Нопэрапон - Олди Генри Лайон (книги онлайн читать бесплатно .TXT) 📗
XII. НОПЭРАПОН
СВЕЧА ШЕСТАЯ
С сорока пяти лет необходимо во многом переменить способности в Но. Но коли до этого возраста хранишь в себе цветок неутраченный, он-то и есть цветок истинный. Что до тонкого подражания, то, начиная с этого периода, едва ли требуется столь уж прибегать к нему. В целом лучше выбирать пьесы присущего тебе стиля, играть легко и спокойно, без видимого усилия. Вот и выходит; кто знает собственную плоть, является мудрым в сердце своем.
1
Ну ты это… ты, чудила, взаправду жизни лишаешься или как? Нету у меня времени торчать здесь…
У рогатой коряги, сплошь обросшей слизью и гнилыми ошметками, стоял каппа. Точно такой, каким был он в детских сказках и описаниях вралей-очевидцев. Ростом по грудь Мотоеси, коренастый пучеглазец с осьминожьим клювом вместо носа, каппа приплясывал от нетерпения и поглядывал на юношу с отчетливым намеком.
«Сейчас утопит… — Странно, мысль эта не вызвала ужаса; просто скользнула вялой змеей по задворкам разума, исчезнув в темноте норы. — Прыгнет, вцепится и утопит. Ну и ладно… пусть… так даже лучше!»
Каппа обиженно надул щеки пузырем.
— Ходят тут, ходят, а чего ходят, и сами не знают!… — Водяник вроде бы ни к кому конкретному не обращался, даже глядеть стал в сторону (нет-нет да и кося круглым рыбьим глазом на остолбеневшего юношу). — Девочку нашу гоняют, железкой своей грозятся… блюют опять же где ни попадя, морду в чужой речке полощут!… Ни стыда, ни совести!
Лунная пыльца заблестела на слоистой, чешуйчатой коже каппы, на роговом клюве-носе, на перепонках между пальцами.
— Эх вы, люди-и-и… ну, давай!
Желание шагнуть в черную стылость воды, упасть лицом вперед и больше никогда не подниматься, раздутым счастливчиком плывя по течению, вдоль по-зимнему пустых берегов ласковой реки к морю, к тихим морским бухтам — желание это, встав из потаенных глубин, на миг стало для юноши почти нестерпимым. Почему-то вспомнилась (не пришла, всплыла, явилась — просто вспомнилась) маска нопэрапон. Сам не зная, зачем он это делает, Мотоеси заставил лиловую безликость взорваться глазами навыкате, раскрыл внизу узкую, безгубую щель рта, где вместо зубов отсвечивали костяные пластины; вот и клюв пробился, замер, полуоткрытый, вот и жесткая щетка волос упала на лоб без единой морщинки…
Ближе.
Еще ближе.
Рядом.
Желание уйти в воду навсегда стало иным. Совсем иным. Можно уйти, а можно и погодить, поторчать на берегу всласть; плыть по течению — это славно, только при чем здесь смерть?… Откуда ей взяться, смерти-то?… Эх, зима нынче теплая, да и водица просто прелесть, не хуже, чем в баньке, в бассейне-фуро, только откуда на ум бассейн пришел? — а, какая разница, сам пришел, сам уйдет…
Юноша сделал шаг, о котором мечталось.
Только не в омут, не в глубину беспамятства.
На берег шагнул.
— Вот ты кто такой!… — Каппа смотрел на него во все глаза, и там, в этих бледных буркалах, вдруг заплескался интерес: не тот, что был раньше, новый, веселый, интерес без скользкого ожидания, без намека. — А я-то мыслю себе… вот братцы посмеются: потомственный каппа не признал нопэрапон! Животики надорвут!
— Животики… надорвут…
Голос рождался помимо воли юноши, хриплым эхом вспениваясь в самом низу живота, подымаясь вверх шершавым жгутом, наружу высовываясь колкими, измочаленными хвостами.
Выйди с таким голосом на сцену — взашей прогонят.
Каппа весенним лягушонком запрыгнул на корягу и уже оттуда заново пригляделся к мокрому, встрепанному Мотоеси.
— А, так вот ты кто такой…
Нет, он не просто повторил сказанное прежде: он опять произнес это заново, с другими интонациями, даже с другим смыслом, только для Мотоеси ни этот, новый, ни тот, первый — все смыслы были сейчас для юноши недоступны.
Клюв щелкнул со значением, и каппа, словно приняв какое-то решение, соскочил обратно на землю.
Засеменил к молодому актеру.
Двигался он смешно: враскоряку, пришлепывая ступнями-ластами, но при этом удивительно выпрямив спину — будто опытный борец на помост выходил.
— Давай, давай! Замерзнешь, чудила деланный… а ну, за мной!
Цепкая пятерня ухватила сырую ткань на плече юноши, сгребла в жменю. Каппа вывернулся неестественным для человека образом: спиной к Мотоеси, он продолжал держать складку кимоно, перекрутив себе плечевой сустав, как прачки иногда перекручивают набедренную повязку, давая воде стечь. Покатая холка вздыбилась горбом, закаменела пластами мышц; цвет кожи резко изменился — из грязно-серого став жемчужным.
— Эх, вацу-рибо-кубаяси! За мной!
Этот бег вдоль реки, вслед за сумасшедшим водяником, разительно отличался от гонки за призраком О-Цую. Размеренно, скучно чавкала под ногами грязь, некогда бывшая снегом; размеренно, скучно ноги ударялись оземь, отталкивались, взлетали, снова ударялись в едином, завораживающем ритме; размеренно, скучно моталась перед грудью Мотоеси блестящая лысина каппы с ямочкой посередине.
В ямочке плескалась речная вода.
Говорят, если каппу с силой ударить по уху, если вода выплеснется, пока каппа еще на берегу, — тогда водяник теряет всю свою силу и готов для тебя…
Удивительное дело: меньше всего юноше сейчас хотелось проверять — правда это или враки? Ударишь этого клювастого по уху, а он обернется… или даже не так: не оборачиваясь, прямо на бегу, как тот каппа, что обучал тонкостям борцовского ремесла самого Таро-Драконоубийцу…
Пусть уж себе плещется на здоровье, водица-то!
Они нырнули в тень кручи, проскочили через заросли молодого бамбука, роща деревьев-мукку расступилась перед ними — и юноша увидел впереди, на поляне, хижину. В таких живут рыбаки, выезжая на долгий промысел, или дровосеки. Возле хижины горел костер, близ которого кто-то сидел.
Еще один водяник?… Вряд ли, они живого огня терпеть не могут.
Да и слишком костлявый этот «кто-то» для речного каппы.
— Эй, Хякума Ямамба! Встречай гостей!
Каппа подтащил задыхающегося юношу поближе, отпустив наконец одежду. Мотоеси жадно хватал ртом воздух, от тела валил пар, и сердце грозило