В лето 6746 года от сотворения мира (СИ) - Нефёдов Борис (читать книги без регистрации полные txt) 📗
Степан Твердиславич выпрямился, гордо осмотрелся по сторонам и заявил то, чего я больше всего и опасался.
— Лук, даже если он нанесет врагу большие потери, в конце концов ничего не решает. Победа всегда рождается в честном сражении, во чистом поле, при столкновении грудь в грудь, а в единоборстве нам трудно найти равных.
— Прости, Степан Твердиславич, но ты сильно ошибаешься. Монгольские воины неплохо дерутся на саблях, но они вовсе не думают о ратных единоборствах. Они уклоняются от ближнего боя и вначале сходятся с противником только на то расстояние, которое позволяет им безнаказанно расстреливать его из луков. Здесь они, не останавливаясь, создают круг из всадников и, не приближаясь к противнику, продолжая движение по кругу и мчась вдоль фронта противника, засыпают его тучей стрел, уничтожая, повторяю, его на расстоянии и не доводя дело до рукопашной. При этом иногда они могут менять направление движения, создавая видимую опасность атаки сразу на нескольких участках. Это заставляет врага нервничать и оставаться на месте.
Здесь я дал им время понять то, что я сказал. Дело в том, что в те времена любое сражение фактически представляло собой поединок один на один. Каждый выбирал себе противника (по силам) и бился с ним. Ближний бой и решал исход сражения.
Наконец, до Степана Твердиславича дошли мои слова:
— Но это…не честно…
— У нас с ними разные представления о чести и честности на войне. В чем-то мы считаем их бесчестными, в чем-то — они нас. По крайней мере, они не убивают парламентеров, как мы перед сражением на Калке…
Продолжать эту мысль я не стал и вернулся к монгольскому оружию:
— Так вот, тот самый «презренный лук», что и сегодня не берут в руки многие лыцари, играет важнейшую роль в нескончаемых победах монголов над своими противниками. Их стрелы легко пробивают кольчатую броню. Используя силу своих луков, они посылают стрелы дальше луков врага, и это позволяет им выигрывать бой, не неся существенных потерь за счет того, что они просто держат противника на нужном им расстоянии. Мало того, они знают, что если выпустить стрелу на скаку, то ей придается дополнительно скорость лошади. При этом дальность выстрела еще увеличивается примерно на треть. Это они тоже используют. Отсюда и построение в виде круга, о котором я уже говорил. Причем такое уклонение от ближнего боя и обстрел издалека, если надо, может продолжаться несколько дней. Кроме нанесения прямых потерь, это сковывает противника в его передвижении, а воины, попадая под дождь стрел, теряют боевой дух.
— А как у них со стрелами?
— У каждого воина 60-100 стрел. Но у них много воинов. Их стрелы длиннее наших на четыре пальца, с железными, костяными и роговыми сильно заостренными наконечниками. Основание стрел настолько узкое, что едва ли подходит к тетиве наших луков. Но дело в том, что, в отличие от наших ратников, лук и стрелы имеют практически все в монгольском войске. Поэтому в этом они постоянно имеют подавляющее преимущество.
Здесь посадник снова перебил меня:
— Но у противника тоже может быть конница, и она нападет на этих, как их там, монголов. Придется им вступить в схватку, а там и пешцы подтянутся…
Я нечто похожее ожидал. Прежний опыт борьбы славян с кочевниками говорил об одном: в отличие, скажем от хазарских или половецких орд, которые были сильны во внезапных набегах, русские дружины постоянно получали над ними преимущество именно в открытом бою. Конница кочевников разбивалась о длинные копья и щиты русских пеших воинов, а свежая, не участвующая в начале сражения русская конница, окружала степняков и не давала им удрать на их утомленных в битве конях.
— Дело в том, уважаемый Степан Твердиславич, что, во-первых, нужного количества конных воинов у нас (и вы это знаете) нет. Во-вторых, монголы просто убегут, поскольку убегать от врага они не стыдятся. И не стыдятся потому, что используют свой побег как военную хитрость. Они даже делают все возможное, чтобы за ними погнались. Если противник упорно стоит на своих позициях, то монголы даже могут послать на него свой полк «мэнгэдэй» (в переводе с монгольского — «принадлежащие богу»). Эти люди заранее простились со своей жизнью. Их задача — завязать бой с обороняющимся врагом, взять, сколько смогут, их жизней и после потери, как правило, значительной части своих воинов, броситься в бегство. Притворное бегство. Особенно хорошо, если им удается увлечь за собой в погоню именно конницу. Дело в том, что когда монголы уходят от такой погони, то на скаку они просто расстреливают преследователей из луков, причем бьют не только людей, но и лошадей. У них даже специальные наконечники стрел для этого есть: срезни вот такой длины, считай в 4 вершка, да шириной пера с вершок. Это тяжелые стрелы, и они обладают огромной убойной силой. Ими лошадей и убивают.
— Не может этого быть. Лошадей-то за что?
— У них свои понятия. В отличие от нас лошадей противника они в бою не жалеют. Да и после боя… ведь для них нет ничего вкуснее конины.
— Конины? — посадник выпучил на меня глаза, — не может быть! Да разве ж можно конину есть, друга своего… У нас конину если кто есть и будет, так только с крайней голодухи, когда смерть голодная прямо в глаза тебе смотрит. Хуже конины — только человечина… Вот нелюди-то. Неужто, правда? Надо же, конину едят!
Его причитания я слушать не стал:
— Но хитрость даже не в том, чтобы расстрелять вражеских коней и людей. Монголы подставляют погоню под заранее подготовленную засаду. Засадный полк сильно прореживает преследователей из тех же луков, а затем, когда те смешаются, нападают на них. К этому времени, и убегавшие монголы, видя, что перевес на их стороне, тут же разворачивают своих коней и переходят в контратаку, т. е. тоже нападают на преследователей, причем нападают храбро. А когда посекут конницу, то возвращаются к недобитой пехоте. Иногда «на плечах» немногочисленных убегающих от них всадников.
— Ну, нашу пехоту так просто не возьмешь…
— Стоять под градом стрел может только хорошо защищенный и дисциплинированный воин. С защитой от монгольских луков у нас, как и всех их прежних противников — просто плохо. Сквозь кольчугу бьют тонкими и закаленными наконечниками. Нет щита — с 20–30 сажень их стрелы пробивают любой другой наш доспех. А с дисциплиной, тут как. Основу наших ратей составляют не профессиональные воины, а ополчение. Возьмите, к примеру, войско, что может выставить Новгород. В него войдет дружина приглашенного в Новгород князя, — мой поклон в сторону Александра, — дружина боевая, сплоченная, но … не многочисленная. Не спрашиваю, сколько у тебя, княже, своих воинов, но никак не больше 400, а может и того меньше. Весь Новгород знает, что денег тебе выделено только на три сотни. Прибавим дружину владыки. По своим боевым качествам она может быть дружине княжеской и не уступит, — но, заметив движение со стороны Александра, тут же поправился, — в чем лично я очень сомневаюсь, но по числу своему в сравнение точно не идет. От силы — сотня или полторы. Потом — гриди, т. е. гарнизон новгородский, подчиненный уважаемому Степану Твердиславичу, — мой поклон посаднику. По своим боевым качествам, прости уж, Степан Твердиславич, они дружинникам княжеским неровня.
— Задачи у них другие. Да и по домам живут, а это расхолаживает. Но гарнизон (в большей своей части) все равно должен будет остаться в Новгороде.
— Тем более. Есть еще воины на службе бояр и богатых купцов, но их хорошо привлекать в обороне города, когда враг у его стен, но в военный поход их не позовешь. Что остается — кончанские полки (создаваемые каждым «концом»), ополчения посадов и дружины «повольников» (то есть тех же наемников). Вот эти и будут составлять главную часть воинства. Держать оружие в руках они умеют и в индивидуальном единоборстве могут поучаствовать, но они не научены совместным действиям, имеют слабое представление о будущем противнике и, главное, о строгом и неуклонном исполнении приказа. Там, откуда я прибыл, это называется дисциплиной. У каждого из них — свой командир, который, когда все хорошо, подчиняется вышестоящему начальнику, а если ему показалось, что дело плохо, то может и подвести.
