Одалиска - Стивенсон Нил Таун (список книг .txt) 📗

Бишопсгейт

октябрь 1689

Гость — пятидесятишестилетний старик, но куда более крепкий, чем хозяин, — с притворным вниманием наблюдал, как его помощники пробираются между стопками, ящиками, полками и бочками, составлявшими теперь личную библиотеку доктора Уотерхауза. Один из них шагнул к открытому бочонку. Гость стремительно зацокал языком, захмыкал, защёлкал пальцами, торопясь его остановить.

— Надо думать, всё, что доктор Уотерхауз уложил в бочки, отправляется в Бостон.

Когда помощники занялись сортировкой, он обернулся к Даниелю и заискрился, как бокал шампанского.

— Не могу выразить, какое огромное удовольствие видеть вас, старина!

— Вряд ли вид мой способен доставить удовольствие, мистер Пепис, но весьма благородно было изобразить его с таким жаром.

Самюэль Пепис выпрямился, сморгнул и приоткрыл рот, словно торопясь вставить заготовленные слова. Рука задрожала и потянулась к карману, в котором все эти тридцать лет сберегался камень. Однако некий джентльменский инстинкт подсказал ему не нарываться на столь ранней стадии разговора.

— По тому, что говорят в Обществе, я думал, вы уже в Массачусетсе.

— Мне следовало начать сборы сразу после Революции, — признал Даниель, — но я ждал, пока Джеффрис встретится с палачом в Тауэре. Тут наступил апрель, и я понял, что до отъезда из Лондона должен ликвидировать свою жизнь. Даже не думал, что это такая морока. Куда удобнее: раз — и умереть, предоставив другим скучные хлопоты. — Он махнул на стопки книг, быстро убывающие по мере того, как армия наёмных библиотекарей несла их своему полководцу — Пепису — и складывала у его ног. Тот взглядывал на титульный лист и глазами показывал, вернуть книгу на место или забрать. Отобранные тома несли старику-счетоводу, который, вооружившись переносным бюро, пером и чернильницей, составлял опись.

Слова «раз — и умереть» стали для Самюэля Пеписа вторым тяжким искушением; он вынужден был сжать руку в кулак, чтобы не сунуть её в карман. По счастью, его отвлёк помощник, поднеся раскрытый фолиант с гравюрными изображениями рыб. Пепис на мгновение свёл брови. Впрочем, он тут же узнал и сразу отверг книгу. Несколько лет назад Королевское общество издало её избыточным тиражом. С тех пор члены Общества всеми правдами и неправдами сбагривали друг другу экземпляры, пытались использовать их в качестве универсального платёжного средства, придавливали ими гербарии, подпирали колченогие столы и прочая, и прочая.

Даниель был по натуре человек не злой, но его тошнило несколько дней кряду, а соблазн помучить Пеписа в третий раз был слишком велик.

— Ваш суд скор и безжалостен, мистер Пепис. Книги отправляются одесную или ошуюю. Когда в бурю опрокидывается корабль и перед святым Петром выстраивается очередь промокших душ, даже он не успевает рассортировать их так быстро.

— Вы меня дразните, мистер Уотерхауз; вы разгадали мою уловку и знаете, зачем я пришёл.

— Отнюдь. Что вы поделываете с Революции? Я ничего о вас не слышал.

— Я ушёл в отставку, мистер Уотерхауз, и посвятил себя науке. Сейчас мои цели: собрать библиотеку не хуже, чем у сэра Элиаса Ашмола, и хоть в малой степени заполнить пустоту, оставшуюся после вашего отхода от повседневных дел Королевского общества.

— Вам, наверное, хотелось окунуться в жизнь нового двора, нового Парламента…

— Ничуть.

— Странно.

— Двигаться в таких кругах — всё равно, что плыть. Плыть с камнями в карманах! Нужны постоянные усилия. Остановиться — смерть. Пусть этим занимаются те, кто помоложе и поживей, как ваш друг маркиз Равенскарский. В мои лета куда приятней стоять на суше.

— Что насчёт камней в карманах?

— Простите?

— Ваша реплика, мистер Пепис, — я вас к ней плавно подвожу.

— Отлично! — Пепис одним прыжком оказался возле кровати и поднёс старый добрый камень к самому лицу Даниеля.

Даниель впервые видел его так близко. Сейчас он приметил два симметричных отростка вроде рогов, которые начали расти в мочеточники, ведущие к почкам мистера Пеписа. Ему сделалось нехорошо, и он перевёл взгляд на лицо мистера Пеписа, которое было почти так же близко.

— СМОТРИТЕ! Моя смерть — преждевременная, бессмысленная, отвратимая. Моя и ваша, Даниель. Однако свою смерть я держу в руке. Ваша — вот здесь. Не вздрагивайте, я не стану вас трогать, только показываю, что ваш камень в двух дюймах от моей руки, когда я держу её здесь. Мой камень у меня в руке. Всего два дюйма! И всё же для меня это малое расстояние означает лишние тридцать лет жизни. Тридцать лет — и, Бог даст, ещё десяток-другой, чтобы пить, любить женщин, петь и учиться. Умоляю, Даниель, обратитесь к врачам, пусть камень переместят на два дюйма в ваш карман, где он сможет пролежать ещё четверть века, ничуть вас не беспокоя.

— Это очень важные два дюйма, мистер Пепис.

— Не спорю.

— В Чумной год, в Эпсоме, я помогал мистеру Гуку вскрывать различных животных, в том числе людей. К тому времени я сам мог резать почти любой орган почти любого животного. Однако меня всегда ставили в тупик шеи и несколько дюймов вокруг мочевого пузыря. Их приходилось оставлять мистеру Гуку, куда более искусному. Все эти отверстия, сжимательные мышцы, железы, невероятно важные каналы…

При упоминании Гука Пепис просветлел, как будто вспомнил, что собирался сказать, но по мере того, как Даниель продолжал урок анатомии, лицо его поскучнело.

— Разумеется, я всё это знаю, — оборвал он Даниеля.

— Не сомневаюсь.

— Знаю всё это на собственном опыте, к тому же я имел возможность освежить свои познания всякий раз, как очередной мой близкий друг умирал от камня. На память приходит преподобный Уилкинс…

— Низко, очень низко с вашей стороны, мистер Пепис, вспомнить сейчас о нём!

— Он смотрит на вас с Небес, говоря: «Жду, не дождусь встречи, Даниель, но готов потерпеть ещё лет двадцать-тридцать, ради всего святого не торопитесь ко мне, удалите камень и завершите свой труд».

— Я искренне считаю, что ничего более позорного вы уже не скажете, мистер Пепис. Пожалуйста, оставьте больного человека в покое.

— Отлично!.. Тогда едем в паб.

— Спасибо, мне нездоровится.

— Когда вы последний раз принимали твёрдую пищу?

— Не помню.

— А жидкую?

— Я не имею намерения принимать жидкость, поскольку не могу её выводить.

— Всё равно едем в паб, мы устраиваем вам проводы.

— Отмените их, мистер Пепис. Начались равноденственные шторма. Отправляться сейчас в Америку было бы глупо. Я договорился с одним очень старым знакомым, мистером Эдмундом Поллингом, который давно собирается перебраться в Массачусетс вместе с семьёй. Мы условились в апреле следующего года взойти на строящийся сейчас корабль «Торбэй» и примерно через…

— Вы умрёте в течение недели.

— Знаю.

— Самое время для проводов. — Пепис дважды хлопнул в ладоши. Хлопки почему-то отозвались глухим стуком в соседней комнате.

— Я не дойду до вашей кареты.

— И не надо, — сказал Пепис, открывая дверь. За ней стояли двое носильщиков с портшезом — очень маленьким, не больше саркофага, сделанным специально, чтобы пассажира можно было внести прямо в дом. Такими предпочитали пользоваться стеснительные особы, в частности, проститутки.

— Фи, что люди подумают?

— Что Королевское общество пригласило на своё заседание загадочную личность — исключительно с научной целью! — отвечал Пепис. — Бросьте, не думайте о наших репутациях, их уже не испортить, и у нас будет уйма времени с этим разобраться.