Царь с востока - Хван Дмитрий Иванович (читать хорошую книгу .txt, .fb2) 📗
Романов открыл глаза, поправив влажную материю, что была положена на лоб:
- Афанасий...
- Слушаю, государь, - склонил голову боярин, подвинувшись к императору чуть ближе.
- Вот ежели помру я, - тем же обессиленным голосом заговорил Романов, - кому всё наследовать - и державу, и титул?
- О том ранее заботиться следовало, великий государь, - спокойно отвечал Ордин-Нащёкин, тяжко вздохнув и насупившись. - Кто, как не я, о том каждый Божий день тебе говорил? Но ты же не слушал своего...
- Нешто Долгоруким отдать? - продолжал говорить Никита, будто и не слыша своего ближайшего чиновника.
- Господь тобой, Никита Иванович! - удивлённо, с трудом подавляя эмоции, отмахнулся Афанасий, широко раскрыв глаза. - Сызнова смута учинится! Ужель Богом данного царевича не сыскати?
- Сокол ответ свой дал? - взглянул на боярина властитель Руси.
В этот миг за дверью покоев послышалось какое-то шуршание, и вскоре в приоткрывшуюся дверь осторожно вошла помощница Ирины, неся на серебряном блюде закрытый крышкою кубок. Отчаянно краснея, она подложила подушку под спину приподнявшегося императора и передала ему в руки кубок, после чего, склонив голову и пятясь, покинула покои. Никита открыл крышку изящного кубка саксонской работы, и воздух моментально наполнился ароматом травяного отвара, от коего вмиг защипало в носу. Боярин едва не чихнул, с трудом сдержавшись.
- Так что Сокол? - повторил вопрос Никита Иванович, зажмурившись и отпивая по чуть-чуть принесённого отвара.
- С Ангарского Двора ответ был даден, - проговорил боярин, вынимая из стопки бумаг грамоту, перевязанную красной лентой. - Сокол пишет, что де по смерти государя, блаженной памяти Михаила Фёдоровича, учинил он отказ свой и потомков своих от трона московского на вечные времена. А оттого не может он сына своего прислать на Собор. Но...
- Но? - с интересом повернул голову император.
Боярин выдохнул, будто готовясь к чему-то неизбежному, и, взявшись за ангарскую бумагу, прочитал:
- В грамоте сей Царь Руси Сибирской и иных земель властитель Вячеслав Андреевич Соколов предлагает великому императору русскому и многих областей властителю, Романову Никите Ивановичу с ласкою и отеческим радушием принять отрока Романова Владимира Алексеевича, будто сына родного... - Ордин-Нащёкин осёкся и замолчал, увидев исказившееся лицо государя слишком близко от глаз своих.
- И ты молчал, паскудник?! - зашипел император, испугав боярина так, что тот едва не свалился с креслица на турецкий ковёр, расстеленный у кровати. Государь же вмиг ослаб и, уронив голову, тяжело опустился на подушку, пролив часть горячего ещё отвара на белоснежное покрывало.
- Грамоту оную получил я недавно, - оправдывался бледный Афанасий. - Бумагу принёс посыльный со Двора Ангарского, а с нею я во дворец к тебе и явился. Не гневайся батюшка-государь, на верного слугу твоего, ибо по чести...
- Замолчи... - устало махнул рукой Никита, - да скажи мне - стало быть, Милославские к Соколу бежали? Али он наказал их доставить к себе силою?
- Всё одно, государь! - со спешкою заговорил боярин, выставив перед собой ладони. - Разве сын Милославской не токмо по твоей же воле и объявился? Допрежь и не слышно о нём было вовсе!
- Сын Милославской... - усмехнулся Никита. - Что же ты мелешь, Афанасий? Это сын Алексея Михайловича, светлой памяти царя русского.
- Прости неразумного, государь! Прости! - приказной голова вмиг упал на колени перед императором и попытался облобызать его руку, но Никита сумел вовремя отдёрнуть её.
- А ну! Уймись! - Романов приложил ладонь к влажной материи на лбу. - Докладывай, что на украйнах ныне делается, что воеводы пишут да на что жалуются.
- Из Каменца князь Барятинский пишет, - зашуршал бумагами боярин, - турки из Хотина дерзают на нашу сторону ходить. От того убийства учиняются да в полон людишек часто хватают. А ещё поганые предерзкими словами похваляются, будто скоро Подолье да прочие землицы султану турскому отойдут. С казаками и солдатами схватываются постоянно, а в нашей крепостице Жванец, что супротив Хотина стоит, стены до сих пор не чинены...
- Персиян надобно принять в первую очередь, - Романов поднял руку и указующе ткнул пальцем в бумагу. - Буду говорить с ними. Надобно союз сей завесть.
- А к сему союзу и клятву с шаха Аббаса взяти - более не учинять набеги на терские городки и граничную черту пределов наших не нарушать, - добавил Афанасий, на что государь степенно кивнул.
- На польских украйнах спокойно ли? - после недолгой паузы снова заговорил император.
- Спокойно, государь, - кивнул боярин с готовностью. - Да токмо с ляшской стороны в Перемышль и Белосток людишки приходят, на землице нашей поселится, немцы разные средь них да словяне тож. А ещё с Эзеля, владения Сокола, кашубцы да прочие идут в Пернов и Ригу во множестве. А бароны немецкие да прочие, насильно садят их на свои земли да всякие насилия учиняют. Оттого эзельский наместник, князь Паскевич просит тебя, великого императора русского, пришлых людишек селить на пустых землицах.
- Это где же таковые имеются? - усмехнулся Никита, посмотрев на боярина.
- Он и пишет, - продолжил Ордин-Нащёкин, ткнув пальцем в бумагу. - А сели их, великий государь на берегах Волги да в низовьях Днепра. Тако же за Урал посылай тех бессемейных, кто молод да крепок телом.
- Ишь, наместник каков! Советы мне даёт, будто за Русь радеет, - прикрыв глаза, с улыбкой произнёс Романов. - Что же, пусть так и будет. Дело то нужное. Неча землице впусте пропадать.
- Свеи ныне же не грозны, - продолжал отчёт приказной голова, доставая следующую бумагу, - вот пишут из Канцев да с Ладоги - купцов наших и православных, что в ихнех пределах обитают, более не притесняют, смирны соседушки стали.
- Магнус не дурак, - сняв со лба не охлаждающую уже тряпицу, Романов, покряхтывая, сел на кровати, свесив ноги. - Фредерик Датский желает Швецию под унию подвесть, дабы яко Норвегией владеть и оным королевством.
- Ежели будет так, - нахмурился боярин, - то Дания станет слишком сильна.
- Вот оттого Делагарди более не чинит нам зла, а прежний король Карл Густав продал мне свои последние владения в Ливонии, - проговорил Романов, глядя перед собой. - Надобно теперь сторону отрока Карла Шведского держать втайне.
- Верно, государь, - облегчённо вздохнул Ордин-Нащёкин. - Спальников звать?
Но император не ответил, думая о чём-то своём, устремив немигающий взгляд будто бы мимо сидевшего рядом Афанасия. Наконец, пожевав губами, Романов снова заговорил:
- Отрока-то, Владимира, надобно признать при народе... Дабы никакого обмана или лжи не было, а после смерти моей никто и не посмел смуты учинить, - вернулся к обсуждению наследника император. - Гляди, Афанасий, ты да Павел будете оберегать его от зла. А более никого у него и не будет. Ежели не уследите, вовсе пресечётся род наш, как пресеклись Никитичи и прочие колена.
- Государь! - боярин бросился на колени, ухватив императора за ладонь и целуя её. - Живот свой положу, но отрока оберегу! Пуще всего беречь буду!
- Полно, - отдёрнул лобызаемую руку Никита. - Сначала признать надобно его. Не лжа ли это, не самозванца или вора Сокол прислать на Русь желает. Нынче же пошли человека на Двор Ангарский да, смотри, втайне! Пусть царевича везут в Москву вскорости, поспешают! Не ровен час...
Ордин-Нащёкин взглянул на государя полными слёз глазами, решительно свёл брови и кивнул, сжав кулаки. Поднявшись, он поклонился императору, а тот жестом усадил его в кресло и позвал служку звоном колокольчика.
- Спальников кличь, одеваться буду, - повелел государь, а затем обратился к притихшему боярину. - Теперь о турских украйнах сказывай да не утаи ни слова из грамот воеводских. Чую, наследнику с османами крепко драться придётся. Ох, крепко!
Окрестности Владиангарска, сентябрь 1661.
Солнце постепенно исчезало за сопками, раскрашивая темнеющее небо в мрачно-багровый цвет. Темнота и прохлада наваливалась на лагерь со всех сторон, подстёгивая усталых подростков ещё быстрее устанавливать палатки и раскладывать костры у самой стены леса, что начинался на пологом берегу бегущей по камням речушки. Вскоре заморосил мелкий дождик, из леса тут же потянуло сыростью прелой хвои. Похолодало. Пар от дыхания вился у лиц ребят, которые споро и умело обживали пустынный берег. Первые в сентябре ночные заморозки помимо хлада принесли людям и долгожданное избавленье от мошки и гнуса, настоящего проклятия тайги. Ещё совсем недавно лишь на открытой воде, на хорошо продуваемых ветром пространствах да в дыму тлеющего мха, понакиданного на угли, можно было спастись от докучливо звенящей в воздухе своры кровопийц.
