Белый Орден или Новые приключения Ариэля (СИ) - Катканов Сергей Юрьевич (читать книги онлайн .TXT) 📗
Он вновь так же бешено скакал, но теперь уже в обратном направлении, навстречу Иоланде. Дорога ту была одна, и они не могли разминуться, если только Иоланда не захочет съехать с дороги, чтобы полюбоваться цветами. «Сейчас не до цветов, дорогая» — подумал он молча, но с таким напряжением, как будто хотел послать ей сигнал. Когда он увидел на дороге жену, которая совсем тихо ехала ему навстречу, сердце его готово было выскочить из груди, чтобы устремиться к ней. Раньше, встречая в книгах подобные слова, он думал, что это лишь красивая фигура речи, а теперь понял, что это значит, когда сердце устремляется кому-то навстречу, только тело ему мешает. Впрочем, он не только не увеличил скорость, но и сбавил её, чтобы не напугать жену. Она посмотрела на него своими обычными прекрасными глазами, и для него сейчас было важно даже не то, что её глаза прекрасные, а то, что они — обычные.
— Давай-ка я возьму тебя на руки, дорогая, поедем вместе на моём коне.
— Ваше предложение оказалось очень кстати, мессир, — голос Иоланды был всё таким же чистым и немного ироничным. Это был её обычный голос. Ариэль немного успокоился, хотя и понимал, что это по большому счёту ничего не значит — прошло ещё слишком мало времени.
— На тебе лица нет, дорогой. Случилось что-то серьёзное?
— Да. Случилось. Но давай сначала доберёмся до дома.
Они ехали молча. Теперь, когда он держал её в своих объятиях, ему стало гораздо легче думать. Он вспомнил о главном, что сейчас имело значение, о том, как Иоланда восприняла его рассказ про внешний мир. Он видел, что иногда ей становилось по-настоящему страшно, иногда по её лицу пробегала едва заметная тень отвращения, порою она еле сдерживала смех, узнавая про какой-нибудь абсурд, но она всегда сохраняла очень глубокий интерес к его рассказу. И она поняла главное — настоящая любовь может проявить себя только там. Тот мир, который на первый взгляд кажется страшным, отвратительным и абсурдным, на самом деле существует для любви. Да, она очень хорошо это поняла, а это значит, что она, так же, как и он, по-настоящему никогда не принадлежала к царству пресвитера, иначе он не стал бы её избранником, иначе не почувствовал бы в ней самую родную и близкую душу на всём свете, во всех мирах. Значит их души соединились вне царства пресвитера, то есть никакие изменения в царстве не повлияют на их отношения. Их любовь уже существует в вечности, а значит сможет пройти через любой земной огонь, каким бы лютым он не был. И ему вовсе не надо настороженно присматриваться к жене, пытаясь уловить в ней проявления чего-то чуждого. Ариэлю сразу стало гораздо легче, он сделал такой вывод, который не нуждался в практической проверке, проблема исчезла.
Теперь и на второй вопрос он ответил себе без труда. Канцлер, конечно, был прав, когда запретил ему рассказывать о том, что ему стало известно, но на Иоланду это не может распространяться. Если бы он хотя бы на сотую долю секунды мог предположить, что она сочтёт его за безумца, так можно было бы сразу скакать к драконам и вызвать их на бой всех одновременно, потому что уже ничто не имело бы значения.
Они добрались до дома, он дал Иоланде возможность привести себя в порядок и отдохнуть, а потом рассказал ей то, что узнал от канцлера. Она приняла всё, как есть, без малейших сомнений и совершенно без паники. Вопрос о том, не разрушатся ли в новой реальности их отношения, у неё, похоже, даже не возник, и Ариэль понял, что сердце Иоланды мудрее, чем его. Она погрузилась в тихую задумчивость, что делало её особенно прекрасной, видимо, анализировала ситуацию, и он в очередной раз осознал, что его жена настоящее чудо. Как могут сочетаться в одном человеке прагматичный холодный рассудок и такая тонкая, проникновенная женственность? Нет на свете такой формулы, которая могла бы объединить эти два начала. Но на свете есть Иоланда.
— Значит, у нас теперь всё будет, как во внешнем мире? — задумчиво спросила она.
— Не совсем. У нас всё будет во сто раз хуже. Во внешнем мире люди привыкли противодействовать обступающему их со всех сторон злу, у них есть навыки такого противодействия. У нас — нет. Там множество ядов, но и противоядий такое же множество. У нас ядов будет столько же и ни одного противоядия. Конечно, и во внешнем мире не все умеют использовать противоядия, да не все и хотят, поэтому там столько торжествующего зла — гордыни, злобы, зависти. Но что же будет у нас, если мы вообще не имеем представления об этих ядах? Мы же на них набросимся, как дети на конфеты. Пройдёт, может быть, несколько поколений, пока наши люди научатся противостоять страстям, и учиться они будут на собственных ошибках, потому что больше не на чем. Последствия этих ошибок будут ужасны, зачастую погибельны. А долголетия в нашем мире больше нет, мы с тобой по пятьсот лет уже не проживём, да и по сто не проживём. Смерть замелькает, как в калейдоскопе.
— Мне очень трудно поверить, что души людей вдруг изменяться.
— Души не изменяться. Они проявятся. Они вдруг станут такими, какие они есть на самом деле. И в большом количестве случаев вдруг окажется, что они не особо привлекательны. Говорю так уверенно, потому что сам через это прошёл. Когда-то я считал себя добрым человеком и не сомневался в том, что моя верность Христу абсолютна. Всё изменилось за какой-то час, я превратился в безумное чудовище, душа которого полна всяческим богохульством. А ведь ни во что я не превратился, я всегда таким был — немощным человеком, имеющим слабую веру и склонность ко злу.
— Но ведь ты выжил, вернулся к Богу и укрепился в своей преданности к Нему.
— Это лишь благодаря тому, что по Божьей милости рядом со мной оказался Жан — рыцарь, закалённый в битвах со злом, и он привёл меня к богомудрому старцу, которому пришлось немало со мной повозиться. Я вполне мог погибнуть даже рядом со старцем и не смотря на его молитвы, но милость Божия ко мне безгранична.
— Вот видишь. А разве Бог не проявит милости к бедным подданным бывшего царства пресвитера?
— Проявит, конечно, проявит, — вздохнул Ариэль.
— И как Жан тогда оказался рядом с тобой, так теперь и ты окажешься с кем-то рядом.
— Во славу Божию… Только не думай, что всё это автоматически. Не поручусь, что все, кого я успею коснуться своим волшебным мизинцем, будут немедленно спасены. Первый человек, за судьбу которого стоило бы опасаться — это я сам. Мою душу можно считать мёртвой с того самого момента, когда я возомню, что она теперь закалена, как лучшая сталь. Мой опыт — это прежде всего опыт понимания собственной слабости и… потенциальной порочности. Единственная истина, которая мне открылась, это то, что я совершенно немощен перед лицом зла.
— А так же та истина, что Господь не оставляет Своей милостью Своих немощных слуг.
— Так, любимая, так.
— Как думаешь, что теперь будет?
— Для начала все передерутся. Может быть, будет война, или гражданская, или извне кто-нибудь нападёт. А, может быть, нас ждёт целая череда войн, из которых обломки царства за сто лет не выберутся. Боюсь, мы с тобой не успеем увидеть нового царства, построенного на новых основаниях.
— Неужели пресвитер, покидая нас, хотел всего этого?
— Он хотел, чтобы мы стали настоящими.
— И зачем тогда возникло наше царство?
— Затем, чтобы люди никогда больше этого не хотели.
Иоланда некоторое время молчала, похоже, далеко не всё из того, о чём говорил Ариэль, укладывалось в её сознании. Рыцарь, глядя на жену, думал о том, что его умная и чуткая девочка никогда не будет сыпать вопросами, как горохом, без цели и смысла. Она сначала переварит, всё, что сможет переварить, а о том, что переварить не сможет, уже будет спрашивать, и её вопросы будут касаться самой сути проблем. Что бы он сейчас делал без её вопросов? Они даже нужнее ему, чем ей его ответы.
— Что ты намерен делать прямо сейчас, Ариэль? — наконец спросила она.
— Даже не знаю. Сейчас нет смысла что-либо делать. В наш домик в пустыню уж точно незачем возвращаться.
