Боевой гимн - Форстчен Уильям Р. (книга жизни .TXT) 📗
— Я не фанатик,- прошептал Гаарк, и Ганс невольно отвел глаза, вызвав этим смешок у своего собеседника.
— Так чего же ты хочешь от меня?
Гаарк вздохнул и наклонился к нему в седле. Вождь показал на плитку табака в руке Ганса, и старый сержант, не задумываясь, протянул ее ему. Это был очень странно — как ритуал, который он столько лет выполнял на пару с Эндрю. Может быть, Гаарк поступал так именно поэтому?
Откусив от плитки, Гаарк вернул ее Гансу.
— В моем мире есть подобное растение. Оно называется лах гудак, солдатский лист. Более мощная штука, чем это, успокаивает нервы и помогает не заснуть, когда ночью стоишь на посту.
— Значит, в твоем родном мире идут войны?
— Такие войны, какие ты не можешь даже вообразить, — сипло произнес Гаарк, — Нескончаемая война из-за династических споров, развязанная просто потому, что мы не можем не воевать. Виды оружия, которые тебе и не снились, произошедшие от того, что вы принесли сюда, на Валдению.
Гаарк продолжал жевать, задумчиво глядя на горизонт.
— Этот мир, эти войны. Детская возня. Я хочу, чтобы ты управлял моими литейными заводами. Тебя знают и уважают. Ты можешь организовать это дело.
Ганс яростно сплюнул.
— Иди к черту.
Гаарк покачал головой и сделал Гансу знак следовать за ним. Они скакали рысью по невысоким холмам. Ганс пристально наблюдал за тем, как производятся работы по укладке путей. Его поразило, как похоже это на античные рисунки, изображавшие рабов древности. Тысячи одетых в лохмотья рабочих, объединенные в бригады, медленно шли под надзором размахивающих бичами надсмотрщиков. В этот момент один из рабов упал. Бантаг шагнул вперед и одной рукой поднял человека за горло. Все остальные продолжали двигаться вперед, таща на своих спинах шпалу и отводя глаза от этого ужаса. Надсмотрщик потряс человека несколько раз, но у того уже не было сил ответить ему. С пугаю-щей легкостью бантаг свернул несчастному шею и отбросил его тело в сторону.
Ганс замедлил бег своего коня, наблюдая за этой сценой. За последний год он сотни раз видел подобные зрелища, но так и не смог к ним привыкнуть. В нем вскипел гнев. Он поймал на себе оценивающий взгляд Гаарка.
— Ты хочешь, чтобы я помогал вот этому? — взорвался Ганс. — Не дождешься, гад!
Гаарк пришпорил лошадь, но Ганс остался стоять на месте. Кар-карт навел на него винтовку.
— Стреляй, и покончим на этом!
— А как же твоя подруга?
Ганс молча смотрел на врага. «Все равно мы все уже приговорены. Незачем обманывать себя».
— Поехали, Выслушай меня, а потом решишь, как поступить.
Гаарк поскакал вперед. Ганс бросил взгляд на тело убитого чина и увидел, что надсмотрщик уставился прямо на него. Конец кнута бантага лежал на трупе и шевелился, словно был живым. Тамира… В сердце Ганса бушевала схватка, в нем сражались любовь к ней и чувство горечи оттого, что из-за нее его жизнь и его решения теперь уже не зависели целиком от него самого.
Он пришпорил своего битюга и, осыпая надсмотрщика самыми грубыми английскими ругательствами, поскакал вслед за Гаарком. На вершине следующего холма кар-карт остановился. Под ними был лагерь огромного бантагскoro войска. Солнце коснулось своим краем горизонта, и все окрасилось в багрянец. Ветер донес до них песни сказителей, и по спине Ганса пробежал холодок. Насколько видел глаз, вся степь была заполнена бантагами, вздымавшими к небу свои мечи, чтобы уловить последний отблеск уходящего дня, Гаарк, как и подобало воину его ранга, остался сидеть в седле и вместо меча вскинул вверх винтовку. Из его горла вырвалось воинственное улюлюканье, смешавшееся с ревом толпы внизу.
Когда солнце скрылось за горизонтом, все повернулись на восток, приветствуя серебряные проблески первой луны. Вскоре на небе появилась и вторая луна, на пядь справа от первой. Войско снова разразилось дикими воплями, странно сочетавшимися со свистками паровозов и пушечными выстрелами,
— Сегодня ночь Праздника Луны, — сказал Гаарк Гансу. — Ты в курсе? Назвать тебе имена пленников, которых я выменял у мерков?
— Нет, не надо, — отвели Ганс, предчувствуя, что будет дальше.
— Пятьдесят с лишним русских из твоей армии, взятых в плен в битве при Испании и в стычках при последующем отступлении мерков. А также четыре с лишним тысячи карфагенян. И, — Гаарк сделал много-значительную паузу, — твоя, как ты выразился, жена.
Ганс не сводил с кар-карта горящих глаз.
— Еще у меня есть Хинсен, хотя ты был бы только рад, если бы он отправился на пиршественный стол. А что касается остальных, то все очень просто. Многие из них работали на литейных заводах, даже на железной дороге и в оружейных мастерских. Мы сами захватили в плен около полусотни ваших людей из числа дозорных, наблюдавших за территориями между Внутренним и Великим морями. Я обещаю тебе, что все они останутся живы до тех пор, пока будут работать на нас.
— Или?
— Или они пойдут на пиршественные столы сегодня же вечером. Если ты откажешься сотрудничать.
Сердце Ганса разрывалось на части. Если бы он был один, он бы ни секунды не сомневался. Его ответ был бы однозначен и окончателен. И почему только Тамара вошла в его жизнь? В Гансе до сих пор жил червячок сомнения, нашептывающий ему, что молодая девушка, спящая сейчас в юрте, была в союзе с ордой, что они специально подослали ее к нему, чтобы поколебать его решимость. Но он понимал, что такого не могло быть. Ганс слишком часто смотрел в глаза Тамиры и провел с ней слишком много ночей, чтобы сомневаться в ее любви к нему и в своей любви к ней, любви, о которой он даже не мечтал.
Но у них был выход. Одно последнее ужасное мгновение — и они свободны. Это лучше, чем такое существование среди живых мертвецов.
— Жизнь или смерть для всех, — повторил Гаарк. — Насколько мне известно, на тризне по кар-карту мерков ты стал свидетелем убийства ста тысяч человек и один остался в живых.
Ганс усилием воли отогнал от себя жуткое воспоминание. «Полная крови яма, безумие гигантской гекатомбы, и я, как Лазарь, вернувшийся из царства мертвых».
— Ты вновь увидишь это, сержант. Ты ведь знаешь, что я могу найти других для этой работы, так что ничего не изменится. Машины будут построены, и придет день войны, но перед этим ты увидишь, как подвергнут мучительной пытке твою жену. Поверь мне, когда все узнают, кто вы такие, многие будут рады растянуть эту пытку до самого рассвета.
И словно для того, чтобы придать вес его словам, из лагеря до них донесся душераздирающий вопль жертвы, которую тащили к убойной яме.
— Ты ведь еще не видел Праздника Луны у бантагов, сержант?
— Я насмотрелся на это у мерков.
— В моей орде любят забавляться по-особому, — не повышая голоса, сказал Гаарк, — Они считают, что чем больше мук и страданий испытывает жертва, тем вкуснее становится ее мясо, когда наступает время расколоть череп и попробовать мозги. Самый лучший способ — это в течение половины ночи поджаривать живого человека на медленном огне. У твоей жены такая красивая коричневая кожа, жаль будет, если она дочерна обуглится, пока девушка будет еще жива.
— Ублюдки, все вы ублюдки,- выдавил из себя Ганс.
— Решай, человек. Я не могу больше ждать. И помни, даже если ты откажешься, это ничего не изменит. Твое место займут другие. Машины будут построены. Но ты и твоя жена — этой ночью сбудутся ваши самые кошмарные видения.
В лагере послышались новые вопли, каждый из них разрывал ему душу. Ганс вдруг почувствовал, что Тамира проснулась и дрожит от страха одна в юрте. Мысль о том, как он будет глядеть ей в глаза, когда она будет умирать в страшных муках, была непереносимой.
— Еда. Рабочие должны получать хорошую еду, — хрипло сказал он.
На лице Гаарка промелькнула легкая улыбка.
— Один день в неделю будет выходным. Тогда они смогут работать лучше и дольше. Люди должны жить в хороших бараках. И полное освобождение от Праздников Луны и вообще от убойных ям. Если они будут работать на тебя, им должна быть гарантирована жизнь, беременные женщины и маленькие дети освобождаются от работы.
