Крест и полумесяц (СИ) - Агишев Руслан (электронная книга TXT, FB2) 📗
Ничего не понимающие, пассажиры аж опешили от такого напора. Даже неподумали что-то против сказать,возмутиться. Оба, покопавшись в багажных сумках, протянули паспорта. Русский даже какое-то рекомендательное письмо вытащил. Особо впечатлился особо.
— Так, господин Чаадаев, понятно. По торговым, значит-ца, делам едите. — горец козырнул и протянул русскому документы обратно. — А вы господин Бонд репортер газеты Таймс? — англичанин с каменным лицом лишь кивал, не произнося ни слова.- Поданный Англии, выходит, — сказано это было с каким-то не очень хорошим подтекстом, что почувствовали все в салоне. — Тогда вынужден вам сделать объявление. Прошу слушать внимательно, — англичанин почему-то дернулся, словно хотел резко встать. Только усилием воли сдержался и остался на месте. Даже, кажется, позволил себе улыбнуться.Железная выдержка. — Как иностранному поданному, вам запрещено появляться на расстоянии ближе одной версты от следующих учреждений и предприятий — Порохового завода господина Рукавишникова, Тифлиской Химической компании «Оксиген», Опытного конструкторского бюро № 1 г. Тифлиса…
Капитан Дзагоев перечислил еще около десятка предприятий с довольно странными названиями предприятий и организаций, часть наименований которых недвусмысленно говорили об их отношении к химическому, военному производству. Еще более странным было другое, что прозвучало сразу же за перечислением запретных к посещению объектов.
—…За нарушение установленного порядка вы будете выдворены за пределы Российской империи. В случае повторного совершения указанного правонарушения вам грозит тюремное заключение. Короче, в Сибирь закатаем, медведей пасти, — ухмыльнулся горец, показывая крупные чуть желтоватые зубы. — Ничего, ничего, господин Бон. Главное, ни чего не нарушайте, и все будет в порядке. Вас все ясно?
У англичанина почему-то задергалась щека. Этот непроизвольный тик он с трудом унял, энергично растерев это место ладонью.
— Вы все более чем внятно объяснили, — с легким акцентом ответил пассажир, не переставая растирать щеку. Кивнул, и даже попутался улыбнуться. Получился, правда, оскал, а не улыбка. Да и в глазах совсем не чувствовалась доброжелательность.
— Вот и хорошо! — проговорил капитан и с силой стукнул по дерево дилижанса. — Эй там, наверху! Трогай! Все в порядке!
Дверца захлопнулась и карета, дернувшись, начала движение.
Некоторое время пассажиры провели в полном молчании. Переваривали, по всей видимости, только что случившееся.
— Нет! Это все возмутительно! — Чаадаев не выдержал где-то на втором получасе с начала отправления. Он взмахнул рукой, скривил лицо, показывая, насколько сильно оскорблено его чувство собственного достоинство. — Как это все бестактно и оскорбительно! Что он себе позволял⁉ Какое право этот гр… язный горец, вообще, имеет право спрашивать наши документы? — его патетическая речь, явно была обращена к своему товарищу по поездке. — Почему он позволял себе в таком тоне разговаривать?
Со стороны послушать, так ему только что было нанесено смертельное оскорбление. Скорее даже, он перенес невиданное по глубине унижение, за которое виновный должен обязательно заплатить. Об этом Чаадаев, бывший как выяснилось еще немного и юристом, продолжал говорить следующий час поездки.
—…Я напишу прошение господину губернатору… Нет! Я напишу самому государю императору. Да, да! Именно так я сделаю! — он даже позволил себе топнуть ногой, всем своим видом демонстрируя, что его возмущению нет предела. — Этот служака обязательно должен за все заплатить! И извиниться… А как он с вами обращался. Что это, вообще, такое было⁈ Вы поданный великой Британской империи, а он… он… — едва не задыхался от возмущения русский. — Пустое место!
Где-то к обеду дилижанс прибыл в Тифлис, что случилось примерно следующим образом…
Стихло негромкое поскрипывание рессор. Прекратилось успокаивающее укачивание кареты. Она мягко начала тормозить и, наконец, остановилась.
— Прибыть, значит-ца, изволили, — сообщил пассажирам возница через свое крошечное окошко. — Тифлис. Губернский вокзалъ!
Первым с дилижанса спустился Чаадаев, сделавший несколько шагов и тут же вставший, как вкопанный. От неожиданности в него тут же врезался, спускавшийся следом за ним, господин Бонд. Оба, стоя, как каменный столбы. Удивленно вертели головами по сторонам. А смотреть явно было на что…
Туда, откуда они только что прибыли, тянулась широкая, а главное, удивительно ровная дорога из какого-то непонятного черного материала. Англичанин даже присел на корточки и, вытащив дорожный ножичек, попробовал отковырять кусочек дорожного полотна. Последнее у него получилось не сразу.
По края дороги делали глубокие водостоки многочисленные группы людей в необычным полосатых одеждах, которых сторожило несколько всадников с пиками наперевес. Не нужно было иметь семи пядей во лбу, чтобы опознать в первых арестантов, довольно шустро занимавшихся копкой ям и кладкой там каменных плит.
Следы масштабных дорожных работ виделись буквально везде. Часть набережной местной речушки уже оделась в гранит, начиная напоминать невские виды. Вдоль нее тянулся широченный проспект, порытый идеально ровным твердым полотном. Аккуратные дорожки окружали двухэтажные каменные особняки центра города. От всего этого Тифлис отчетливо начал напоминать не кавказское захолустье, службу в котором прежде чиновники воспринимали как ссылку, а один из центральных городов России.
Везде сновали извозчики в свежепокрашенных повозках, нарядно одетые горожане и отряды дорожных рабочих с неизменной конвойной охраной.
— Ай, Дева Мария, — вдруг вскрикнул англичанин, сделавший несколько шагов в сторону высокого здания. — Что это такое?
Привлеченный его удивленным, явно шокированным, голосом, подошел и Чаадаев, тоже замерший в полной прострации.
— Господи Боже мой…
В десятке шагов от них, пярмо у стены дома, стояла самая настоящая виселица — толстый, хорошо выкрашенный красной краской столб и перекладиной точно такого же цвета. Сверху в петле свисало тело грузного мужчины в парадном мундире, медали и ордена которого мелко позвякивали при каждом раскачивании трупа.
— Хм, занятно, — первым очнулся от шока господин Бонд, решивший подойти ближе. Его заинтересовала деревянная табличка с надписью, висевшая на повешенном. — Видимо, это преступник. Так… Его Высокопревосходительство граф Карл Георгиевич Нессельроде, главный губернский полицмейстер, приговорен к повешению чрезвычайной судебной тройкой Кавказского наместничества за совершение особо тяжких преступлений: укрывательство убийцы, мздоимство в особо крупных размерах, продажа государственных секретов представителю иностранного государства… Что же тут твориться? Граф Нессельроде, насколько я знаю, был очень крупной фигурой.
Его тон говорил о явном смятении и растерянности господина Бонда. Чувствовалось, как рушились его представления об этом уголке мира. Совсем не этого он ожидал увидеть. Еще в большем смятении находился его спутник. Чаадаев, вообще, был близок к самому натуральному обмороку.
— Как так? Как же так? — как попугай он повторял одно и тоже, не в силах оторвать взгляда от страшной картины с раскачивавшимся трупом в роскошном парадном мундире и золотых с брильянтами орденах.- Я же не сплю…
Еще больше подобных открытий их ожидало на следующей улице, где им встретилось две новых виселицы. Здесь, судя по надписям на таблицах, висели мздоимцы рангом пониже.
—… Действительный тайный советник Евгений Иванович Добролюбов вымогал пятьдесят тысяч рублей для выдачи разрешения на строительства железной дороги, — вслух читал англичанин под очередной виселицей. — Хм, целым пятьдесят тысяч рублей. Очень и очень внушительная сумма.
Действительный тайный советник тоже висел в дорогом костюме — тончайшей выделки фрак, шелковая сорочка, батистовые панталоны, башмаки с серебряными украшениями, во всю грудь тянулась массивная золотая цепь с довольно крупным медальоном.
