Великий перелом - Шидловский Дмитрий (бесплатная регистрация книга TXT) 📗
— Товарищ Крапивин, — произнес с сильным латышским акцентом подошедший к Вадиму человек в кожанке, — следуйте за мной. Товарищ Ленин примет вас.
— Проходите, батенька, очень вы кстати, — приветствовал Ленин вошедшего Крапивина. Вадиму сразу бросилось в глаза, каким усталым и измотанным был вождь. — Как добрались?
— Тяжко, Владимир Ильич, — ответил ему Крапивин, усаживаясь в кресло. — Думал, что сложнее всего будет на территории, занятой немцами и Юденичем. Но там-то как раз больших сложностей не возникло. Чудеса начались, когда к нашим выбрался. Первый же красноармейский отряд чуть не поставил меня к стенке. Придрались к моей офицерской форме. Насилу уговорил их командира доставить меня в штаб и связаться с Москвой. А так бы пристрелили к чертовой матери за одну офицерскую шинель.
— Это бывает, — сочувственно покачал головой Ленин. — Издержки гражданской войны.
— Да, а уж как поездами в Москву пробирался — это ни в сказке сказать ни пером описать. Таких побоищ за взятие вагонов на каждой станции я и во время Брусиловского прорыва не видывал. Будто вся Россия куда-то двинулась. Все с мешками, все едут что-то обменивать, выторговывать.
— Да, мешочники — это проблема, с которой мы активно боремся. Но мелкобуржуазная масса чрезвычайно многочисленна и активна
— Да какие они буржуи?! — фыркнул Крапивин. — Так, крестьяне все больше. В деревне-то промышленных товаров не хватает, а города голодают. Вот они и крутятся в меру сил. Частная инициатива. Можно ли их осуждать? Они же, почитай, просто выживают.
— Подобная частная инициатива ежеминутно и ежечасно возрождает капитализм, — оживился Ленин. — И осуждать спекулянтов и хапуг не только можно, но и необходимо. Более того, необходимо бороться с ними самым решительным образом, вплоть до расстрелов.
— Да уж, решительности я насмотрелся. Деревни, через которые шел, начисто разграблены. Продотряды лютуют. Хлеб отбирают почти подчистую. Любого, кто пытается оказывать сопротивление, уничтожают на месте.
— И правильно. Мы приняли решение о продразверстке как первый шаг к коммунистическому распределению материальных благ. Конечно, это пока мера предварительная, грубая, но на данный момент совершенно необходимая. Положение архисложное. Мировая революция затягивается. Европейский пролетариат обманут своей буржуазией и по-прежнему участвует в империалистической войне, вместо того чтобы повернуть штыки против своих эксплуататоров, мы практически в одиночку вынуждены бороться с мировой буржуазией. В этих условиях совершенно необходима крайняя концентрация всех сил. Конечно, социализм — это добрая воля трудящихся. Однако на нынешнем этапе мы вынуждены прибегать к насилию по отношению к кулацким элементам.
— Насколько я понимаю, с точки зрения продотрядовцев, кулак — это любой, у кого хлеба чуть больше, чем нужно для жизни впроголодь. То есть любой работящий мужик. Комитеты бедноты — это сборища пьяниц и бездельников, которые помогают продотрядам просто из зависти к более трудолюбивым соседям.
— Ах, как вы ошибаетесь, Вадим! — цокнул языком Ленин. — Поймите, различие между пролетарской и мелкобуржуазной средой не в наличии или отсутствии материальных благ, а в отношении к средствам производства. Наша опора в деревне — это сельская беднота. Именно она наиболее восприимчива к идеям общественной собственности. А вот вставший на дыбы и закусивший удила мелкий собственник, будь он даже крестьянином, работающим на земле, еще долго будет оказывать нам сопротивление. И его выступления не менее опасны для пролетарской революции, чем мятеж белых генералов.
«Да он же знает все! — подумал вдруг Вадим. — Я-то, дурак, думал про перегибы на местах. А источник и вдохновитель всего этого кошмара — вот он, оказывается. Весь тот беспредел, который творится в стране, целенаправленно организован этим человеком. Ради реализации своих прожектов он готов уничтожить миллионы людей, сломать бесчисленное количество жизней. Господи, да кому же я служил? Зачем я помешал Сергею остановить этого монстра? Будет ли мне прощение?»
— Но зачем такие жестокости со священниками? — спросил он наконец. — Они же не стреляют в нас из-за угла. Но то, что я видел… Разоренные монастыри, разграбленные храмы. Попов не просто расстреливают, их истребляют самыми жестокими методами, издеваясь и оплевывая. Мне рассказывали, что в Новгороде одному попу публично вспороли живот и затолкнули туда поросенка. А священник при этом был еще жив.
— Да, они не стреляют в нас из-за угла. Они хуже. Они одурманивают сознание народа своими россказнями о Боге. Религия — это средство, созданное эксплуататорскими классами для запугивания и подавления трудящихся масс. В этом главная задача священнослужителей. Поэтому, если мы только хотим надолго удержаться у власти, мы должны преподать этой публике настоящий урок. Не останавливаясь ни перед чем.
— Но расстрелы!
— Идет война, батенька! — вскрикнул Ленин. Он вскочил с места и нервно заходил по кабинету. — Это классовая борьба в своей высшей форме. И церковь в этой борьбе является мощнейшим оружием буржуазии. Именно сейчас решается: мы или они. Ради счастья всего человечества, ради нового мира мы не можем останавливаться перед уничтожением горстки попов. Более того, мы должны нанести им такой удар, чтобы они и думать забыли о сопротивлении победившему пролетариату.
— Да, наверное, вы правы, Владимир Ильич, — согласился Крапивин. — Очевидно, я просто не готов ко всем жестокостям классовой борьбы.
— Привыкайте, батенька. — Ленин снова опустился в кресло. — Лет через двадцать — тридцать таких, как вы, и вовсе не останется. Все эти сантименты, выдуманные буржуазией, уйдут в прошлое. Человек нового мира будет гуманен в высшем смысле этого слова. Он не будет останавливаться перед уничтожением сотен и тысяч элементов, мешающих мировому прогрессу и движению человечества к счастью. И вы, если хотите стать человеком нового мира, привыкайте к логике классовой борьбы.
«Боюсь, что я уже не хочу становиться человеком вашего нового мира», — подумал Крапивин.
