Смилодон в России - Разумовский Феликс (книги читать бесплатно без регистрации TXT) 📗
Однако, когда настали трудовые будни, шума только прибавилось. Наследники тевтонских рыцарей, оправившись от всего выпитого и съеденного, взбодрили себя крепким кофе и с новыми силами принялись кричать волшебника на царство. Только где им было до настырных новгородцев, да и Калиостро не походил на Рюрика.
– Хорошо, ладно, будь по-вашему, – ласково сказал он, в задумчивости вздохнул и сделал пару-тройку магических движений. – Только до политики ли нам сейчас, дорогие соратники и любимые ученики? Вчера во время медитации мне открылось, что под развалинами рыцарского замка, на коих строился дворец для Иоганна Бирона, зарыто то, что привезли из Палестины Вильгельм Кастильский, Фердинанд Оранский и Леопольд Счастливый со средним братом Гуго. Книга Тайн царя Соломона, прозванная «Lux in Occulta». [77]
– Как??? «Lux in Occulta»??? – сразу же забыли про политику зачарованные курляндцы, а Калиостро кивнул, выдержал эффектнейшую паузу и пророчески сверкнул изумрудом на перстне:
– Да, да, братья, вся мудрость царя Соломона. А еще там вторая книга Сефер Иецыры [78] с приложениями и комментариями.
– Второй том Сефер Иецыры? С комментариями? О! – возликовали митавцы и в темпе, стараясь не опоздать, погнали своих крестьян на раскопки. А морозы-то трескучие, а земля-то твердокаменная. Бедные, бедные крестьяне, бедный, бедный Растрелли.
– Ну вот и славно, – одобрил Калиостро, проверил фронт работ и начал потихоньку собираться. – Вы тут продолжайте без меня. Съезжу ненадолго в Петербург, составлю вам протекцию у Екатерины, а когда вернусь, будем вместе расшифровывать тайны Соломона. Ключ у меня есть.
Проводы были недолги, зато с герцогскими почестями и царскими дарами. Дамы утирали слезу, кавалеры лучились надеждой, крестьянство посматривало с ненавистью. У, волшебник, так его растак.
И брызнула, завихрилась из-под копыт белая пыль, и потянулся за повозками змеящийся белый шлейф, и побежали назад, сливаясь с горизонтом, заснеженные стылые версты. Дорога была накатана, лошади сыты – в Ригу прилетели еще засветло, словно на крыльях. Здесь, сохраняя полное инкогнито, Калиостро дал депешу, переночевал, а едва рассвело, после быстрого завтрака, снова пустились в путь. Дерпта достигли уже к ужину – дорога была гладкая, как стекло, едва темнело, каждая верста освещалась бочкой с горящей смолой. С той же удивительной приятностью следующим днем пожаловали в Нарву, сытую, безмятежную, донельзя средневековую. Шпилями, готическими аркадами, запахом дымов, вьющихся из бюргерских каминов, она была похожа на город из сказки, доброй, несбыточной, со счастливым концом. Однако жизнь реальная не кончалась. Рано поутру съехали с гостиницы, миновали мост через стремительную Нарову, ну а уж дальше лошади рванули напрямую – на Петербург. По сторонам дороги стыли леса, кое-где виднелись деревеньки, занесенные поля.
– Это что же, виселицы? – вздрогнул посвященный из Монсегюра, горестно вздохнул и отложил свою ученую книгу. – Сколько же их? Впрочем, чему удивляться. Христианство, оно везде христианство.
– Это, уважаемый, качели. – Буров снисходительно воззрился на него, дружески подмигнул. – Знаете, туда, сюда, обратно, обоим нам приятно…
На душе у него было радостно, на родину как-никак ехал. За окнами кареты не остовы каштанов, а стрельчатые, в снеговой опушке ели. Пушистые, лапчатые, с гроздьями смолистых шишечек и всполохами снегирей. Как там в песне-то поется? Еду я на родину? Про которую говорят «уродина»? Брехня. Нет, пока все было великолепно – природа по обеим сторонам Нарвского тракта торжествовала, просторы изумляли величием, а воздух – кристальной чистотой. Лепота…
Однако когда днем следующим вынырнули из лесов, пересекли Фонтанную, забранную деревом, [79] и двинулись по кривым узеньким улочкам, радужный настрой Бурова начал иссякать. Да, из песни слова не выкинешь – не уродина, но и не красавица… День был погожий, безоблачный, солнечные лучи с беспощадной ясностью открывали всю незавершенность града Петрова. Где купол Исаакия? Где Александрийский столп? Где великолепие мостов? [80] Только скопище извозчиков на Дворцовой площади, [81] олени рогатые, запряженные в сани, [82] да какой-то айсберг на Неве аккурат перед Зимним. [83] Хорошо еще, горит на солнце спица Петропавловки да знакомо щемит гада медный колченогий конь. [84] Яйца у него еще не блестят… [85] Нет, до Северной Пальмиры Петербургу еще расти и расти.
Поезд между тем миновал Адмиралтейство, с легкостью форсировал Неву и направился на север дельты, на самый крайний ее остров. Места здесь были дивные, необыкновенно красивые, правда, тронутые цивилизацией лишь отчасти и потому полные контрастов: то сплошной стеной мачтовые вековые сосны, то вдруг белокаменные, будто выросшие из-под земли хоромы в окружении чугунных, хитрого литья оград. Словно острова роскоши и торжества архитектуры в Богом забытых чухонских топях. Богом, но не людьми…
Наконец поезд въехал на самый северный из островов дельты, Елагин, миновал незапертые массивные ворота и остановился у огромного, крытого красной медью дома, – мощные колонны из полированного гранита с бронзовыми капителями, поясками и основаниями делали его похожим на императорский дворец. Вокруг был разбит грандиознейший парк, строго регулярно, на аглицкий манер, устроены оранжереи и хозяйственные постройки, поодаль, за деревьями, виднелись павильоны, бесчисленные беседки, боскеты, мосты. Снег на аллейках был убран, карнизы по-летнему чисты, статуи укрыты прочными дощатыми коробами. Все носило отпечаток ухоженности, опрятности, заботливой опытной руки. В общем, хозяйство было великое, дивно устроенное и сберегаемое в порядке. Не ЦПКиО. [86]
Калиостро недаром давал депешу – его ждали. Только дверь кареты открылась, как с полсотни слуг почтительнейше сломались в поклоне, заиграла чудно роговая музыка [87] и с крыльца сбежал ловкий человек в длинном, шитом золотом камзоле. Это был хозяин дома, обер-гофмейстер императорского двора, главный директор придворной музыки и театра Иван Перфильевич Елагин. При виде Калиостро умное лицо его выразило восторг, трепетное благоговение, преданность и надежду, на мгновение он замер, перевел дыхание и почтительнейше, особым образом, двинулся навстречу гостю. Со стороны это напоминало подход рядового к своему прямому ротному начальнику.
– Шемуль – Бенан – Тебухан, [88] – с чувством прошептал обер-гофмейстер, встал, тронул свое ухо на особый манер и трижды стукнул правой рукой по предплечью левой. – Гекам Адонаи! Мискор! Аменз! [89]
– Гекам, гекам, – хмуро отозвался Калиостро, небрежно пополоскал рукой и, не вдаваясь более в высокие материи, нетерпеливо проглотил слюну. – Страшно рад видеть вас, уважаемый брат Магистр. Однако не настолько, чтобы потерять аппетит. Сдается мне, что время самое обеденное. – И, не обращая более внимания на сенатора и обер-гофмейстера, он повернулся к Бурову: – Не правда ли, любезный Маргадон?
Истиную правду сказал, маг и волшебник как-никак.
77
«Свет потаенный» (лат.).
78
Книга, приписываемая Аврааму и содержащая в себе полный кодекс каббалистической метафизики. Раскрывает эзотерический смысл всех десяти сефирот (сефиры, или сефироты, – в иудейской мистике десять творческих сил, посредствующих между Богом и сотворенным миром) и дает ключ к пониманию смысла третьего имени Божьего (истинный смысл третьего имени Бога является одной из величайших тайн иудаизма: считается, что обладание ею открывает невиданные возможности).
79
Берега Фонтанки были в то время одеты деревом, перила были также деревянные, гранитные работы только начинались.
80
В то время арочных мостов через Неву не было. Функционировал только один – наплавной (на плашкоутах), установленный напротив Исаакиевской площади. Исаакиевский же собор только строился, медленно и печально, в год по чайной ложке.
81
Там по личному указу императрицы были установлены особые грелки-беседки «для сугреву извозного народу».
82
В те времена катания на оленях были обычным делом. Рогатых пригоняли из Коми самоеды, которые располагались чумами на Неве как раз напротив места, где в будущем поставят Кресты.
83
Там обычно устраивали на Новый год и Масленицу ледяные горы – для катания и увеселения. Горы эти достигали двадцати метров в высоту.
84
При изготовлении статуи произошел конфуз – медь из глиняной формы разлилась по полу, и если бы не мужество русского мастера Хайлова, с опасностью для жизни подобравшего оную, то отлитие медного всадника не удалось бы. Оно состоялось с погрешностями: передние ноги коня вышли прекрасно, а вот задние… Но это горе взялся поправить г. Сандоц и в два года отполировал и облагородил статую, за что и получил двадцать тысяч рублей.
85
Имеется в виду традиция выпускников Военно-морского инженерного училища им. Ф. Э. Дзержинского: новоиспеченные лейтенанты натирают пастой ГОИ интимные места коню Медного всадника. До самого императора им не добраться…
86
Если кто не помнит, на Елагином острове нынче расположен Центральный парк культуры и отдыха.
87
Производимый ею эффект, по свидетельству современников, был поразителен. Инструменты на вид были некрасивы, обтянуты кожей, но внутри сделаны искусно, покрыты лаком и тщательно отполированы. Звуки их были очень похожи на оные, издаваемые гобоями, фаготами, кларнетами и охотничьими рожками, только тон их был нежнее, приятнее. По общему мнению, музыка эта была столь громка, что в безветренную погоду ее звуки были слышны на расстоянии до семи верст. Просуществовала роговая музыка в России до 1812 года.
88
Среди непостоянства – осторожность (ивр.).
89
Смерть Адонаи! Справедливость! Так и будет! (Ивр.).
