Камбрийская сноровка - Коваленко (Кузнецов) Владимир Эдуардович (читать бесплатно полные книги .txt) 📗

   — А если они выберут другого друга?

   Баян развел руки:

   — Значит, много хороших людей умерло зря. И так бывает. Мы даже обиду не затаим — это привилегия сильного, а каганат теперь слаб. Теперь решай: есть два пути. Во–первых, против нынешнего императора выступил в консульской Африке твой дядя по матери, Григорий. Даже в нынешнем виде, правителя одной богатой провинции, он станет ценным союзником. С другой стороны, в Британии объявилась рыжеволосая женщина, которая — от урожая до сева! — поставила остров на уши: строит город, громит саксов, торгует с Африкой. Многие подозревают, что это Августина, хотя сама она называет себя иначе, и достоинства августы не признает. Если это она… Военный талант в наши смутные времена дороже золота. Так куда мы отправимся?

   Получив ответ, аварин позволил себе уточнить:

   — Ты ее опознаешь?

   Анастасия, казалось, уже в пути на далекий остров. Ответила:

   — Даже ослепнув.

   Бесконечное небо, тени перистых облаков. И крылья! Самые широкие крылья, что раскрываются над Британией. Крыльев две пары, а красавцев–орланов — парочка. Темных, словно пятнадцатое столетие от основания Рима. Кончики широких маховых перьев растопырены пальцами, черными на фоне белесого свода.

   Пара то расходится, то сближается. Кажется, даже соприкасаются крыльями. Нежно. Вот уж кто счастлив. Для них пришло время пира, время безопасной сытости, ибо некому натянуть тетиву, отгоняя добытчика стрелой от ягненка. Да и ягнята уже не интересны — теперь сами стрелки стали пищей. Самой для орланов желанной. Той, что не может увернуться. Мертвечиной. Падалью.

   Но не только крылья темны на присыпанных изморозью полях южной Англии. Серым маревом или темными хлопьями оседает с небес замерзший дым. Не горьковатый вкусный дым очагов – едкий смрад пожарищ, след уходящего на северо–запад мерсийского войска. И еще стылые тела.

   Кружат орланы. Пир им. Пир всем, кто не брезгует полежавшей под снегом человечиной. Пир изобильный, дружеский – какие ссоры, если хватает всем? Волкам, забредшей с шотландских гор росомахе, одичавшим собакам и небесным падальщикам. Этой весной добыча не стоит драки — рядом лежит не хуже. И поют в холодной стране волки. А вороны, спускаясь на падаль и мертвечину, согласно грают, восхваляя короля Пенду: «Мудр, мудр!»

   Крик этот ласкает слух. А сквозь птичий шум звучат чужие слова, завязшие в голове, как наваждение:

   «Кусает крыса, воняет тля,

   Ребенок дает пинки

   Но воин, погибший за короля,

   Не может поднять руки»

   Всего лишь слова. Не слишком складные, точно переложенные на камбрийский язык впопыхах. Так оно, наверное, и есть. Но слова возвращаются с каждым оборотом окованных железом колес. Отчего? Может, похоронная команда упустила кого–то из его людей. Многие воины присоединились к отряду, в начале зимы задерживавшему войско Хвикке. Многие остались на обочине римского тракта, потерявшись в скоротечных, но жарких стычках. Не всегда можно было подобрать упавших. Но, что еще хуже, иных, присоединившихся час назад, не успевали даже запомнить…

   Мелкая, словно боль в застуженных зубах, дробь совпадает с такой же тряской. Но это больная нога переживет. А при верховой езде хрупкой после перелома кости пришлось бы работать. Врачи говорят — рано. Не срослась толком после декабрьского сражения. То ноет, то дергает… Но если на дороге повстречается враг, кучка недобитых хвикке или отряд уэссекских дружинников — узнают и мощь ручной баллисты, что на крюке прикреплена, и силу руки Окты, графа Роксетерского. От раны в ноге он меч держать не разучился. Два десятка рыцарей, что скачут по бокам колесницы – тем более. И пусть уэссексцы тоже обзавелись стременами, неоткуда им взять уверенную посадку графской дружины – для этого надо было победить в теснинах Ронды! Или хотя бы пережить их. Тогда, при рождении умения, у врага еще оставался шанс. Сегодня рыцари охромевшего графа непобедимы и смертоносны, как погони древних бриттских богов. С кем поведешься…

   Строгий взгляд проверяет охрану. И здесь камбрийская троица: метатели дротиков в дозоре, лучники снаружи строя, тяжеловооруженные всадники внутри. Теперь этот порядок кажется правильным и естественным, как дыхание. А ведь еще полгода тому войско Роксетера обходилось одними латниками.

   Новый обычай пришел с новыми подданными, которых рыцари–мерсийцы уже не называют бриттами. Окликнуть так — обидеть. «Бритты» — имя побежденных, а эти — победители. Потому камбрийцы, по имени страны. Или кимры, что значит «друзья». Меж собой и с теми, кто не злоупотребит их расположением. Вот подскакал «друг» из передового дозора, прозвенел копытами коня по не отошедшей с ночного мороза дороге.

   — Впереди засада. Меня не заметили, — всадник выдыхает облачко пара.

   — Сколько?

   — Пешие, больше десятка. Но и не больше двух. За дорогой следят. Назад не оглядываются. – Дозорный говорит отрывисто, не сбивая дыхания длинными фразами, наверное оттуда же и римская военная краткость, — Точней не считал. Боялся, что заметят.

   А ведь рыцари Окты шли бы по дороге. И хотя бы головной дозор да попал под внезапный удар. Все–таки жители Кер–Гурикона, который мерсийцы зовут Роксетром, а римляне — Вириконием, «Белым городом среди лесов», слишком цивилизованны. Зато некованым лошадям воинов холмовых кланов бить копыта о камни не следует. Так что идти по обочине для них — привычка. Добрая, полезная привычка, спасающая жизни.

   — Ждут нас на дороге? Хорошо. Мы зайдем со стороны холмов, — решает Окта. — Разомнемся. А то я замерз.

   Дружинники скалятся молча – мокрый холод пробирается под одежду, сколько ее ни надевай. Согревает только движение…

   Увы, на колеснице в кусты не сунешься. От всего боя графу достаются конское ржание, шум борьбы, короткий стук щитов, да привычное зрелище: дротики с коней в упор — саксонские щиты с таким украшением проще бросить, особенно рукам, ослабленным голодом и холодом – и рубка пехотинцев длинными кавалерийскими мечами. Роксетерцы сражаются молча, камбрийцы вопят и улюлюкают — вся разница. И оценить ее саксам вряд ли придется. Осталось вскинуть «скорпиончик» — на полноценное римское насекомое ручная баллиста не тянет — и ждать удачливых беглецов. Рядом разочарованно вздыхает кимрский рыцарь. Тоже наложил стрелу, а бить некого. Ничего, потерпит. Бездоспешным нечего делать в укрывавших засаду зарослях. А бить бегущих — посмотрим, кто успеет выстрелить раньше. Прирожденный конный лучник из Камбрии или рубака–мерсиец. Рыцарю — натянуть тетиву. Его сеньору — нажать на спуск.

   Но беглецов все нет и нет… Зато на гребне холма с другой стороны дороги показалась вторая ватага. Помощь? А толку, когда на холме застыла колесница? И «скорпиончик» взведен. Щелчок тетивы. Рядом опустошают колчаны кимрские рыцари. Они успевают выпускать новую стрелу, когда первая еще в полете. Баллисту же взводить долго. Но единственный болт сделал свое дело. Заставил бегущих притормозить. Окта еще под Глостером заметил, насколько «скорпиончик» пугает врагов. Разница между ним и луком, как между мечом и топором. Топор может застрять, требует большего замаха. Но если уж железко пришлось по врагу — никакая кольчуга не удержит. «Скорпиончик» и того сильней: попадет болт в руку — прощай, рука. Попадет в ногу — прощай, нога. В голову — разобьет череп, как орех. Вместе со шлемом. В грудь, в живот — прошьет навылет, верная смерть. Любой щит — либо насквозь, либо вдребезги. Защиты — никакой. Вот и выходит, что даже одна колесница на холме ломает дух врага. А когда дух надломлен…

   Рука тащит из ножен меч. По привычке. Серый красавец просит крови, а врагов уже не осталось. Живых. Приходится в качестве извинения слегка порезать палец. Куда бежали эти безумцы? Пешими, без строя — на конных лучников? Странно. Но вот на холм взлетают всадники, и Окта издает приветственный клич: перед ним свой, мерсийский разъезд. Сплошь латники. Командир знаком. И даже шапочно дружен — младшим сыновьям нетрудно приятельствовать. Хотя теперь Окта граф. Лен добыл сам, не получил по наследству. Друг так и остается младшим сыном отца, и только.