Принц Галлии - Авраменко Олег Евгеньевич (книги бесплатно без регистрации txt) 📗
Благо к этому времени все высокие гости уже были во дворце, где после продолжительного перерыва на отдых состоялся пир. Филипп явился на него свежий, взбодренный недавним купанием; но стоило ему сделать глоток вина, как на него с новой силой навалилась усталость, и едва начался пир, он с таким нетерпением ожидал его окончания, что почти ничего не съел.
Сегодняшние состязания отбили аппетит также и у Маргариты. Она вообще не соизволила явиться к праздничному столу, ссылаясь на плохое самочувствие, чему Филипп охотно поверил. Прекрасно знали о причине ее недомогания и остальные гости. Кое-кто даже мысленно упрекал Филиппа за проявленную невежливость в отношении хозяйки празднеств, однако большинство склонялось к мысли, что Филипп сделал удачный выбор, выказав почтение императорской дочери, чей род правил Италией еще в те времена, когда весь остальной мир прозябал в варварстве.
Сам Филипп был просто очарован юной принцессой. Его приятно поразил ее гибкий мальчишеский ум, сочетавший в себе детскую непосредственность с вполне зрелой рассудительностью и начисто лишенный той специфической женской практичности, которая подчас вызывала у Филиппа раздражение. Вскоре между ними завязался такой оживленный разговор, что на губах у присутствующих начали появляться понимающие улыбки.
Впрочем, ни обстоятельства, ни состояние духа Филиппа не располагали его к активным ухаживаниям. К тому же в поведении Анны не было и намека на жеманность или кокетство, она держалась с ним скорее как со старшим товарищем, а не как с представителем противоположного пола. Большей частью их разговор носил нейтральный характер, а если и касался взаимоотношений мужчин и женщин, то опосредствовано. Так, например, Анна спросила, кого из дам он желал бы видеть в ее свите в течение четырех последующих дней, и Филипп с удовольствием назвал имя Бланки Кастильской, прочие же кандидатуры оставил на усмотрение самой королевы. Анна одобрила его выбор, с каким-то странным выражением заметив, что у него, мол, губа не дура, а затем пообещала, что в ее окружении каракатиц не будет — только хорошенькие девушки.
Чуть позже к Филиппу подошел маршал-распорядитель турнира и осведомился, намерен ли он отстаивать титул сильнейшего в завтрашних групповых состязаниях. Филипп ответил отказом, объяснив под добродушный хохот пирующих, что пленен чарами своей королевы и собирается, как верный рыцарь, находиться при ней, чтобы защищать ее от всяческих поползновений со стороны других претендентов.
Затем Филиппу пришлось выручать из неловкого положения графа Шампанского. Как мы уже знаем, в схватке с Хайме де Барейро Тибальд здорово ушибся и не был уверен, сможет ли на следующий день стать во главе одной из партий в общем турнире. Но и отказываться он не решался, поскольку ушиб, даже самый сильный, в рыцарской среде принято было считать сущим пустяком. Видя, как смутился Тибальд, когда к нему направился маршал, Филипп в спешном порядке взял слово и заявил, что в свите королевы любви и красоты, помимо дам и девиц, должны находиться и кавалеры — хотя бы для того, чтобы заботиться об упомянутых дамах и девицах.
Присутствующие сочли это несколько забавное требование, тем не менее, вполне законным. В числе прочих кандидатур в кавалеры Филипп назвал также имя Тибальда де Труа, который с радостью ухватился за его предложение. По сему, к всеобщему удовлетворению, предводителями двух противоборствующих партий были назначены Эрнан де Шатофьер и Гуго фон Клипенштейн.
С окончанием общей трапезы окончились и мучения Филиппа. Достопочтенные господа принялись за десерт, а дамы и притомившиеся за день рыцари разошлись по своим покоям.
Возвратясь к себе, Филипп застал в гостиной весьма живописную картину. Посреди комнаты на устланном коврами полу сидели Габриель де Шеверни, Марио д’Обиак и Марк д’Аринсаль и перебирали какие-то лежавшие перед ними вещицы, внимательно рассматривая каждую из них. Там было несколько кружевных манжет, пара дамских перчаток, один оторванный от платья рукав, десяток носовых платков с вышитыми на них гербами и инициалами, множество разноцветных лент для волос, а также всякие милые безделушки, вроде брошек, булавок и застежек.
— А это еще что такое? — произнес Филипп, скорее констатируя сам факт наличия этих вещей и их количество, чем спрашивая, откуда они взялись. Их происхождение было для него очевидно.
— Подарки от дам, монсеньор, — с улыбкой ответил д’Обиак. — Во время турнира господин де Шеверни велел их перехватывать, чтобы не раздражать вас.
— Понятненько. Ты, кстати, переусердствовал, Габриель. Меня они вовсе не раздражают — ведь это так трогательно! — Он присел на корточки и бегло взглянул на вещицы; затем сказал: — Ни чулок, ни подвязок, как я понимаю, нет.
— Чего-чего? — обалдело переспросил Габриель.
— Ну да, конечно, — будто не слыша его, продолжал Филипп. — Слишком изысканная публика для таких пикантных подарков… Стоп! — Он выудил из кучи безделушек великолепной работы брошь и осмотрел ее со всех сторон. — Вот это да! Если только я не ошибаюсь… Кто ее прислал?
— Принцесса Кастильская, — ответил д’Аринсаль. — Старшая, госпожа Бланка. Подарки принимал я.
Одобрительно мурлыча, Филипп приколол брошь к левой стороне камзола.
— Пусть Монтини побесится, чтоб ему пусто было.
— Да, насчет Монтини, монсеньор, — отозвался д’Обиак. — Сегодня ему здорово помяли бока, когда он разнимал на трибунах дерущихся.
— Так ему и надо, выскочке! — обрадовался Филипп. — Гм… Спасибо за приятную новость, Марио.
— Рад вам служить, монсеньор.
— Знаю, старина. И будь уверен, ценю это. Но на сегодня твоя служба закончена. Как, собственно, и Марка. — Тут он щелкнул пальцами. — Да, вот еще что. Чей это рукав?
— Одной юной и чертовски симпатичной барышни из окружения госпожи Анны Юлии. Имя, к сожалению, я позабыл.
— Ах да, вспомнил! Я видел в римской ложе девицу без рукава… как бишь ее зовут?… Диана Орсини, вот как! Что ж, возьмем на заметку. — Он облизнулся. — Ну, ладно, ребята, вы свободны, ступайте. Сегодня будет дежурить Габриель.
С этими словами Филипп проследовал в соседнюю комнату, где при помощи Габриеля сбросил с себя верхнюю одежду и облачился в просторную бело-пурпуровую тогу — одну из пяти, подаренных ему императором Августом. Развалившись на диване, он сладко потянулся, широко зевнул и лишь тогда с удивлением заметил стоявшего в дверях д’Обиака.
— Чего тебе, Марио?
Парень растерянно заморгал.
— Я думал, монсеньор, что сегодня моя очередь дежурить в ваших покоях…
— И договорился с Беатой де ла Пенья, — понял Филипп. — Ладно, черт с тобой, оставайся. Когда она придет?
— В полночь.
— Вот в полночь и приступишь… мм… к дежурству. А пока ступай в гостиную и не вздумай подслушивать, иначе велю вышвырнуть тебя вон. Все понял? Теперь вон отсюда, пока я не передумал.
Д’Обиак опрометью выскочил из комнаты и плотно затворил за собой дверь.
Габриель пододвинул ближе к дивану стул и присел.
— Интересно, — произнес Филипп. — Как сейчас Маргарита?
— Очень расстроена, но довольно спокойна, — ответил Габриель, хотя вопрос был чисто риторическим. — Велела читать ей Новый Завет.
— О! Это серьезно… Стало быть, ты виделся с Матильдой? Как она?
Габриель понурился и промолчал.
— Бросил бы ты эту затею, дружок, — сочувственно сказал Филипп.
— Нет, — упрямо покачал головой Габриель. — Я добьюсь ее любви.
— Что ж, воля твоя…
Некоторое время оба молчали. Несмотря на усталость, с лица Филиппа не сходило озабоченное выражение.
— Наверное, вам пора ложиться, — отозвался наконец Габриель.
— А я и так лежу, — полушутя ответил Филипп.
— Вас что-то грызет?
Вместо ответа Филипп вскочил с дивана, вступил ногами в тапочки и важно прошествовал по комнате к противоположной стене и обратно. Глядя на его тогу и торжественно-взволнованное лицо, Габриель невольно подумал, не собирается ли он произнести какую-то напыщенную речь.
