Римская рулетка - Ярвет Петр (читать полностью бесплатно хорошие книги .txt) 📗
– Смотри, он рисует, – сказал главный бузотер, с горизонтальными усами и бородкой, темнолицый и жилистый. – Дяденька на песочке рисует. Дяденька в детстве не нарисовался. Тебе сколько лет, дяденька, можно спросить?
Они повалили философа на землю и, продолжая допытываться, сколько ему лет и не пора ли вырасти и делом заняться, стали кормить Фагория песком, тем самым, на котором были нарисованы доказательства возможности разумной жизни за многие миллиарды локтей от Земли.
Поэт Юлий встретил это утро со стилосом в зубах. После провала на Форуме и триумфа в казино лишенный на некоторое время материальных затруднений, он загорелся идеей создания убийственной сатиры, которая не только придаст ему вес и положение в богемной тусовке, но может и прославить в потомстве. И вот, как назло, ни одной рифмы, ни одной литоты, ни даже элементарной сатирической метафоры в голову не лезло. Первая строчка придумалась сразу, она была хороша, она обещала головокружительный водоворот остроумия:
– Не гуси Рим спасают…
Но к ней следовало как-то подверстать содержание стиха, да и не на одну страницу. А Юлий понятия не имел, кого, собственно, собирается высмеять и пригвоздить к позорному столбу. Что значит «не гуси…»? Значит, кто-то все же спасает, не без героя в своем отечестве, так, что ли? Так какая же это сатира? Панегирик, да и только. Может быть, подойти с другой стороны, начать с гусей? Гусь – птица комическая, шипит, щиплется, умом не отличается. Может быть, в том и смысл, что хороши, мол, те гуси, кто воображают, что без них жизнь в Риме остановится. Справимся и без вас, не надо нас спасать! Нет, очень уж мудреное построение выходит. Тут и одна простая рифма в голову не лезет, а ведь, как пить дать, без сложной-переносной не обойдется.
Внезапно Юлий обнаружил, что он в комнате не один. Он обратил на это внимание, поскольку восковую дощечку с гениальной фразой грубо вырвали у него из рук. В комнату, как выяснилось, пока он грезил над рифмами, набилась целая толпа жителей улицы Кривоногой козы, предводительствовал которыми парень с копытом на ременной пряжке.
– Вот от таких, как он, – предводитель ткнул в сторону Юлия занозистой дубинкой, выломанной из ближайшего штакетника, – все зло и есть. Да не прогневается на меня Феб Кифаред, я сам люблю на досуге книжки почитать. Но вот эти стишочки… На Форуме не продохнуть, рабы по улицам ходят, наших девчонок лапают, а этот – стишочки! Работать иди! – заорал он на купидоновидного юношу, у которого все кудряшки разом встали дыбом.
Поэт понял, что поэтическая критика вышла на какой-то новый, доселе неведомый уровень.
– Не гуси Рим спасают! – иронически прочел и без того начитанный боец самообороны. – Похоже, этот тип замахивается на нашу историческую память. И я начинаю понимать, почему такие, как он, выигрывают в казино, где заправляют иностранные гомики… Дайте мне факел и ищите! Он выиграл один к тридцати шести, я видел это сам!
Юлий остекленело покосился на свой бедный стол, где небрежно брошенным валялся кожаный кошель, неплотно завязанный и пустой. После раздачи всех долгов поэт накупил себе еды, чтобы писать сатиру без помех. И точно, погромщики стали вытаскивать отовсюду бараньи ноги, кольца колбас и плитки импортного рахат-лукума, а начитанный парень с копытом, заполучив наконец-то факел, с садистской усмешкой поднес к нему восковую табличку.
Громкий вопль потряс убогую обитель поэта, вернее, это были два крика, слившиеся в один. С быстротой молнии Юлий бросился к тому, кто посягнул на бессмертную строку, и, повинуясь неведомому инстинкту, изо всей силы ткнул его в шею своим туповатым стилосом. Бывший охранник на рыбном рынке отчаянно вскрикнул. Через секунду у него с бульканьем потекло изо рта, и тут же, со скоростью тараканов при включении света на коммунальной кухне, бросились вон из комнаты жители улицы Кривоногой козы, унося с собой съестные припасы.
– Засада! – кричали они. – Предательство!
Юлий дождался, когда незваный гость уронит факел, отобрал у него восковую дощечку и сел к столу одновременно с тем, как убитый остротой поэтического пера злодей рухнул на пол прямо как бревно. Юлия мутило. Впервые в жизни он убил человека.
– Это мышьяк.
К тому моменту, когда Святослав Васильевич Хромин добежал до казино, там еще не было ревущей праздничной толпы. На полу в вестибюле около поваленной клепсидры сидели и изучали разбросанные по полу мокрые и замасленные железки Дима и Айшат, последняя почему-то в юбке и криво надетом лифчике. Но младшему из братьев было не до удивления и соблюдения приличий. Дважды на пути от виллы диктатора его вытошнило прямо на улице.
– Это от нервов, – сказал он. – Лулла умер. Плавал, плавал и утонул.
Его снова скрутило от рези в желудке. Дмитрий Васильевич вгляделся в бледное лицо брата и спросил:
– А ты у него ничего не ел часом?
– Только пил, – прохрипел Слава. – Воду из-под крана. Надо было сразу взять власть в свои руки. Только я не умею брать власть.
– Погоди ты с властью, – нетерпеливо поморщился санитарный врач городов Рима и Петербурга. – Вкус какой-нибудь есть? Привкус во рту?
Слава глотнул и, поморщившись, кивнул:
– Железный.
– Это мышьяк, – уверенно сказал Дмитрий Васильевич Хромин. – Лулла не утонул. Просто ему кто-то в ванну поставил новые трубы из прекрасной розовой глины. И я даже догадываюсь кто. Ты много пил?
– Глоточек, – жалобно простонал доцент, постигший тайны мировой истории.
– Жить будешь, – резюмировал Дмитрий. – Ты, случайно, не умеешь собирать пистолет Макарова? Вот и мы с Айшат не умеем.
– Там должна быть затворная рама, – оптимистично откликнулась Айшат. Она ползала по мозаичному полу, протирая части пистолета от толстого слоя машинного масла, и раскладывала их в разных сочетаниях, как будто решала головоломку «сложи из кусочков зайца». – И еще возвратная пружина, и стопор гашетки.
– Похоже, у твоего дяди был авиационный пулемет, – подумал вслух Дмитрий и поднял палец предостерегающе: – Тихо все! А чего они так орут на улице? Слав, хвоста за тобой не было?
Слава не отвечал. Боль в животе проходила, но жизнь казалась бренной и копеечной. Мышьяк… На исповеди он не был давно и вряд ли окажется в ближайшее время…
– Береженого бог бережет, – решительно кивнул старший брат. – Вставай давай! От глоточка мышьяка не помирают даже старые мужья эффектных молодух. А вот если сейчас тебя тут надумают линчевать за убийство богоподобного кесаря… надо, по крайней мере, сначала собрать пистолет. В подвале отсидишься. Тут подвал глубокий, есть где развернуться, в смысле – спрятаться. Собирай железяки, Айшат.
Когда Андрей увидел раздолбанную ломом каменную кладку в нише и вросшее в землю бронзовое кольцо, он остановился, а следом остановился в полумраке подземелья и весь женский батальон смерти.
– Мы идем в «Олимпус»? – спросил он прямо.
– А ты узнаешь места? – ответила вопросом Пульхерия. Глаза ее заблестели.
– Ты меня потому и взяла? Проводником? – проницательно допрашивал Андрей.
Пульхерия заложила руки за спину и прошлась перед строем весталок, радующихся краткой передышке.
– Мальчик испугался! – объявила Феминистия. – Мальчик решил, что, когда в его услугах отпадет надобность, мы его прирежем, чтобы он никому нас не выдал. Успокойся, милый! Когда мы туда выберемся, выдавать будет уже некому. Мы тебя просто свяжем.
– Тогда вяжите здесь! – решительно заявил Андрей. – Я с твоими птичками под мечи легионерские идти не нанимался. Вот кольцо как раз – вяжите!
Он с вызывающим видом уселся на сундук, сложив руки за спиной, и пошарил ими. В сундуке лежали плетки, кожаное нижнее белье и приапы. Обоймы к пистолету Макарова там не было.
– Ты и ты, – кивнула тренерша рыжей и блондинке, – возьмите-ка этого истерика под локотки, да сделайте ему внушение.
Девушки подошли к Андрею и, пока не видело начальство, неловко улыбнулись в смысле: «Прости, чувак, сейчас мы тебя снова бить будем». Но Теменев решил, что с него вполне достаточно экзекуции в подземном спортзале.
