло не так, прибывшую 44-ю раздергали по кусочкам [29], а потом то, что осталось, бросили на выручку 163-й дивизии, оказавшейся в окружении. На Раатской дороге финны разбили мою дивизию, рассекли по частям и фактически уничтожили. Именно катастрофа 44-й стала основой уверенности в слабости Красной армии, и не только у Гитлера. Англия и США очень долго сомневались в том, что СССР сможет победить в этой войне.
Думай, Леша, думай, а то сожрут тебя финны, а наши еще и к стенке поставят…
Глава девятая
Думы мои, думы
Оказывается, я терпеть не мог перестук вагонных колес. Мой, тот, которого должны расстрелять, путешествовать в поездах любит. А что ему? Сорок лет и полон сил. Физических. А вот характер! С бабами не везло. Они чувствовали, что в душе он мягкосердечный и им можно крутить, как только пожелаешь, это с виду – суровый вояка, а душа-то ранимая, нежная. Первая жена и единственная любовь сгорела от испанки, женился он по молодости, должна была родить, да не судьба. Он из лап испанской смерти выбрался. Повоевал. Против Колчака (там и познакомился с женой, там ее и потерял). Потом курсы краскомов, повторно – уже на юге, в Сумах, заштатном тихом городишке, опаленном Гражданской войной. До сумских курсов бои с махновцами и врангелевцами. К 37-му году дослужился до командира полка, а потом была «командировка» в Китай, военным советником. Репрессии тридцать седьмого его не зацепили. В Китае сражался храбро, великих побед не одержал, но и горьких поражений не было. Учил воевать местных товарищей, учился воевать сам. Наверное, был не так и плох. Во всяком случае, вернулся из Китая комбригом и принял 44-ю дивизию, ее еще называли Щорсовской, потому как первым комдивов 44-й был тот самый легендарный уже Николай Александрович Щорс, двадцатичетырехлетний вечный герой Гражданской войны. А вообще, судьба 44-й Щорсовской была незавидной. Долгое время была «выставочной» дивизией Киевского военного округа, но была разбита в Финскую. В Великую Отечественную сражалась храбро, но попала в Уманский котел, после чего и была расформирована. Значит, попробуем решить задачу-минимум, спасти дивизию от позора Раатской дороги.
Какие-то мысли у меня появились. Их и надо было проверить.
– Доброе утро, Ануфрий Иосифович!
– Доброе утро, Алексей Иванович! – начштаба, которого должны расстрелять вместе со мной, проявился сразу после дивинтенданта.
– Чем это ты нашего снабженца озадачил? Он от тебя вышел красномордый такой, как свекла…
Интенданта дивизии никто особо не жаловал. От него так и несло на километр: я пройдоха, мой гешефт самое главное, остальное – подождет.
– Да, объяснил ему, что не на маневры едем, что бойцы в шинелях и бойцы в полушубках – совсем разное дело.
– Что-то ты из штаба округа вернулся какой-то не такой, Алексей Иванович, что-то узнал.
– Нашептали мне…
– Неужто кто-то накаркал? – мой начштаба, полковник Волков смотрит иронично, но все-таки скользит в его взгляде, неужто что-то узнал?
– Знаешь, был я на приеме у самого… Ты же знаешь, Семен Константинович любит поговорить, дать напутствие, вот и получал я… напутствие.
– Говорил с ним?
– Да, откровенно поговорили, я даже не ожидал. Теперь думаю, что делать. И ты, Ануфрий Иосифович, присоединяйся.
– Слушаю, Алексей Иванович!
– О командарме 9 он очень невысокого мнения. Считает, что его потолок – дивизия, не больше. Но отдуваться-то нам с тобой. Отсюда, вытекает, что наша задача сделать так, чтобы наши головы не слетели. Смотри, мы должны действовать в направлении главного удара, а один полк у нас уже забирают. Если раздергают дивизию по частям, нам потом крышка.
– Не преувеличивай.
– Не преувеличиваю. Кто начинает наступление, не сосредоточив все части на направлении главного удара?
– Идиот.
– Сам ответил на свой вопрос.
Тут в купе появился и комиссар дивизии, Иван Тимофеевич Пахоменко, которого мы иначе чем «Батя» не именовали. Полковой комиссар Дмитрий Николаевич Мизин [30], занимавший эту должность накануне выступления дивизии слег с пневмонией, теперь Пахоменко сочетал в себе сразу две должности: комиссара дивизии и начальника политотдела. А кому сейчас легко? А ведь из нашей руководящей троицы он самый молодой. Батя тоже поинтересовался тем, почему Зашкурный бродит по вагону, нашёптывая себе под нос «лыжи… палки… санки…». Пришлось все повторить, добавив еще пару фамилий. От фамилии Чуйкова поморщился начштаба, знает, что тяжела рука у комкора Чуйкова и к рукоприкладству оный весьма расположен. А вот на Мехлиса оба среагировали подсознательно ужаснувшись. Крутой и неподкупный норов этого преданного партии и Сталину человека был хорошо известен. Не знаю, из-за чего, но мозгового штурма в итоге не получилось. Ни одной идеи на гора не выдали. Пришлось их отпустить, не солоно хлебавши. Что делать? Фотографическая память выдала строки, отдающие свинцом: «Трусость и позорно-предательское поведение командования дивизии в лице командира дивизии комбрига Виноградова, нач. политотдела дивизии полкового комиссара Пахоменко И.Т. и начштаба дивизииполковника Волкова, которыевместо проявления командирскойволи и энергии в руководстве частями и упорства в обороне, вместо того, чтобы принять меры к выводу частей, оружия и материальной части, подло бросили дивизию в самый ответственный период боя и первыми ушли в тыл, спасая свою шкуру» [31]. Да, это из приказа Северо-Западного фронта, который я увидел в каком-то сборнике документов по Финской войне.