Тайна Спящей Охотницы (СИ) - Смирнов Сергей Анатольевич (читать книги полностью без сокращений TXT) 📗
Иероним Вольф тоже пытался копать родословную кузнеца, пытаясь узнать, из каких глубин вытекает родник необыкновенной крови, но докопался только до сомнительного предания о том, что предки кузнеца Федора Шмакова вышли из сказочного Беловодья. И всё! Алес капут!
В своем лесном, благоразумно скрытом от соседских глаз имении Иероним Вольф занялся разными научными и техническими опытами с даром фройляйн Шмаковой. О подробностях этого периода его жизни легенды умалчивают по причине всеобщей совершенной секретности, которой Вольф окутал свое новое гнездо. Доподлинно известно лишь то, что эту свою естествоиспытательскую деятельность он увенчал самым рискованным из возможных экспериментов: он, как честный человек, женился на дочери кузнеца и стал дожидаться потомства в надежде, что его отпрыски феноменально сочетают в себе инженерно-технические дарования немецкого рода Вольфов с чудесным даром, таящимся в крови русского рода Шмаковых. Чего в том эксперименте было больше — искренней любви к необыкновенной красавице-простолюдинке или же любознательности истинного натуралиста — уже не дознаться.
Увы, если дело было только в ученом любопытстве, Иеронима Вольфа ожидало жестокое разочарование: в единственном его отпрыске — кстати, тоже Иерониме — дар сборщика-реконструктора не открылся в полной мере — так только, ежели дать ход остановившимся часикам или, уже с куда большим трудом, восстановить сломанную ось кареты… Но ведь на такое и каждый третий русский крепостной умелец был способен безо всякогого «талента»! Хотя, надо признать, из Иеронима-младшего тоже вышел дельный инженер на государевой службе… Начатки же своего дара он стал скрывать, а ведь, как известно, мышцы на руке атрофируются, если ею совсем не работать.
Максимилиан Вольф сделал вывод, что его предок был сам виноват в том, что у его сына дар не открылся. Слишком тот оберегал сынка от всяких опасностей и стрессов, а дар и мог открыться в полную силу только в момент истины — в порыве души, преодолевающей смертельный испуг… Вот в таком порыве, какой пережил, забывшись, сам Максимилиан Вольф, приходившийся Иерониму-старшему прапраправнуком, как и Никита Демидов — самому Максимилиану Вольфу.
Историю о том, как были спасены два больших корабля — гражданский и военный — Кит хорошо помнил с рассказа папы Андрея. И как теперь легко было догадаться, этот рассказ дошел до него в роду Демидовых от одноногого предка, к которому Вольф как-то явился после войны с ворохом родовых тайн.
Меньше всего Вольф рассказал Киту о своем отрочестве и юности. С холодным лицом он поведал лишь о том, что его родителей принудили отдать сына в руки военных экспертов, врачей и инженеров, что его спрятали в Кронштадте и там на глухо огороженном пустыре-полигоне ставили над ним различные эксперименты, заставляли чинить пушки, а потом из них оглушительно палили в сторону моря. И от всей этой ужасной обстановки дар его вдруг иссяк, и сам он, несмотря на вкусные обеды и всякую заботу, стал хиреть не по дням, а по часам… Спецы поняли, что перегнули палку — и решили подождать и последить. Юного Макса отпустили к маме с папой, взяв с него обещание никому ни о чем не рассказывать. Точнее будет сказать: папу с мамой отпустили к нему, в Кронштадт. Семье преподнесли целый особняк. Отца — по семейной традиции, инженера — как бы в компенсацию за доставленные тревоги повысили в должности, повысили ему и оклад… Ясное дело, в Кронштадте, на острове, легко было наблюдать за Вольфами, а заодно и отгородить семью от внимания каких-нибудь заграничных спецслужб, которые могли пронюхать о даре отрока Максимилиана… Было это в конце 80-х годов аж девятнадцатого века!
Там, в Кронштадте, Вольфы и обитали некоторое время в положении тоскливого благополучия экзотических животных, заботливо содержащихся в зоопарке. Даром что сама немецкая фамилия Вольф означает «волк»… Отец с матерью умоляли сына не будить в себе лиха, пусть и полезного в иных случаях. Но талант у Максимилиана и так более не проявлялся, хотя спецы иногда продолжали исподволь испытывать его — подкидывали ему, так сказать, под ноги разные сломанные механизмы. Однажды даже устроили небольшое кораблекрушение на рейде и умоляли помочь. Макс, с опасливого разрешения отца, согласился — но у него ничего не вышло… опять же, на радость родителям.
Спецы развели руками. Постепенно, со скуки, они ослабили режим наблюдения и, наконец, позволили Максу в свое время отбыть на большую землю, а там поступить в Санкт-Петербургский университет. Он решил выучиться на инженера-маркшейдера, ибо его уже давно одолевала смутная и странная мечта: удрать от всех под землю. В университете он и познакомился с князем Януарием Веледницким, что ни день придумывавшем, как Леонардо да Винчи, всякие немыслимые изобретения — к примеру, «велосипед на воздушной подушке, качаемой мышечным усилием». А по завершении курса Макс вместе с другом Яником удачно устроился на стройку тогдашнего века — сооружение Транссибирской железнодорожной магистрали.
Как только речь зашла об этом, кратком периоде жизни, Вольфа как подменили. Минут пять Кит слушал восторженный рассказ прапрапрадеда о «самом грандиозном государственном проекте в истории России, без которого мы не только бы Сибирь и Дальний Восток не освоили, но и потеряли бы их вовсе — японцы бы их отняли и вся история пошла бы по иному пути». Слушал, не понимая технических терминов при описании доброго десятка новшеств, предложенных Вольфом при прокладке горных тоннелей.
— Тебе все эти допотопные паровозики да железки — разумеется, скука одна, — говорил Вольф, будто сам присутствовал на том историческом уроке, когда Кит с грехом пополам отвечал про развитие промышленности в стародавние времена, уроке, после которого и начались все Китовы приключения. — А у меня это — лучшие годы жизни были! Самая интересная ее глава! Самая живая, самая яркая!
Поверить в это было нелегко, зная о необыкновенных путешествиях Вольфа во времени, но, глядя в его сверкающие глаза, иного не оставалось.
Весь этот марш энтузиастов оборвался пронзительной нотой через два года с небольшим… Случилась как-то авария, что могла бы развернуться в катастрофу с большими жертвами. Могла бы, кабы Вольф не оказался в нужное время и в нужном месте. Недалеко от выхода из горного тоннеля построили мост через реку, протекавшую в ущелье. Река была узкой, а мост высокий. И вот однажды случилась такая непогода, что река в одночасье вздулась и поднялась, как хребет проснувшегося под землею дракона. А такой ее способности заранее не предположили — ошибка вышла. Мост не выдержал — и стало его выворачивать, кренить и сносить, как раз когда на нем бригада работала по всей его стометровой длине.
И вот волею Провидения окажись тут Максимилиан Вольф — подобно тому, как удачно оказалась у валившегося уездного моста его прапрапрабабка Арина Шмакова. Связь времен вышла поразительной! Только на этот раз масштаб беды размахнулся как раз по чину молодому, образованному, столичному таланту, а не простой девушке из глубинки. Молнией полыхнула в сознании Вольфа семейная легенда — под проливным дождем бросился он к мосту и точно так же, как Арина, бухнулся на него в земном поклоне, ударил ладонями по несущим балкам пути, валившимся вбок и вниз — в смертоносный гудящий поток.
Что тут случилось, Кит уже мог легко себе представить — молыньи-фейерверки и восстановление моста, происшедшее как бы в обратной съемке… Увы, один рабочий тогда всё-таки погиб, сорвавшись в реку от испуга: он подпрыгнул, когда пронеслись у него под ногами разряды, зацепился за балку ограждения, но она была мокрой и очень скользкой… И еще одна немаловажная деталь: мост Максимилиану Вольфу — вот так, в земном поклоне — пришлось держать больше суток, пока река немного не успокоилась. Криками он отгонял всех прочь, да народ и сам не смел подойти. Потом он охрип. Потом руки у него онемели. Но мост был спасен, а позже его укрепили…
Тут бы и наградить Вольфа каким-нибудь орденом Российской Империи — типа, за доблестный труд и за отвагу. Может, и наградили бы когда-нибудь. А так только рабочие успели отблагодарить чаркой водки и всеобщим земным поклоном. Три дня все на него смотрели, как на разоблаченного инопланетянина, не знали, как подойти и поздороваться… а на четвертый день Максимилиана Вольфа похитили японцы.
