Зверь лютый. Книга 24. Гоньба (СИ) - Бирюк В. (читать книги бесплатно полностью TXT) 📗
Без вопля «Гоньба княжеская! Разойдись!» — тяжело. Что мы не из простых — видно. Но не из сильно вятших. Так что, возчики дорогу уступают. Но — неторопливо. С постоем — медленнее. Торговаться приходится. Хотя у проводника моего и здесь знакомцы есть. Не один раз здесь проходил. На расспросы — фыркает.
— Был суздальский — стал, вот, боярича смоленского слуга.
— А куда?
— По господской надобности.
Я старательно акаю, словечки, в Смоленске когда-то подцепленные, употребляю. «Трынадцать», «сейчяс», «стау», «усих». К месту и не к месту.
Местечко тут интересное. С популярным названием — Сурож. Как раз напротив устья Усвячи. Живут здесь, ясное дело, сурожане. Не скажу, что по улицам греки толпами шастают, как в Суроже Крымском, но иноземцы — есть.
Городок под Витебским князем. Такой перекрёсток многие желают держать. Это одна из причин, почему Давыд Попрыгунчик в Витебск княжить пошёл. Стража сейчас стоит — смоленская.
Разговор со стражей… плотненький.
— Ты, молодец, не добрый купец, не поп, не богомолец… И какое ж тебе лихо покоя не даёт? На что в дорогу скачешь-то?
И так это… со спины стражники заходят. А у нас кони уже рассёдланы — не вскочить.
— Иду я по своим делам. А ты, дядя, подол бы брони своей вычистил. Иль забыл как оружничий Гаврила тебя ругал-стыдил за грязь-то?
Стражника — не помню. А вот эту «лепестковую отделку подола ламелляра» — сам драил. В бытность свою в выучениках у Гаврилы, которого я Буддой называл — главного оружейного начальника на подворье Смоленских князей.
Десятник стражи глянул на подол, потом — на меня.
— Чёт мне твоё обличье вроде…
— Само собой, десятник. Встречалися. А ныне — не держи. Сам понимаешь — служба княжеская.
Что «служба князя Суздальского»… не уточнил.
Отпустил. Просто потому, что я помню смешные подробности своего тогдашнего существования. Кусочек нашей, вот через эту железяку, общей жизни.
И мы поскакали. По Усвячи, по озёрам, по Ловати… Как я эти речки возненавидел! Мне надо на север, а Ловать здесь идёт чётко к западу.
Тихое Лето только хмыкает:
— Куда дорога, туда и гонец. Реки — от бога. От него ж — и дорога. Скачи да радуйся. Что есть.
Я когда-то бывал в Великих Луках. В давно прошедшем будущем.
Факеншит! Спрягать глагольные времена для попаданца… мозги сломать!
Не надо: того городка, который я видел — нет. А вот семь лук — извилин Ловати — имеются. Трёх охотничьих луков, как на городском гербе — нету. Да и откуда? Герб — от Екатерины Великой. В те времена этимологией не заморачивались.
Забавно. Место помню, вижу. Вот же извивы эти! Вон там, на горке, ещё собор будет. А города — нет.
Я, конечно, понимаю — глухое средневековье, дикие туземцы, городок маленький… Но не до такой же степени!
В летописи первое упоминание — как раз сейчас, по поводу визита Ростика. В новгородских берестяных грамотах 40–60 годов этого века из переписки купцов:
«В Киеве Бог был свидетель между нами: из твоих фофудий девять выговорил я себе. Таким образом, в Луках гривен шесть…».
Кто такие «фофудии» — неизвестно. Но Луки — есть. А городка, на месте которое я помню — нет.
— А… где?
Тихое Лето смотрит удивлённо:
— Чего — где? До города ещё тридцать вёрст.
Ну, блин, «кочующие земледельцы»! Мало того, что каждая семья каждую весну из избы разбегается, откочёвывает по всяким сенникам — дровянникам, что общины целиком каждое десятилетие переселяются, так они ещё и города постоянно перетаскивают!
Ладно, скачем дальше.
Точно, есть городок. Так и зовётся — Городок-на-Ловати. «Луки» — его довольное новое название: «Городок» на «Святой Руси» уж очень распространено, не отличить. Кажется поэтому — чтобы различать — более позднему поселению добавили эпитет «Великие».
Городок уже лет триста стоит на правом берегу. Луки речные здесь, конечно, есть. Две петли почти полной окружности. В верхней — горка, метров на сорок выше окружающих болотистых равнин. Но не — «семь загибов на версту», как в том месте, где на рубеже 12–13 веков (в РИ) новгородцы крепость поставят. Сынок нынешнего Якуна — Дмитрий Якунич и смастырит.
Нынешние Луки ещё лет сто назад были крупным промышленным центром. Застройка на столбах, как у пруссов, куча скандинавских, балтских, западно-славянских элементов.
Особенно видны горшки фельдбергской культуры: с гончарного круга, хорошо обожжены и богато орнаментированы. Невысокие, широкогорлые, с выпуклыми боками и суженной нижней частью. Украшены многорядной волной или горизонтальными линиями, встречаются штампованные узоры и налепные валики.
«Фельдбергская культура» — с реки Хафель. Там ещё такие известные города будут: Берлин, Потсдам, Бранденбург… Отождествляется с ободритами и лютичами.
Кто, когда, почему… не знаю.
Лукичане много занимались добычей железа и его кузнечной обработкой. Ножики хорошие делали. В пакетной трёхслойной технологии. Последнее время как-то оно… посыпалось. Сельским хозяйством увлеклись. Горшки, к примеру, нынче почти все привозные из Смоленской земли. «Голландская болезнь»? Нафига делать, когда можно купить?
Ниже городка — речка Рубежница, выше — Ольшанка. Между ними — осинники и два озера. С другой стороны — Ловать и за ней болота. А тут у берега — холм с городком и посадом под боком. Типичный святорусский пейзаж, антураж и население. Ну и где ж тут мне заховаться? С перископом. Или правильнее — с пери-фоном? Я ж слушать хочу.
Оп-па… А встать-то и некуда.
Городок забит санями, людьми… Переговорщики — «огнищане, гридь, купьце вячьшее» — по посаду на постой встали. В самом городке — Ропак со свитою и квартирьеры из Киева. Усадьбы чистят-моют, во всех дворах перины выколачивают.
Сам! Великий Князь! Едет!
«Самого» ещё нет — мы ухитрились вскочить в Усвячу на день раньше княжеского обоза. Теперь дня три придётся ждать — обоз идёт много медленнее, чем мы скакали.
Суетня-толкотня — хорошо: мы, со своими девятью «скоками» (рысаками) не торчим бельмом на глазу. И — плохо: постой не найти.
У Тихого Лета и здесь знакомец нашёлся. Только глянул на нас и сразу:
— Не-не-не! И не ищи! Всё забито-занято! Вятшие аж в хлевах ночуют!
— А как же…?
— В Губаны. Тама у меня тестя деверя стрый живёт. Привет передай. Ну и там… не скупися.
Делать нечего, ещё три версты вниз по Ловати. Селение это… Жители, видать, поднаторели «губу раскатывать». Отчего и название такое. Дядя цены сразу втрое задирает:
— Да ты глянь! Почитай во всех усадьбах новогородские стоят!
И правда: переговорщики — в городке, в посаде тамошнем. Но серьёзный человек один в дорогу не идёт. Вот слуг, какие не сильно на каждый день надобны, в дальнее селение и поставили.
Наших коней углядел — ещё втрое.
— Им же ж сколько овса надоть! А овёс-то ноне… не укупишь.
Услыхал приветы да поклоны от своего городского родственника, тихолетного знакомца:
— Ой, радость-то какая! Ой, спасибочки! Так вы ж почти родные!
И — ещё втрое. Типа: свои люди — сочтёмся.
Нас — трое. Сумму — утрояем ещё раз. «Оптовая скидка»? — А хто ето?
— А сколь стоять будете? Неделю? Усемеряем. Итого — десять гривен. Вперёд, само собой.
Итить…! Но идти нам некуда. А морду бить — ещё дороже встанет.
Ладно, «не в деньгах счастье». А в их количестве. Количества у нас хватает. Тут другая проблема: если бы встали в посаде — я бы местных слухов да сплетен сразу поднабрался.
Народ, конечно, врёт. Но не тотально. Чего-то полезного и узнал бы. А так… местные «губаны» про урожай подосиновиков прошедшим летом более толкуют.
Утром хозяин в город собрался — телушку продать. Такие княжеские междусобойчики — редчайший случай урвать кусок. Пришлые жрут в три горла, серебра не считают — на людях гонор тешат. Да и просто — народец не бедный пришёл.
