По следам Добрыни - Членов Анатолий Маркович (книги регистрация онлайн txt) 📗

Но правом смены собственной династии обладал не только Владимир, но и его потомки. Как и он, все они были одновременно князьями и Древлянского и Варяжского домов и могли выбирать любую из династий сообразно своей политике. А в этих двух династиях оказались материализованы две противоположные политические программы. Неудивительно, что триумвиры, будучи узурпаторами и деспотами, провозглашали себя князьями Варяжского дома, а их противники – Всеслав и Ростислав с сыновьями – князьями Древлянского дома.

Борьба между двумя династиями, казавшаяся в 985 году поконченной бесповоротно, возобновилась в XI веке и стала главной осью политической жизни Руси. Устранить Древлянский дом с политической арены страны узурпаторам удалось только к середине XII века (когда оплот Всеславичей – Полоцк удалось захватить, а князей Полоцких выслать в Византию). Тогда и была уничтожена последняя летопись Древлянского дома.

Выбор веры. Теперь биография Добрыни вплотную подвела нас к знаменитому летописному эпизоду «выбора веры» (статьи 986 и 987 годов). В нем Владимир почему-то колеблется между четырьмя вариантами единобожия, а сам нелепым образом продолжает чтить языческих богов, хотя в них уже не верит. Разные варианты единобожия неизменно предлагаются миссионерами, причем мотивировки отвержения трех вер совершенно анекдотичны.

Первым отвергнуто мусульманство – будто бы за вымышленные непристойные обряды, которых ислам никогда не предписывал. Вторым отвергнуто иудейство – будто бы за то, что бог отдал «Святую Землю» христианам (хотя при Владимире она принадлежала мусульманам, а крестоносцы завоевали ее только во времена его правнуков). Хазары (их государственной религией был тогда иудаизм) названы в летописи евреями и столицей своей именуют Иерусалим, хотя Хазария никогда не претендовала на «Святую Землю», а столицей имела тогда Итиль на Нижней Волге. Мнимые евреи уверяют Владимира, будто они распяли Христа (хотя действительные евреи этой версии никогда не признавали, а в Евангелии ясно сказано, что Иисуса распяли римляне). Отвергнуто и западное христианство (то есть будущее католичество) будто бы лишь за то, что в западном богослужении нет-де красоты. Вопрос, за что же бог отдал им «Святую Землю», дипломатично обойден.

Ясно, что все три мотивировки отвержения вер принимать всерьез нельзя – и наука давно расценила их как басни. Каждая из них придумана много позже и призвана не объяснить, а скрыть истинное положение дел. В первую голову скрыть то, что Русь была крещена не Варяжским, а Древлянским домом.

Но зачем вообще могла понадобиться такая нелепая подтасовка? А затем, что сам выбор вер при Владимире был фактом общеизвестным. Поэтому его надо было ложно истолковать. Ясно, что иначе легенда о выборе веры была бы вообще ненужной.

Каким же образом Русь оказалась при Владимире перед выбором из нескольких новых вер? В летописи мы читаем поздний миф, полуцерковный, полудинастический. Но что же было на самом деле?

Почайна. Так называлась речка под Киевом (теперь она давно в черте города и под землей), на которой, по летописным данным, совершалось крещение киевлян. В былине она именуется Пучай-рекой, и именно на ней происходит бой Добрыни с огненным Змеем. «Былина „Добрыня и Змей“, – пишет Рыбаков, – вне всяких сомнений, отражает победу над язычеством, над самыми жестокими, кровавыми элементами погребального ритуала и культа богов, требовавших человеческих жертв» [109].

Он указывает также, что ряд атрибутов Змея, с которым борется Добрыня, напоминает именно Перуна, чьи идолы были окружены грандиозными кострами, на которых сжигались жертвы, в том числе и человеческие. То есть Перун, чей главный храм стоял, как мы помним, на Старокиевской горе, к этому времени давно превратился в глазах русского народа в кровожадного огнедышащего Змея Горыныча.

Таким образом, былина «Добрыня и Змей» отражает и сливает воедино несколько событий: борьбу Добрыни с Перуном и победу над ним в 980 году, свержение Перуна в 985-м, но также и Почайну (вероятно, 986 года). Характерно, что былина приписывает победу над Перуном и крещение Руси не Владимиру, а Добрыне. Это перекликается со сведениями некоторых летописей об активном участии Добрыни в введении новой веры; например, о том, что он ставил в разных городах Руси епископов. И, зная положение Добрыни в то время, его действительно можно считать также истинным крестителем Руси.

Я уже говорил, что о дате, месте и подлинных обстоятельствах крещения Владимира и Руси в науке издавна ведутся споры, и, видимо, они будут продолжаться, поскольку летописная версия крайне тенденциозна, а другие письменные версии методически уничтожались еще во времена триумвиров. «Корсунская легенда» о крещении Владимира давно признана в науке очевидной поздней фальшивкой. Так, известный специалист по Древней Руси В. Г. Брюсова считает, к примеру, что в ней использованы сведения о событиях из походов на Византию его внука – Владимира Ярославича Новгородского.

Не претендуя на то, чтобы положить конец научной контроверзе о крещении Руси, изложу его обстановку так, как она представляется в свете нашего путешествия по следам Добрыни.

Картина крещения даже в летописи не производит впечатления внезапного озарения Владимира свыше светом истинной веры. А если поглядеть трезво, то четырехкратная смена верховных культов державы (менее чем за десятилетие!) вообще не может объясняться религиозными причинами. Так часто религиозных убеждений не меняют ни отдельные люди, ни тем более народы. Но на Руси с калейдоскопической быстротой единовластие Перуна сменяется Шестибожием, затем Пятибожием и наконец крещением. Такая серия быстрых смен верховных богов Руси совершенно очевидно могла иметь только политические причины, притом причины внутренние.

Если бы Пятибожие оказалось стабильным решением, то Русь на века так и осталась бы языческой страной. И ничего дурного в этом не было бы. Примеры Индии, Японии, Монголии, Китая и т. д. показывают, что многобожие абсолютно не помешало этим странам достичь высокой культуры, процветания, государственного единства, могущества. Широко распространенный взгляд, будто все такие блага – плод принятия единобожия, лишь миф, восходящий к богословию, но проникший и в науку. (Да и сам единобожный пантеон с его сонмом ангелов и архангелов, серафимов и пророков, святых и прочих священных персонажей есть всего лишь замаскированное многобожие.)

Русский языческий пантеон был ничуть не хуже любого другого (вспомним хотя бы «Слово о полку Игореве»). И сохранение русского пантеона без Перуна не грозило Руси ни распадом единой державы, ни моральной или культурной отсталостью, никакими другими бедами. Никакой антитезой мнимой «тьмы» язычества и мнимого «света» христианской культуры на Руси той эпохи не было. Как не было и общего кризиса язычества.

Пятибожие не смогло стать стабильным решением исключительно по той же причине, что и Шестибожие – система территориальных богов не допускала объявления Хорса или Даждьбога небесным государем державы без перенесения столицы из Киева в Новгород или Коростень, где испокон веков и навечно стояли их главные храмы. И это означало, что надо приглашать нового верховного бога со стороны (а заодно и нового небесного князя Полянского). Вот это-то и вызвало выбор вер. Он кончился действительно выбором христианства, что дало Добрыне возможность решить «квадратуру круга»: обзавестись надежным небесным государем, сохранить Киев как столицу державы и закрепить в державе с помощью новой веры новгородско-древлянскую гегемонию.

Добрыня выбирает веру. Как только манифест Владимира о смене царствующей династии был оглашен, Добрыня сразу же принялся за выбор новой веры. И никакие миссионеры для этого ни ему, ни Владимиру не понадобились. Более того, всякого иноземного посланца, осмелившегося поучать могучих соправителей, что их боги-де «просто дерево», они выгнали бы. Не стал бы Добрыня и слушать, как миссионеры чернят веры его союзников (а тем более чернить их сам). Он просто искал, какая же вера лучше позволит заполнить ставший вакантным небесный трон Руси. Ведь ему предстояла жестокая схватка с Печенегией, а вести такой бой, не имея небесного государя, Русь, по тогдашним понятиям, не могла.