Вольные стрелки (СИ) - Макеев Максим Сергеевич (чтение книг txt) 📗
По началу в учебу военную не вмешивался, но со временем пришлось. Тут ведь как, выдали копье, щит, и крутись как хочешь. В смысле, постигай умения, а учитель тебя палкой направит по рукам. Потом в строй тебя поставят, в поход возьмут. Пару походов пройдет, если цел останешься, поймешь, как биться да строй держать. Потому слаженные дружины и ценились, все на практическом опыт постигалось, особенно строй. Видя такое дело, внесли изменения в Устав, да и напрягли Ивара изменить обучение. Тот сперва ругался, потом оценил. Теперь по второй крепости у нас ходил строй, да еще и с песней, строевая подготовка занимала чуть не половину занятий. Кто-то скажет глупость, особенно песни, однако же будет в корне не прав. Строевая подготовка позволят выработать "чувство локтя", на подсознательном уровне взаимодействовать с рядом стоящим товарищем. А песни - дыхалку развивают, особенно когда идешь с нагрузкой. Вот и разносилось теперь над деревней:
Мы не дрогнем в бою
За столицу свою,
Нам родная Москва дорога.
Нерушимой стеной,
Обороной стальной
Разгромим, уничтожим врага.
Песне вторили женские голоса, с суровым басом с жутким акцентом Брунгильды:
Не зря в судьбе алеет знамя.
Не зря на нас надеется страна.
Священные слова 'Москва за нами!'
Запомним мы на долгие года!
Других песен я не вспомнил, или они содержали много анахронизмов. В девятом веке петь про "Броня крепка, и танки наши быстры" я посчитал моветоном. Вот на трактор броню повесим, гусеницы приделаем, тогда можно. Но народ "моими" песнями заинтересовался, стал впитывать еще "творчества". Пришлось напрягать память, выуживать из нее стихи и додумывать то, что выудить не удалось. По деревне пошли переделки всяких советских песен. Ну не про "Джага-джага" же им рассказывать! Забавно было засыпать под приглушенное пение о "Так-так-так!" - говорит пулеметчик, Так-так-так!" - говорит пулемет" доносящиеся из актового зала. Так вот мы и пулемет поименовали, он теперь "Максимом" стал. В песне заменил слова, там немного, осколки германской гранаты теперь стали "От стрелы что в нас даны пускали", пожалуй и все.
Другие песни ходили по крепостным, менее воинственные. Про шумел камыш, про мороз, который не морозит, про соловья, что всю ночь галдел как не в себя. А по утру на работу народ шел, распевая про себя:
Нам нет преград ни в море ни на суше,
Нам не страшны, ни льды, ни облака.
Пламя души своей, знамя страны своей
Мы пронесем через миры и века.
Очень новые песни помогали, народ светился энтузиазмом. А еще они же довели нас до первых предпринимателей. Мужик подошел ко мне, скромный такой, руку заскорузлые, снял шапку и попросил ножик. Даже деньги приготовил, достал веером стопку бумажек. Шапку заставил одеть - зима уже, поинтересовался, зачем ему колюще-режущее. Тот оказался "дудкоделом". Делал разные дудки, свистульки, какие-то флейты. Такого рода вещи пользовались небольшим спросом, скучно и на выпасе, и в перерывах между работами. Из бересты резал, показал пару экземпляров - отлично получается! Но ножик он уже свой сточить успел, а новый взять негде, у нас кузницы общественной нет, и товаром металлическим пока не торгуем. Сел с мужиком, поговорили хорошо, внесли изменения в законодательстве. Оформили ему кредит товарный - наделали кучу всяких ножиков, ножичков, сверл, наждачной бумаги и прочего, чего он попросил, и много того, о чем он даже не знал. В одном из последних пустых бараков отгородили ему место у окошка, светильник поставили, оформили аренду помещения.
В свободное от общих работ время и в воскресенье мужик делал теперь разные музыкальные инструменты, продавал нам и крепостным. Плюс госзаказ на дудки для военных - большой толпой управлять без сигналов сложно, плюс мой заказ, на гитару, пару аккордов-то я знал, как любой нормальный мужик моего времени. Налог был вмененный - то есть плата за аренду его же и включала. Мы тот налог на дрова расписывали, на уборку помещения, тоже нашлась одна барышня желающая подзаработать, да на амортизацию - нам-то когда-то строить бараки заново придется. Леда, главный наш учетчик и бухгалтер, от концепции амортизации малость охренела, но потом вникла, осознала, начала более серьезно к учету подходить. Подбросил ей идею двойного учета, когда-то программу в бухгалтерию писал, пришлось освоить, барышня впала в экстаз, начала развивать самостоятельно это направление. Я ей потом еще про управленческий учет расскажу - вообще прозреет.
Последний барак у нас остался потому, что предпоследний сожгли. Ну не то что прям совсем, так, каморка с печкой выгорела. Уголек ли попал, или еще что случилось, но теперь он стоял с дыркой в стене, и не отапливался. Наши же крепостные теперь еще и гражданской обороной занимались - а то тот бардак, который образовался, пока тушили барак чуть к жертвам человеческим не привел. Учения по тушению пожаров проводили, по действиям в условиях мора, к ним особенно серьезно относились, по оказанию первой помощи. Наводнения и землетрясения трогать не стали. Вроде тут не трясет, и на заливает. Теперь у нас появились в бараках щиты пожарные, с топорами, баграми да ведрами и песком, да аптечки в каждом доме, с отварами, перчатками, масками, йодом, который таки получилось добыть из водорослей под конец осени. Аптечка была эпидемиальная, то есть хранилась до объявления мора. В прочих случаях надо было идти в санитарный блок.
Там - свои изменения. Веселина чуть отошла от своей потери, и присоединилась к моим микробиологам, сосредоточенно искала новые плесени, способы их выварки и прочее. Как она сказала, чтобы никто другой такого как она не пережил. А на стене в фельдшерской появился в рамке портрет. На нем стоял улыбающийся Ярослав, а за им - люди разные, мужчины, женщины, дети. Это Вера по мотивам таблички да наших рассказов сделала, чтобы Веселине приятно было. Парень с портрета смотрел на всех входящих, народ заинтересовался. История жизни хорошего человека, его самоотверженной гибели, дополнилась слухами, и расползлась по Москве. Я даже видел кучки людей, что несли еловые ветви, подражая Веселине, к идолу и табличке на Перуновом поле. Не знаю, живут ли сейчас все эти Гиппократы да Авицены (аптека так называлась моя ближайшая в будущем, вроде, имя какого-то врача), но у нас теперь появился свой символ медицинской работы. Парень, который себя не пожалел, но других от болезни спас. Такие вот дела. Портрету при входе народ чуть кланялся, Ярослав смотрел на людей с улыбкой...
Так вот и подошли к Новому году. Елку вырубать не стали - выкопали с большим куском земли, поставили в яму посреди второй крепости. Нарядили ее, много времени потратили, да и стекла с тканью порядочно ушло, даже мужика-музыканта пришлось к делу привлечь, на основе госзаказа. Крепостные косились на Елку, мы готовили сюрприз, и ничего не рассказывали. Наши готовили подарки, и Новогоднее представление. Я принимал отчет у Горшка:
- Ты на карту все перенес?
- Да, значки поставил, свои, правда, да Веселина помогла, - Горшок чуть запнулся, - вот тут нашел...
Парень долго рассказывал что и где обнаружил в своей "экспедиции", глину, песок, минералы, ручьи и речушки. Со стройматериалами вроде определись, качество глины и песка он указал. Минералы бить на части, что-то в коллекцию, что-то деду на опыты.
- ... Тут земля плохая, болото бывшее, мха много. Земля дымит, никуда не годна, в котелке грел ее, дым идет, да жар, и больше ничего. Вот тут камень интересный...
Земля. Под Москвой. На болоте. Дымит. Нахлынули воспоминания из будущего, репортажи всякие по телевизору:
- А ну-ка давай сюда землю ту, посмотрим на нее.
Горшок удивился, но ничего не сказал, достал тубус фанерный с образцом земли. Мы ему сделали такие вот тубусы, цилиндрические, и попросили буром в разных местах брать образцы. Он специальным сверлом небольшим выбирал образец, и в тубус тот складывал.
