Константинополь Тихоокеанский (СИ) - Осадчий Алексей (книги без регистрации бесплатно полностью сокращений .TXT) 📗
— Благодарю, ваше императорское высочество за высокую оценку трудов гарнизона. Работали, действительно, рук не покладая. Да и как было лодырничать, получая известия о ваших славных делах в Америке. Старались как могли, чтоб соответствовать высокому званию константиновцев.
— Что за звание такое? Нет, ну суть то я понял. Но откуда пошло?
— Солдаты так себя стали называть: «Мы, константиновцы». Моряки подхватили, потом офицеры. Так и прижилось.
— А скажите, господин полковник. Две моих «горничных», кореяночки Даша и Глаша, они сейчас где? Что с ними?
— Понимаете ли, ваше имп…
— Владимир Фёдорович, вы военный человек, говорите прямо, внятно, чётко.
— Родили ваши «горничные». Одна мальчика, вторая девочку. Сейчас живут в станице Воскресенской под строгим присмотром. Мало ли что. Прикажете вызвать?
— Не до баб сейчас, да и недолго я во Владивостоке останусь…
Тракт от Владивостока до Константиновской — без всяких натяжек тракт. Артели корейцев регулярно подсыпают щебёнку, ремонтируют мосты. Ван «Страны утренней свежести» исправно поставляет живую силу, только бы русские не шли по побережью дальше на юг, а Румянцев, посмотрел как ответственно подходят корейцы к работе, так и отрядил их в дорожные артели. Наши то всё на бегу стараются сделать, мигом, поскорей, чтоб сбросить работу и предаваться «мечтаниям»…
Похоже, тяга к «рывку», национальная черта у славян. По сию пору оптимально сочетать скорость и качество не научились. Что-то огромное, масштабное — типа «Беломорканала» или скажем, «Транссиба», то запросто. А что потом доделываем и переделываем подолгу и ремонтируем, не успев достроить, — не столь и важно.
А корейцы действительно хороши. Из двух тысяч отправляемых на «принудработы» в Россию на полгода, примерно триста-четыреста остаются и далее, работая уже не за еду, а получая твёрдое жалованье. Их и используют как дорожников и заготовителей леса поблизости от тракта. Лес нужен для строительства не заезжих дворов, каковых уже вполне хватает, а для будущих деревень.
Румянцев, ставший патриотом Владивостока, переживал, что по Амуру народ селится более активно, — большая река, покосы…
И решил полковник привлекать поселенцев в Приморье, предоставляя им уже готовый, просушенный лес. А то и вовсе срубы. Но пока монополию на срубы держала дальневосточная старообрядческая обшина. Эти умельцы в четыре человека из готовых брёвен за два дня сруб четыре на четыре сажени (8,5 на 8,5 метров!) влёгкую выводили. Инициативу Владимира Фёдоровича я одобрил, но особо переживать за «отставание» от амурских уездов по числу переселенцев не велел. Заселим Приморье, обязательно заселим.
На сто восемьдесят седьмой версте от Владивостока дал команду остановиться. В сотне шагов от верстового столба упокоился Прохор Поскрёбышев, неустрашимый истребитель хунхузов, из унтеров выслуживший офицерский чин. Моего, «константиновского призыва» парень. До генерала бы дослужился, — хваткий, ответственный, преданный…
Погиб Поскрёбышев, преследуя банду китайцев, заполучив пулю в живот. Тяжело раненого командира похоронили тут же, у дороги. Сам так попросил, — обеспечивал безопасность тракта, здесь и захотел лечь…
Ещё во Владивостоке велел Румянцеву поставить памятник доблестному офицеру, да такой, чтоб издалека видно, чтоб всяк проезжающий остановился и проникся. Набросал текст на надгробие, а фотография Прохора у полковника была. Та самая, где он, два связанных тигра и команда довольных, смеющихся охотников…
В Константиновской наш отряд предсказуемо ждали, — проскочившие ходом курьеры оповестили о возвращении Константина Николаевича в Санкт-Петербург. Амурские казаки и «обамурившиеся» лейб-гвардии Финляндского полка орлы изобразили нечто похожее на букву К.
— Откуда столько народу то, Семён Петрович, — вопросил я станичного атамана, отведав хлеба-соли, — неужели всех переселенцев в Калифорнию ты здесь задерживаешь, вон девок сколько и почти все с пузом. Недаром мне жалобу писали солдаты американских гарнизонов — не доезжают до них невесты.
— Брехня, то брехня ваше высочество! Ни одну силой не понуждали. Понимаем же — дело государственное Заморье заселять. Но уж больно тут красиво и хорошо. И луга и пашни и река вон какая рыбная. Раздолье. И женихи как на подбор. Твои гвардейцы почитай все обженились.
— Да, народу то, народу. Всё твоей станицы?
— Что ты, ваше высочество! Это с низовских хуторов народ понаехал, как шумнули гонцы о твоём приезде то. Радость то какая! Победил за океаном мексиканское царство наш князюшка. К родителям поспешает!
Информация от атамана здорово помогла в беседе с финляндцами. Я изначально собирался их оставить на Амуре, ну, максимум перевести во Владивосток, но никак не возвращать обратно к месту дислокации лейб-гвардии Финляндского полка, шефом коего имею честь пребывать. Думал, предстоит тяжёлый разговор, а оказалось, народ и сам здесь обжился, обустроился. Отдельно стоящий «солдатский городок» кроме наличия в центре казармы ничем не отличался, скажем, от зажиточной сибирской деревни — те же дворы, также коровы мычат, собаки лают. Разве что бородачей не встретишь, — тут, на Амуре гвардейцы кичились своим «столичным» происхождением и принципиально брились и гордо «носили» усы. Эпический рассказ атаман по доставке телят по реке я не дослушал, махнул рукой и «отключился» прямо на диване в гостиной «своего» штабного дома — устал, не спал прошлой ночью, да и выпито было не мало — всякому русскому человеку приятно, когда за его здоровье сын императора чарку поднимает…
Пару дней отгостевав в Константиновской, понял как просто и гениально здешние станичные и деревенские атаманы и старосты (да появились на великой реке уже и не казачьи, «мужицкие» поселения) «зашанхаивают» себе семьи переселенцев.
Степан Петрович, как только понимал, что проезжающая семья — «правильная» (работящая, многочисленная, много девчонок подрастает — тут они не то что в «России», не обуза, а куда как ценнее парней, невесты!) предлагал главе семейства не только продуктами запастись, но и ненароком «засвечивал» мешки с зерном. Особенно весной такой ход срабатывал убойно, мужики распрягали телеги получали от атамана плуг в аренду, записывались в казаки. Кстати, стычек, мол мы — казаки, а вы — мужики не было вовсе. Мои слова трёхлетней давности, сказанные здесь же, в Константиновской, о том, что все мы есть дети России матушки. И нет различия в званиях да сословиях для тех, кто трудами своими способствует её, России процветанию, будь ты дворянин, казак, купец, вчерашний крепостной крестьянин — все мы в дальней стороне есть братья и сестры, широко по Амуру разошлись.
Из Николаевска-на-Амуре прибыл с докладом капитан-лейтенант Окоёмов, разложил карту, рассказал как развивается город-порт, и уезд. Посетовал — мало народу до них добирается, дальше Константиновской редкая семья устремляется по Амуру. Подбодрил капитан-лейтенанта, — скоро прибудет Невельской, а уж Геннадий то Иванович за свой город постоит.
Со всеми остановками, инспекцией «Великого Сибирского Тракта», принятием делегаций и прочими милыми занятиями до Красноярска добрался 28 декабря 1847 года. Специально так подгадали, предварительно отправив «секретного гонца» к Павлу Артамоновичу Забелину, чтобы быть в городке «Сибирской Промышленной Компании» в ночь, хотя все «лучшие люди Красноярска» ждали наш отряд в полдень.
И вот, — последний рывок, «арест» двух сопровождающих, встречавших нас «от имени и по поручению городской общественности», чтоб не донесли, и мы въезжаем в широко распахнутые ворота особняком отстроившейся поодаль от города «Сибирской Промышленной Компании».
— Павел Артамонович, дорогой вы мой!
— Ваше высочество! — Забелин раскинув руки шёл навстречу. Соскочил с Чёрта, — злющего норовистого жеребца, заключил флота лейтенанта и «бухгалтерии адмирала» в объятия.
Всё-таки нас «засекли», пришлось отпустить «арестантов» и заявить остальным — великий князь отдыхать изволит, бегите и готовьтесь к торжественной встрече ровно в полдень. Изрядно поднадоели молебны, без которых ни одно мероприятие не обходится, часами приходится выстаивать. И это несмотря на то, что прошу побыстрее «бубнить во здравие». Ничего не попишешь — протокол-с!
