Путь домой (СИ) - Турундаевский Андрей Николаевич (прочитать книгу TXT) 📗
Капитан, князь Михаил Накашидзе, успел повоевать на японском фронте и не слишком жаловал тыловиков, получивших высокие чины путем придворных и жандармских интриг. Однако субординация взяла верх. Когда механик влез в машину и занял место за пулеметом, Накашидзе без открытых возражений выслушал приказ штабного офицера Кошелева. "Прорываться по тракту любой ценой".
Капитан газанул, мотор взревел, и броневик выкатился на открытое пространство. Очередь из пулемета скосила повстанцев, прорвавшихся к поезду. Остававшиеся в вагонах солдаты приободрились, усилили огонь из винтовок. Петр Сергеевич, осторожно разглядывавший поле боя через смотровую щель в бронированной дверце, перевел дух. Но нестерпимый в тесной кабине бронемашины грохот "максима" быстро прекратился.
— Петренко, мать твою, почему не стреляешь! — раздраженно крикнул Накашидзе, обращаясь к механику. — Социалистов жалеешь?
— Так это, ваше благородие, патронов больше нет. Сами же приказали заправить в пулеметы по одной ленте, а ящики с остальными боеприпасами сложить в другом вагоне, чтоб не перегружать рессоры.
Пули с мерзким звуком рикошетили от тонкой брони. Накашидзе гнал тяжелую машину по узкой лесной дороге.
— Ничего, князь, доберемся до Бологого — попросим помощи у тамошнего гарнизона и отделения православного союза, — сказал Кошелев, пытаясь продемонстрировать хладнокровие. — Зажмем инсургентов с двух сторон.
— Не считайте врага глупее себя! — рявкнул Накашидзе, с трудом продолжая удерживать руль. — Если социалисты не уничтожат наших в течении часа, они просто отступят. Всё зависит от наличия у противника резервов. Помню, под Ляояном…
Князь-изобретатель начал было рассказ про свои военные приключения, подтолкнувшие его к созданию блиндированного автомобиля, но вскоре замолчал. Слишком много сил отнимало управление тяжелой машиной на обледенелой дороге, укатанной многочисленными крестьянскими санями.
В Бологом Кошелева ждал неприятный сюрприз: местное военное начальство отказывалось принять меры без прямого приказа из Петербурга, а документы от руководства православного союза большого впечатления не производили. Мордастый казачий полковник прямо заявил взмыленному визитеру:
— Милостивый государь, мне приказали охранять железную дорогу и обеспечивать ее бесперебойную работу. А ваши интриги меня не касаются. Не могу выделить ни единого человека.
— Этот бардак вы называете бесперебойной работой! — вспылил Кошелев, забыв о сдержанности, казалось бы ставшей частью натуры за годы дипломатической и придворной службы. — У вас под носом взорвали воинский эшелон, бандиты возможно уже уничтожили два гвардейских батальона, а вам и дела нет! Уж не социалист ли вы?
После долгих препирательств, завуалированных и вполне прямых угроз Кошелев добился помощи в виде казачьей сотни под командованием немолодого есаула. Видимо, казачий полковник решил не дразнить гусей и отвязаться от настырного столичного гостя, отправив с ним наименее боеспособную часть войск. Дескать, на тебе убоже, что мне негоже. Но лучше что-то, чем ничего. Впрочем, казакам в бой вступать не пришлось. Рядом с разбитыми вагонами повстанцев не осталось. Только множество трупов — в мундирах и в тулупах вперемешку — лежали на окровавленном снегу, похожие издали на кучи разноцветного тряпья. Из опрокинутых теплушек доносились стоны раненых.
— Ваше высокоблагородие, что ж это творится? — проворчал, выбираясь из вагона, унтер с разбитым лицом. — Опять подмога подоспела к шапочному разбору, а бунтовщики спокойно ретировались.
— Куда? — спросил есаул, проглотив непочтительный тон семеновца.
— На кудыкину гору! В лес, а там — черт их разберет!
Есаул приказал двум казакам, опытным разведчикам, выследить противника, благо снег пока не успел замести лесные тропы. Впрочем, толпа пленных вытопчет такой след, что и слепой заметит.
— Погодите, ваше высокоблагородие! Второй атаман разбойников сказал, что перебьет всех пленных, если заметит погоню. Так, мол, и передайте царским сатрапам.
— Как это второй атаман? — спросил Кошелев. — У инсургентов, что ли, не один командир?
— У них, кажись, не только два командира, но и две банды получаются. Первый атаман, который вроде за главного, хоть и молодой, командует городскими — мастеровыми да студентами. Этот барин точно жид и социалист. А у второго, что постарше, в подчинении рыл раза в три больше, но лишь деревенских мужиков. Да и сам он, по манерам видать, отставной унтер из крестьян. Продал, подлец, жидам веру, царя и отечество. Зверь настоящий! Когда патроны стали заканчиваться, наши начали руки вверх поднимать. А потом услышали крики. Оказалось, мужики режут офицеров на куски, вспарывают животы и вытягивают кишки. Я, слава богу, тогда затихарился, мертвым прикинулся.
"Как древние викинги во время набега на мирное селение", — подумал Петр Сергеевич, пытаясь отогнать тошноту и вспоминая гимназические уроки истории.
— Видно, эти мужики из Нееловки, — вставил есаул. — Там мои казачки на прошлой неделе слегка пошалили.
Кошелев представлял, что такое казачьи "шалости". По линии православного союза он получал крестьянские челобитные. Крестьяне из охваченных беспорядками губерний жаловались на поголовные порки, насилия над женщинами, да и частые бессудные убийства. Казаки-каратели при умиротворении бунтующих уездов обычно не утруждались поиском конкретных виновных, а расправлялись с целыми деревнями. Стала понятной причина отговорок полковника — он предпочитал, чтобы последствия действий его подчиненных расхлебывали другие. Так ведь не расхлебаешь. Налицо цугцванг, как выражаются господа шахматисты, или, говоря по-русски, как ни кинь — всё клин. Прикажешь карателям действовать в рамках закона — мужички сочтут это за слабость и еще больше обнаглеют. Остается только продолжать жестоко давить крестьянские бунты и надеяться, что у правительства сил больше. Наивные люди, эти господа революционеры — хотят освободить русский народ от царской власти. Не понимают, какого зверя собираются спустить с цепи.
— Первый атаман, — продолжил семеновец, — тогда тоже услышал и на второго накричал матом. Мол, недостойно бойцам революции пытать пленных. А когда второй послал его по матушке, просто направил на него какую-то штуку. На винтовку не очень похоже, но урод явно струхнул. Вроде как раз из этой хреновины нескольких солдат сожгли в пепел. Так что наших раненых инсургенты просто оставили у вагонов, а здоровых пленных увели с собой. И два броневика, которые опрокинулись при крушении, подняли и угнали.
Слушая раненого семеновца, Кошелев не сразу заметил, что казаки-разведчики скрылись из поля зрения. Есаул свой приказ о выслеживании отходящих инсургентов не отменил, поэтому казаки все-таки отправились в путь, несмотря на полученные предупреждения. Наконец один из разведчиков вернулся. Без папахи, голова замотана рваным башлыком. Из сбивчивого доклада следовало, что бунтовщики сделали небольшой крюк по лесному тракту и вышли к полустанку. Там на путях уже стоял пассажирский поезд. Пленных загнали в вагоны. Захваченные броневики погрузили на прицепленные платформы. Поезд тронулся в сторону Москвы, раздался громкий треск. К последнему вагону был прикреплен огромный железный плуг, цепляющий и ломающий шпалы. Рельсы скручивались в гигантские штопоры. Пытаясь получше рассмотреть противника, молодой казак неосторожно вышел на открытое место и упал, сраженный невидимым тепловым лучом. Одежда моментально вспыхнула. В открытом окне хвостового вагона мелькнул латунный корпус лучемета. Второй разведчик предпочел не искушать судьбу и поспешил вернуться к своим. Спеша, казак не выбирал дороги и ломился через заросли орешника, как перепуганный лось.
Кошелев сразу обратил внимание на слова разведчика про плуг для уничтожения железнодорожных путей. Стало ясно, что теперь бунтовщиков не догнать. Можно сравнительно быстро восстановить разрушенный мост, заменить сотню саженей рельсов. Но заново проложить хотя бы несколько верст — на это уйдут недели. Проще пройти к первопрестольной пешим маршем мимо бунтующих деревень. А тем временем красная Москва успеет подготовиться к обороне. И крестьяне в пока еще спокойных уездах глядят волками, того гляди тоже начнут бунтовать. Весь план подавления восстания строился на быстрой переброске гвардейского полка из Санкт-Петербурга по железной дороге. Теперь семеновцы разгромлены, два броневика из трех захвачены противником, а привлекать другие воинские части в ближайшее время можно только по принципу тришкина кафтана. Придется штабным напрячься снова…
