Мамалыжный десант - Валин Юрий Павлович (полная версия книги TXT, FB2) 📗
Тимофей спрыгнул с танка, пожал руки мальчишкам-проводникам, побежал в указанном направлении, обернулся, крикнул партизанам:
– Парней поблагодарите. Герои! Помогли несказанно!
Машина действительно стояла в арке. Четверо незнакомых автоматчиков общались с местными, Норыч Сергеев нервно пинал баллоны.
– Никанорыч, куда пропал?! – завопил Тимофей. – Заводи живо! Наши там пораненные!
Водитель ахнул, тут же запрыгнул за руль.
– Стоп! Кто такой? – шагнул к машине старший из автоматчиков.
– Сержант Лавренко. Вы сопровождение?
– А пароль, товарищ Лавренко? – строго вопросил бдительный старшина, многозначительно сбрасывая с плеча ремень автомата.
– Москва-три-семь. С нами или пока код осмыслите? – злобно уточнил Тимофей, заваливаясь на командирское место.
– С вами, с вами.
Старшина кивнул своим, автоматчики – крепкие, почти одинаковые – запрыгнули в машину.
– Какая ситуация, товарищ Лавренко?
– Да по пути уясним, товарищ старшина. – Спешащий Сергеев уже выруливал из арки. – Говорят же: раненые. А кто там, Тима?
– Радист и задержанная подбиты, Сречко их охраняет, целый. Земляков с Торчком пленных фрицев другой дорогой повели. Нерода… Не знаю, что с ним. Прикрывал.
Сергеев покачал головой. Старшина, проявив тактичность, сказал:
– Выберется, если жив. Мы за задержанной, конвоировать. Бронеприкрытие нам точно не нужно?
– Тут недалеко. И немцы вроде бы отошли уже, – пояснил Тимофей. – Надо побыстрее, радиста дважды задело. Норыч, смотри: здесь налево улочкой, потом с ходу площадь проскакиваем, там слева памятник с лошадью.
– Площадь знаю, там фрицы еще простреливают. Лучше в обход двинем, время не потеряем, – решительно сказал водитель.
«Додж» круто, перескакивая через бордюр, развернулся. Пролетели мимо танков и партизанской пехоты – Сергеев, видимо, время даром не терял, район изучил. Тимофей бегло объяснил, где именно застряли остатки группы, вроде бы стало понятно, как добираться колесами. Миновали горящий дом – горожане бегали, тушили. Далее на перекресток… Сквозь рев двигателя постукивали выстрелы, лопнуло стекло на втором этаже.
– Бьет немец, не успокаивается, – нервно сказал усатый автоматчик.
– То издали, от бессилия, – заверил Тимофей.
Проскочили бульвар. На перекрестке стояла подбитая, еще чадящая «тридцатьчетверка». Сержант Лавренко не сразу понял, что такое с машиной: бело-красная какая-то. Цветы, уже много, лежат прямо на почерневшей броне, дым просачивается сквозь нежные лепестки. Две девушки метнулись от подъезда дома, в руках – букеты роз…
– Вот шальные! – с восхищением сказал один из автоматчиков. – Зацепит же!
– А люки-то закрыты. На месте весь экипаж, – пробормотал Сергеев.
Свернули. Тимофей определился по знакомому высокому дому, чуть успокоился. Улицы широкие, истинно столичные, по таким переть на скорости в самый раз. У магазина часов «додж» обстреляли откуда-то сверху. Автоматчики открыли ответный огонь, сержант Лавренко свой неполный диск берег: мало ли как дальше пойдет…
Ага, знакомая улочка, обломки кирпичей от поганой мины.
– Стой! Здесь должны быть!
Тимофей слетел с еще не остановившейся машины, метнулся за ворота. Тихо, пусто – хороший признак.
– Целы мы, Тимотей.
Из «курятника» выбирался радостный югослав.
Один из автоматчиков оказался санинструктором, наскоро осмотрел пораненных – ничего, до санбата явно дотянут. Осторожно загрузили в кузов Шелехова, тот был без сознания. Хромоногая Лизавета запрыгнула самостоятельно. Рыжие локоны привела в порядок, даже пальто частично отчистила, наган заранее югославу отдала. Молодец. Но нос можно так не задирать.
– Ишь какая. Сразу видно: овчарка фрицева! – процедил один из автоматчиков.
Тимофей ухватил его за тяжелый ремень с диском и гранатами, рывком оттянул за капот.
– Я те дам «овчарка»! Старшина, идите сюда! Что-то у вас подчиненные того… болтливее баб на завалинке.
– Спокойно! – Старшина попытался отодрать забинтованную руку сержанта от пояса побледневшего подчиненного. – Не психуй, Лавренко. Боец в СМЕРШ новый, не вникает еще. Объясним.
– Вот и объясни, пока у него зубы целы. По возвращении доложу командованию, а пока так: задержанная оказывала полное содействие группе, проявляла боевую сознательность, принимала личное участие в отражении атак фашистов, ранена при прорыве. Мы, между прочим, трое суток в операции. Сказать про нее плохое не можем, только наоборот. Так и передайте.
– Так и передадим. Говорю же: не психуй. Вы с нами? – спросил старшина, наконец освободивший подчиненного.
– Куда тут влезешь? И еще рацию нужно забрать, – вспомнил Тимофей. – Везите скорей в госпиталь.
– Ладно, мы быстро. Радиста прямо к хирургу, задержанную высадим, и потом вас заберем, – пообещал старшина.
– Главное, машину пришлите. И пусть водитель один не ездит.
– Ждите, не задержимся. – Старшина запрыгнул на подножку, сдернул с себя пилотку. – Держи, Лавренко, а то на беспризорника похож.
«Додж» умчался, остатки опергруппы вернулись во двор.
– Довезут нашего радиста, – заверил Сречко. – Он только сейчас сомлел. А тако держался, молодец.
– Да уж, пусть дотянет. И девчонка тоже. Лихая, в сущности, оторва, эта Лизавета. – Тимофей сел на доски у «голубятни». – Уф, что-то я забегался. Имелись смутные дурные предчувствия. Хорошо, что обошлось. Как вы тут пережили?
Югослав сел рядом, рассказал, как сидели. Рыжая всякие басни рассказывала, про Париж и иную разгульную жизнь. Себя отвлекала, радиста болтовней утешала.
– Терпеливая. Надо бы ей удачи пожелать, – решил Тимофей, надевая чужую пилотку. – Остался у нас там бошевский шпик и еще чего-нибудь?
Спирт пить не стали, поскольку появились обитатели дома, вынесли вино и что-то овощное, фаршированное, но жутко вкусное. Перешли в соседний двор, здесь прямо на улицу столы выволокли. Белградцы наперебой спрашивали, когда бошей окончательно выбьют из Белграда, правда ли, что по Дунаю корабли Черноморского флота идут, и всякое прочее. Бой продолжался не так уж далеко: у Дуная и на подступах к мостам, но считалось, что город почти освобожден, о чем и кричалось белградцами многоголосое «Живео!». Прошли по улице партизаны, тоже кричали и смеялись.
Окончательно стемнело. Рядом встали наши минометчики, но огонь не вели, ждали подвоза боеприпасов. Продолжали изредка падать немецкие снаряды среди кварталов – фрицы гадили как могли, но руки у них были коротковаты.
Легкое опьянение от единственного стакана вина прошло, ночная зябкость бодрила. Машина вот-вот должна вернуться, надо бы делом заняться.
– Пойду рацию заберу, – сказал Тимофей. – Вы ее в углу спрятали?
– Из-под тазом. Давай я схожу, – привстал Сречко, болтавший с какими-то знакомыми знакомых – довольно симпатичными дивчинами.
– Не, я заодно и шинель прихвачу, а то этак и замерзнуть недолго.
«Голубятня», понятно, стояла на месте. Рядом отдыхали 120-миллиметровые «самовары», минометчики жгли костер, смеялись с местными жителями. Тимофей зашел в сарай, посветил фонариком, извлек из-под худых тазов многострадальную рацию, поднял и принялся отряхивать сомнительную шинель. Оборвал окончательно нашивки, а то точно не так поймут.
В сарай сунулся минометчик – подозрительный, лопоухий, пилотка поперек головы.
– Эй, а ты что тут шныряешь? Фонариком кому сигналишь?
Тимофей хмыкнул:
– Тебе и сигналю. Не видишь, вещички собираю.
– Да уж вижу. А ты вообще кто таков? Опа, и рация-то фрицевская?
Тут взгляд бойца упал на валяющиеся в тазу трехцветные нашивки. Уши минометчика от хищного прозрения аж зашевелились, прям хорек долгоухий.
– Ребя, я власовца поймал! Гад, ты с кого пилотку снял?! Ах ты сука… – Минометчик схватился за оружие.
– Постой, я с контрразве…
Все вышло так внезапно и глупо, что среагировать сержант Лавренко успел только частично. Удар приклада пришелся не в челюсть, а в подставленное предплечье. Треснуло. Тимофей не сразу понял, что это кости, потом взвыл…
