Низвергатели легенд - Мартьянов Андрей Леонидович (книги хорошего качества .TXT) 📗
– Не расстраивайтесь, не сержусь, – отрекся Казаков. – Интересно, что внутри? Каждый такой сундук тащили семеро отнюдь не слабеньких мужиков и кряхтели на весь двор. Посмотрим?
– Как? – удивилась Беренгария. – У нас нет ключей. И потом, сундуки принадлежат Элеоноре. Вряд ли будет прилично…
– Ваше высочество, – Казаков недоуменно взглянул на принцессу, – мы же не воровать собираемся. Откроем, глянем, закроем. Никто ничего не узнает. Дайте-ка сюда ваш ножик, которым вы так удачно запустили в глаз оленю прошедшей ночью…
Замок ближайшего сундука оказался достаточно простым, а Беренгария пояснила, что, судя по исполнению, сделан он в Византии. Конечно, ромеи могут добавить в примитивный механизм свои особенные хитрости, наподобие вылетающей в самый неожиданный момент иглы с ядом, предназначенной для незадачливого взломщика, но подобное делается не для огромных ящиков, а для личных шкатулок, где хранится переписка или особенно дорогие украшения.
Запорное устройство капитулировало со второго раза. Тонкое лезвие кинжала под ужасливо-восхищенным взглядом Беренгарии задело нужную пружину и язычок замка, щелкнув, отпал. Казаков поднял крышку.
Поверху содержимое было укрыто плотной промасленной холстиной, и ей же обивались стенки сундука. Отбросив ткань, мессир оруженосец узрел множество кожаных мешочков, совершенно одинаковых по виду.
– Та-ак… – протянул он, доставая первый попавшийся и растягивая шнурок, связывавший горловину. На свисавшую с веревочки печать Казаков не обратил внимания и та развалилась. Ничего страшного, если один мешочек поврежден, это только случайность или недосмотр отправителей. – Ого! Никогда ничего подобного не видел!
Ему на ладонь посыпались крупные и очень тяжелые золотые монеты – круглые, квадратные, многоугольные… Некоторые украшались арабской вязью, на других был виден христианский крест, третьи несли на себе рубленые изображения сидящих на троне людей или имен монархов. Перед Казаковым оказались пять семипудовых сундучин, доверху набитых золотом.
– Вот это я понимаю – наличность, – по-русски пробормотал оруженосец сэра Мишеля, а ныне и верный слуга королевы Элеоноры Аквитанской. – Почти полтонны золота! Мечта любого кладоискателя…
– Что вы сказали? – заинтересовалась Беренгария, тоже рассматривавшая монеты. – Впрочем, неважно. Какая интересная чеканка, наверное, арабская, жаль, я не знаю язык… Ничего себе! Марка Карла Великого! Стертая совсем, но выбитые буквы сохранились. А вот совсем новая монета Филиппа-Августа… Правильно говорят о тамплиерах – в их руках все богатства мира, точнее, та часть, что досталась Европе.
– Давайте-ка положим все на место, – ответил на это Казаков, пересыпая деньги обратно в мешочек и возвращая его в гостеприимное лоно сундука. – Иначе Элеонора рассердится. Хотелось бы знать, к чему королеве столько золота?
– Я догадываюсь, – ответила Беренгария. – Для Ричарда. Элеонора Пуату влезла в долги к Ордену Храма или заключила с тамплиерами какую-то сделку. Думаю, вскоре мы все узнаем. Запирайте сундук, шевалье.
Их величество король Франции Филипп-Август Капетинг изволили трапезничать.
Свитские из тех, что постарше и которые помнили старого короля Людовика VII, в один голос утверждали: характером Филипп похож на батюшку, а вот обликом – отнюдь. Людовик был высок, тощ, носил темные, похожие на монашеские одеяния, и его куда чаще можно было встретить в церкви, нежели на королевском совете. Набожность Луи VII частенько переходила в ханжество, ибо известно, что неумеренность в радении оборачивается грехом и неразумностью в жертвованиях. Питался король самой простой пищей, тратил на содержание двора сущие гроши, а к старости, позабыв о том, что он не один на этом свете, начал требовать от дворян оставить светские развлечения, покаяться и вести жизнь сугубо аскетическую. Неудивительно, что Элеонора Пуату около сорока лет назад сбежала от Людовика к блистательному Генриху Английскому.
Филипп-Август тоже не любил охоту, турниры и прочие дворянские забавы, однако не запрещал остальным радоваться жизни. По примеру старинных королей, которым всегда давали прозвища, к нынешнему монарху помаленьку прилепилось наименование «Тихий». Однако этот тихоня, получив трон в 1180 году, ухитрился полностью разгромить коалицию самых знатных сеньоров, противостоявших самодержавной власти Капетингов – Бургундия более тяготела к Священной Римской империи и даже некоторое время была в ее составе, вечно бунтовала огромная и беспокойная Фландрия, графы Намюр, Блуа и Шампань подумывали о том, что им вполне можно обойтись без всякого сюзерена, в Нормандии и Аквитании шла война между Старым Гарри и его сыновьями… Словом, Филиппу досталось весьма разобщенное и вечно готовое к мятежу королевство.
Как известно, рыбу лучше всего ловить в мутной воде. Поэтому молодой Капетинг и выкрутился. Филипп не воевал, он лишь стравливал противников между собой, плел интриги, а когда следовало вмешаться в события силой оружия, звал на помощь английских принцев, обосновавшихся в Аквитании. Бургундия замирилась и герцог номинально признал сюзеренитет короля, от Фландрийского графства удалось оттяпать несколько ленов и включить в монарший домен, граф Блуаский сцепился с графом де Шампань и тихая война между собой поглотила все их силы, а Филипп-Август, потихоньку расширяя владения и не тратя лишних денег, становился сильным королем.
Потом Филипп положил глаз на английские владения и прежде всего – на богатейшую Аквитанию. Этому помогла прежде всего нелюбовь анжуйцев и аквитанцев к Старому Гарри – рыцари Пуату во время войны с Генрихом присоединились к войску французов. Генрих был побежден, Филипп с Ричардом заставили короля подписать договор, по которому Англия передавала Франции многочисленные земли на континенте и выплачивала контрибуцию, но вот незадача: спустя несколько дней Генрих умер от огорчения и теперь условия договора предстояло выполнять Ричарду.
Львиное Сердце, как всегда, оказался обманут. Какого черта папенька подписал соглашение с Филиппом, если знал, что умирает? Почему это Ричарду теперь придется платить французам за прегрешения своего отца? А плата-то не маленькая!
Четвертый сын Элеоноры Пуату позабыл, что сам участвовал в подготовке договора и силой заставил Старого Гарри с ним согласиться. Теперь Ричард не хотел выполнять поставленные Филиппом условия, но слово, как известно, не воробей. Так Филипп-Август за здорово живешь и без малейших усилий отнял у Англии солидный кусок земель, а дружба двух монархов на сем прекратилась, Ричард же получил громкий нагоняй от матушки. За глупость и расточительство.
Филиппу Крестовый поход совершенно не требовался. Зачем? Вернуть Иерусалим – замечательная мысль, но этим должны заниматься рыцари наподобие Ричарда Львиное Сердце или старого волка Фридриха Барбароссы. Во Франции хватает своих забот. Однако расчетливый Филипп понял, что можно будет запросто использовать огромное войско английского короля в своих целях – Ричард обязательно ввяжется по дороге в какие-нибудь истории (вдруг ему взбредет в голову отбить у Византии средиземноморские острова?), что пахнет неплохой прибылью. По договору между союзниками вся добыча делилась пополам. То есть Ричард завоевывает, а Филипп забирает половину. И куда смотрела тетушка Элеонора?..
Помимо того, отказываться от принятия креста просто неудобно. Барбаросса идет, Плантагенет, самые знатные герцоги… Но если уж предстоит война с сарацинами, к ней нужно тщательно и нерасточительно подготовиться. Ричард потратил огромные деньги (почти все золото, кстати, осталось во Франции, ибо припасы Львиное Сердце закупал в Бургундии и Провансе), его войско достойно восхищения, весьма многочисленно и сильно. У германского императора почти сто тысяч человек. Добавим норманнов, итальянских баронов, возможно, византийцев. Огромная армия! К чему тогда тратиться на сбор своей? Несколько королевских отрядов, а далее вассалы Филиппа соберут свои копья (разумеется, на собственные средства) и можно отправляться. Денег уходит минимум, а польза для королевства великая. Так и быть, год или полтора на Крестовый поход потратить можно, тем более что во Франции сейчас на удивление спокойная жизнь. Главные противники замирены, Фландрия побеждена, а Лангедок затаился и варится в собственном соку.
