Путь домой (СИ) - Турундаевский Андрей Николаевич (прочитать книгу TXT) 📗
— Как это в прошлом? Это юмор такой?
— Выйди и посмотри.
Вельяминов и Никитин выбрались наружу. Ростислав продемонстрировал отсутствие признаков цивилизации в ближайших окрестностях. Пак Ма Ян уже пыталась встать, опираясь на ствол каштана. Ростислав подбежал к девушке и кратко пересказал услышанное от полковника. А тот уже начинал осознавать происходящее.
— Как мы вернемся? — кричал офицер. — Я вас спрашиваю, умники хреновы!
— Любой эксперимент можно воспроизвести, — спокойно ответил Вельяминов. — Надеюсь, Гозман восстановит аппарат и создаст межвременной канал. Тут неподалеку собираются строить новую лабораторию. Мы определим дату и закопаем послание на месте фундамента. Информация поможет провести эксперимент более направленно, без лишнего риска, и выйти в данную эпоху.
— Какую эпоху? О чем вы говорите? Может, тут динозавры шастают! Сожрут нафиг! — столкнувшись с непредвиденной ситуацией, Никитин был близок к истерике. — Надо молиться!
— Посмотри на растительность! Вот дуб, вот каштан, под ногами — трава, — сказал физик. — Откуда динозавры возьмутся?
— И при чем тут ботаника?
— Элементарно. Я не палеонтолог, но помню, что даже в меловом периоде растения сильно отличались от современных. Не говоря уже про юрский и триасовый. Мы не настолько далеко удалились от нашего времени.
Пак Ма Ян с трудом разбирала русские слова, но суть оживленного разговора уловила.
— Ростислав, я немного интересовалась историей Женевы. Мне нравилось бывать в городском музее, помнишь, за ратушей. Здесь люди обитали еще в ледниковом периоде, неподалеку есть следы неандертальцев. В историческую эпоху жили кельты-аллоброги, потом пришли римляне. В средневековье эти земли принадлежали то местному епископу, то Савойскому герцогу. В шестнадцатом веке Женева под властью Кальвина вошла в состав Швейцарской конфедерации. Позже — наполеоновские войны, гражданская война, генерал Дюфур…
— Погоди, Ма Ян, об этих событиях поговорим попозже, — прервал девушку Ростислав. — Кажется, мы попали в сравнительно цивилизованное время. Вот прислушайся!
Из-за деревьев доносилось мелодичное звяканье. Полковник, моментально перейдя от паники к наглости, ухмыльнулся:
— Крестьяне местные коров пасут. Можно продуктами разжиться. Купим или стырим.
Действительно, по едва заметной тропе двигалось небольшое стадо крупных пегих коров с колокольчиками на шеях. Вельяминов пояснил на русском и английском:
— Колокольчики — не очень давнее изобретение. Да и в эпохи феодальных войн привлекать внимание к живности — лучший способ этой самой живности лишиться. Так что на дворе, скорее всего, вторая половина девятнадцатого или первая половина двадцатого века. Наши кредитки еще не действуют, но криминальная полиция наверняка имеется.
Физик выразительно посмотрел на омоновца. Василий прокашлялся и деловито заявил:
— Хватит болтать! Идем в Женеву, там разберемся!
— Между прочим, во время второй мировой войны швейцарцы вовсю укрепляли границу. Где-то здесь были минные поля. Да и за шпионов принять вполне могут. Придется двигаться осторожно.
— Ага. Твою… э…э…. даму, — полковник покосился на кулаки физика, — точно за японскую шпионку примут.
— Это я переводить не буду. Мисс Пак — кореянка, а у корейцев с японцами счеты очень давние. Покруче, чем у армян с азербайджанцами.
За стадом появился пастух. Низкорослый бородатый мужик стандартной европейской внешности. Потрепанная холщовая куртка на пуговицах, штаны, сапоги. Пожалуй, одежда не показалась бы особо архаичной и в двадцать первом веке. Помахивая кнутом, пастух что-то насвистывал. Ма Ян нахмурила лобик, затем улыбнулась и шепнула:
— Это же из "Риголетто". Песенка герцога. Правда, фальшивит безобразно.
Ростислав с трудом удержался, чтобы тоже не запеть "Сердце красавицы склонно к измене". Вместо этого он кратко изложил свои соображения.
— Мы или в конце девятнадцатого, или в начале двадцатого века. Раньше — Верди еще не написал свою оперу, позже — у широкой публики появились свои шлягеры. Разве нынешний пастух будет напевать оперную арию вместо попсы?
Никитин, вспомнив свой чеченский опыт, предложил захватить пастуха, допросить и получить все нужные сведения наверняка.
— Ну, допросим его, — усмехнулся Вельяминов, — если мои предположения верны, то вполне годится современный французский, которым в совершенстве владеет мисс Пак. А что дальше? Пастух расскажет окружающим про неизвестно откуда взявшиеся развалины и про странных людей, шляющихся рядом с ними. Дойдет до журналюг. По-моему, сейчас для нас широкая известность — прямая дорога в дурдом. Между прочим, до изобретения галоперидола и прочих психоактивных препаратов вовсю использовались смирительные рубашки и холодный душ от месье Шарко.
— Какие вы, интеллигенты, чистоплюи! — сказал полковник. — Выпотрошенных "языков" обычно ликвидируют. Перережем подходящей железкой горло этому душману — и нет проблем.
— Мы на французской территории, а здесь в ходу такое милое изобретение, как гильотина. Чтобы избежать близкого знакомства с ней, придется скрываться от полиции. Получится без документов, денег, знания языка и обычаев?
Тем временем пастух остановился и уставился на гору металлолома, оставшуюся от рабочего зала ускорителя. Пак Ма Ян сделала успокаивающий жест и спокойно вышла навстречу. Ростислав застыл, готовый в любой момент броситься на помощь девушке. Физик помнил, что кореянка владела тэквандо, но какое боевое искусство будет эффективно при несопоставимых весовых категориях?
Кореянка спокойно заговорила по-французски. Вельяминов различал лишь отдельные слова — упоминались Женева, Лозанна, Сен-Жени-Пуйе. Мужик явно удивился, но понял и ответил, не проявляя агрессивности. В ходе разговора и Ма Ян, и пастух показывали руками на обломки металла. Минут через десять француз кивнул и побежал к своим коровам.
Пак Ма Ян выждала, пока стадо, подгоняемое кнутом и энергичными криками, скрылось в роще и медленно отошла к залегшим за кустами физику и офицеру. Девушка перевела дух и улыбнулась.
— Всё в порядке, Ростислав. Ты прав, сейчас седьмое апреля тысяча девятьсот третьего года, если месье Франсуа не перепутал с похмелья. Он сезонный рабочий у какого-то местного богатого землевладельца. Я знаю, что для европейца выгляжу моложе своих лет, поэтому представилась четырнадцатилетней дочерью китайского дипломата, приехавшего в Швейцарию. Джинсы, соответственно, — последний писк пекинской моды при дворе старой императрицы Цыси. Любые промахи легко списываются на экзотичность происхождения и юный возраст. Франсуа я наплела, что вместе с родителями выехала из Женевы на верховую прогулку. Потом с неба упал дирижабль, — Ма Ян снова показала на остатки корпуса, — а что дальше — не помню. Спросила дорогу до Женевы и Сен-Жени-Пуйе, а Франсуа направился за местным полицейским и врачом. Так что нам лучше побыстрее отсюда убраться. Лучше в Швейцарию — граница, по словам Франсуа, охраняется только конными разъездами, гоняющимися за контрабандистами. Охрана несерьезная — ни КСП, ни, тем более, мин не имеется. Совсем непохоже на 38-ю параллель.
Глава 2. Город у озера
Людям из двадцать первого века Женева 1903 года показалась грязноватым городишком третьего мира. Ростислав вспомнил командировку в Индию, Пак Ма Ян — деревню в южнокорейской провинции, Никитин — Афганистан. Вроде бы многое знакомо: ратуша, мост через Рону, остров Руссо, парк Монрепо. Вокзал тоже на месте, но вместо скоростных электропоездов в сторону Лиона и Парижа отправляются составы, которые тянут неторопливые свистящие паровозы. Вместо машин — множество лошадей, впряженных в разнообразные экипажи. Улицы пропахли конским навозом. По городу ползают смешные, похожие на детские игрушки, трамваи.
В вокзальном зале ожидания среди разношерстной толпы пассажиров третьего класса пришельцы из будущего перевели дух. На кореянку косились, но не чрезмерно — видно, в Швейцарии успели привыкнуть к достаточно экзотичным гостям. А Вельяминов и Никитин в потрепанных костюмах из другой эпохи почти не выделялись на фоне итальянских рабочих. Один из итальянцев, очень похожий на покойного Марио, даже принял физика за своего соотечественника и поприветствовал на своем родном языке. Однако, услышав "no comprene", не расстроился, а узнав в процессе короткого разговора на ломаном французском, что собеседник русский, заулыбался и поделился черствой пресной лепешкой и бутылкой красного сухого вина. Оказывается, итальянец работал в Женеве на строительстве и сорвался с лесов, переломав кучу костей. Местные врачи отказывались лечить бесплатно. Быть бы гастарбайтеру калекой, если бы не русский медик-политэмигрант. "Доктор Алессандро", как называл его итальянец, помог бедолаге, а друзья-социалисты собрали немного денег.
