Грани веков (СИ) - Иванов Павел Викторович (читать книги онлайн .txt) 📗
— Хм. Об этом я не подумал, — признал Ярослав.
— Ну вот! А её это, скорее всего, и бесит, — заключил Селезнев.
— Подожди, — Ярослав нахмурился, — а как же Марья? Я ведь помню, что она вела у нас занятия…
— Вела, — подтвердил Селезнев, снова затягиваясь, — замещала пару занятий Лебединского, когда он на конференции был. Это у тебя все перепуталось с твоими дежурствами и отношениями. Ты на скольких семинарах был-то?
— Не помню, — честно признался Ярослав.
— Вот то-то, — усмехнулся Селезнев. — Ладно, пошли — пора, небось, уже.
К тому времени, когда они вернулись, все были в сборе.
Доцент благосклонно выслушивал доклады, внося замечания и поправки по ходу обсуждения. Когда дошла очередь до них с Селезневым, он слегка нахмурился.
— Так-так, молодые люди, — сказал он, — о ваших успехах мне уже доложили. Что вы там наговорили пациенту? — спросил он, обращаясь к Ярославу.
— Да ничего особенного, — буркнул Ярослав. Теперь, после разговора с Селезневым, попытка найти смысл в словах пациента казалась ему по-настоящему глупой. — Просто пытался понять, что у него за концепция.
Лебединский покивал. — У наших пациентов бывают весьма необычные, яркие идеи, — неожиданно согласился он. — И чем сильнее пациент увлечен ими, тем большей индукцией они обладают. У нас были случаи, когда молодые коллеги, интерны, ординаторы, аспиранты — особенно аспиранты — так увлекались концепциями пациентов, что начинали их частично разделять.
Он сделал паузу, пережидая, пока смолкнут смешки в аудитории.
— В данном же кейсе, — повысил он голос, — образование пациента и научная степень позволяют ему выстраивать очень убедительные псевдонаунчые теории, без сомнения, высокой степени индуктивности. К сожалению, вы имели возможность убедиться воочию, что одержимость этими идеями носит ярко выраженный болезненный характер, приводя к паранойяльным идеям, бреду преследования и сложному галлюцинаторному синдрому. Собственно, это и является причиной его пребывания у нас.
— Таким образом, — добавил он, подводя итог, — если ни у кого больше не осталось вопросов, на сегодня занятия окончены.
Ярослав дождался, пока последние студенты покинут аудиторию и подошел к Лебединскому.
Тот окинул его внимательным взглядом поверх очков.
— Есть еще кое-что, молодой человек, что мне бы хотелось озвучить вам, так сказать, тет-а-тет. Понимаю, что молодость — время романтики и прекрасных порывов, но я бы все же советовал вам решать ваши сердечные дела за пределами кафедры.
Он деликатно кашлянул. — Поверьте, у нас тут хватает своих драм, без шекспировских страстей.
Ярослав смущенно опустил глаза. Все-таки, Селезнев был прав!
— Конечно, — выговорил он. — Этого больше не повторится. И извините за то, что произошло в палате.
— В этом не больше вашей вины, чем моей, — махнул рукой Лебединский. — В конце концов, я несу за вас ответственность, как куратор.
— Просто, — Ярослав чувствовал потребность выговориться, испытывая облегчение от того, что все, наконец, разъяснилось, — он выглядел почти нормальным, а потом вдруг начал кричать, что ему угрожают, да еще другой пациент стал смеяться…
— Да-да, резкая смена фаз, — рассеянно отозвался доцент, поглядывая на часы. Потом недоуменно нахмурившись, переспросил: — Другой?
— Ну, тот, у стены, — пояснил Ярослав. — Его сосед, он спал, когда мы пришли.
Лебединский окинул Ярослава внимательным взглядом.
— Вы, должно быть, что-то путаете, коллега, — сказал он. — Тот пациент, про которого вы говорите, находится в состоянии кататонии, а это означает, что у него полностью отсутствует произвольная двигательная активность. Поэтому он вряд ли мог как-то реагировать на ваш разговор. А что, вам показалось, что он смеялся?
— Наверное, показалось, — выдавил Ярослав.
Доцент еще раз пристально поглядел на него. — Отдыхайте, молодой человек, — сказал он, дружески похлопав Ярослава по плечу, и вышел из комнаты.
Оказавшись на улице, Ярослав немного постоял, глубоко вдыхая свежий весенний воздух.
Ему требовалось время, чтобы еще раз прокрутить в голове все события этого утра. Сомнения, казалось, оставившие его, вспыхнули с новой силой. Ведь он совершено точно помнил, что в палате было два пациента, и тот, второй сидел на кровати, безумно хохоча. Эта сцена так врезалась ему в память, что сомнений в ней не было никаких. Или все-таки были? Но такое не могло померещиться! Однако, Лебединский утверждал, что тот больной не мог не то, чтобы смеяться, но даже шевелиться. С другой стороны, они же его лечат? Может, это был первый сдвиг за много дней в его состоянии? Скорее всего, так оно и было, но Ярославу начинало казаться, что количество странных событий, для объяснения которых ему приходилось себя в чем-то убеждать, становится чрезмерным.
Однако, по крайней мере, в одном доцент был точно прав — ему необходим был отдых.
Ярослав двинулся в сторону проходной, продолжая размышлять на ходу. Как быть с Аленой? Попытаться все-таки вызвать ее на разговор, или оставить все, как есть? Чем бы он там не провинился перед ней, такое поведение выглядело издевательским.
Рядом с ним плавно притормозила машина.
— Садись, подвезу, — пробасил Селезнев, распахивая дверцу. — А то еще уснешь по дороге, или забредешь куда.
Охранник у выезда медлил, и Селезнев нетерпеливо посигналил, призывая его поторопиться. Наконец, тронутые ржавчиной ворота со скрипом отъехали в сторону, выпуская их. Ярослав испытал непонятное облегчение от того, что они покидали территорию больницы, словно оставляя там весь сегодняшний абсурд.
Он провожал взглядом здание клиники, еще недавно вызывавшее у него такое радостное предвкушение встречи, когда увидел двоих парней, стоявших у проходной и что-то обсуждавших между собой. Он сразу узнал их — те же легкие черные куртки, галстуки, белые рубашки. Один из них посмотрел в его сторону и, кажется, кивнул второму. В это время Селезнев свернул за угол и пара скрылась из виду.
Ярослав откинулся на спинку кресла, чувствуя, как сердце колотится в груди.
Они ли? Мало ли в Москве баптистов, или кто они там? Может, у них сегодня какой-нибудь праздник, или день обходов, или кто-то из их братства находится на лечении в клинике. Да что угодно может быть, в конце концов, и почему это должно непременно иметь к нему какое-то отношение?!
— Чего загрустил опять? — спросил Селезнев, закуривая сигарету. — Давай, может, вечером по пиву?
— Мне на смену в ночь, — Ярослав потер виски. — Отоспаться бы еще.
Селезнев присвистнул. — Да уж. Может, больняк возьмешь? Видок у тебя совсем бледный.
— Ничего, — упрямо сказал Ярослав. — Прорвемся.
Глава 5
Несмотря на вялые протесты Ярослава, Селезнев довез его почти до самого дома, сделав приличный крюк.
Район в котором он снимал квартиру, находился за пределами МКАДа и считался спальным. На скамейке у подъезда привычно расположилась Екатерина Францевна, соседка Ярослава по этажу. Обычно она отличалась словоохотливостью, и Ярославу редко удавалось избежать подробного рассказа о её болячках, внуках и очередных кознях коммунальщиков, присылавших ей завышенные квитанции. Однако, сейчас пожилая женщина была поглощена чтением журнала.
Ярослав уже собирался нырнуть в подъезд незамеченным, когда яркий разворот обложки привлек его внимание.
Он уже видел сегодня эти цветастые глянцевые картинки — точно такой же был в руках Богдана, когда он вернулся с вызова.
Екатерина Францевна перевернула страницу и обратила внимание на Ярослава.
— Ярик, — обрадованно сказала она, — а я вот зачиталась, не вижу ничего вокруг…
— Откуда у вас этот журнал? — спросил Ярослав, уже догадываясь, какой ответ он услышит.
— Да вот, в почтовом ящике был, — охотно объяснила соседка, — обычно-то все подряд суют, рекламу всякую, а тут вроде ничего — интересно так, про единую церковь и все такое…
