Наследник (СИ) - Кулаков Алексей Иванович (книги полностью .TXT) 📗
— Государь–наследник. Кхм!.. Как бы мне второго сына?..
Не отвечая, юный властитель вышел на крыльцо, обильно украшенное немудреной резьбой по дереву, уселся на Черныша, и с высоты седла чуть склонился к хозяину:
— Вот как похвалишься мне первыми канатами да парусиной, так и будет тебе еще один сын…
Глава 14
Два боевых жеребца, неприязненно косивших друг на друга налитыми злостью глазами, сходились медленным шагом — хотя с куда большей охотой предпочли бы рвануть со всех сил, дабы попробовать соперника на прочность тяжелыми ударами подкованных копыт или широкой груди, либо рвануть его тугую плоть своими зубами…
Сшшдон! Ссшии-клац-ссшшдон-клац!
Буланый аргамак чуть подался назад под натиском кабардинца, затем оскорблено всхрапнул и все-таки изловчился куснуть вороного наглеца в опрометчиво подставленный круп. Короткое ржание, перетаптывание на одном месте, лязг встретившихся сабель — после чего одна из них улетела прочь, с обиженным звоном вырвавшись из сжимающей ее детской руки.
— Тпрру! Ну-ну.
Успокоив своего Ветерка ласковым похлопыванием по шее, боярин Канышев повернулся к ученику, молча ожидая, пока тот примет поданную ему Мишкой Салтыковым саблю. А заодно определяя — не перестарался ли он с силушкой, не «отсушил» ли царевичу руку?.. Успокоено хмыкнув, Аким нехотя открыл рот:
— С рогатинкой у тебя покамест сподручнее выходит, Димитрий Иванович. Зачем саблю прямо выставил? Сколько раз говорено — чуток руку отведи, или обушок как надо подставь — чужой клинок в сторонку сам и соскользнет. А за ним и супротивник тебе под добрый удар подставится. Вот так.
Дядька царевича немного отвел оружную руку в сторону:
— Бей.
Клац!
Скругленный кончик взрослой карабели несильно ткнул наследника в живот — вернее, в надежно прикрывающие его пластины бехтерца.
— Или вот так. Бей.
Клац-цзанг!..
Сабля вновь беспрепятственно щелкнула по правому наручу, и замерла, прижавшись к его гравировке.
— Видишь? А потом можно еще вот так посунуть.
Гнутая карабель медленно скользнула вперед, бережно придавив кольчугу напротив горла.
— Понял.
— Хорошо. Тогда повторяем отбив с ударом дюжину раз. И… Раз-два-три!
Шшдон-клац-клац!..
Час спустя боярин Канышев довольно кивнул, признав тем самым, что его подопечный усвоил еще несколько полезных финтов и ухваток. Оглядев поле, основательно перепаханное копытами жеребцов, и сотню царевичевых стражей, окруживших это самое поле, Аким перевел взор на два десятка княжат и бояричей. Порядком уже взопревших в своих тягиляях и шеломах, давно утративших должную резвость движений, и нескрываемым вожделением поглядывающих на кувшины с прохладным квасом в руках немногочисленной дворни. Мысленно поморщился (его гоняли до тех пор, пока он мог держать в руках оружие!) и кивнул одному из помощников.
— За-акончили!..
Посыпались на землю тяжелые дубовые «сабли», следом забрякали островерхие шелома, довольно загомонили мальчишечьи глотки — а его основной ученик, выждав немного, тихо напомнил-поинтересовался:
— Наставник?..
Оставаясь внешне полностью невозмутимым, а про себя преисполняясь довольства, боярин скучающе поинтересовался:
— Рогатина?
— Шестопер!..
Уже привыкшие к тому, что боярин и его подопечный в конце каждого занятия устраивают «прощальный» учебный поединок, помощники быстро принесли им по небольшому круглому щиту, вдобавок забрали учебную саблю наследника и поднесли вместо нее пернач на длинной ручке.
Сшшии-клац!
Звякнув саблей по чужому умбону, Аким тут же подставил свой щит.
Тумм!..
В какой уже раз подивившись, сколь силен Димитрий Иванович для своих невеликих лет, боярин аккуратно «погладил» его по шлему, вскользь отбил несколько быстрых и довольно увесистых ударов, после чего и поставил в их поединке точку — шлепнув тупой карабелью по выставленной вперед ноге. Плашмя, разумеется. Помнится, года этак с три назад он одному ногайскому мурзе таким же вот ударом ногу до кости рассадил… Перед тем как голову снести. Левая рука словно сама собой погладила богато изукрашенный золотыми нитями и серебряными пластинами пояс, как раз доставшийся ему с того самого мурзы. На добрую и долгую память, хе-хе!..
— Наставник.
Ответив кивком на легкий поклон наследника, боярин Канышев проводил своего воспитанника очень внимательным взором, в который уже раз подмечая ту легкость, с коей он помахивал в воздухе довольно тяжелым перначом, и отсутствие видимых признаков усталости. Настоящей усталости, когда трясутся руки и подкашиваются ноги, а не легкой испарины и учащенного дыхания. Отогнав от себя мысли о том, что слишком уж быстро дается наука воинская будущему великому князю, воин пробормотал, с некоторым усилием возвращаясь к делам насущным:
— Да. Беда-беда, огорчение…
По всему выходило, что сабельку первенцу великого государя вновь придется заменить. И лук — больно уж легко он свой старый растягивает. Правда, с меткостью у царевича покамест было не очень, но определенные успехи явно просматривались. М-да. Вот брат его меньшой, Иван Иванович, тот да — метал стрелы так, что любо-дорого!.. Для восьмилетки, конечно. И с саблей уже был неплох. Зато Димитрию Ивановичу был исключительно хорош с рогатиной (года через три и он не отмахается!), да и к шестоперу вроде как проявил талант…
— Боярин?
За своими размышлениями дядька старшего из царевичей совсем не заметил, что остался на поле почти что в полном одиночестве: он сам, да трое его помощников, терпеливо ожидающих разрешения удалиться. С легким раздражением махнув на них, Канышев чуть сжал колени, направляя своего Ветерка вслед за иродами, отвлекшими его от важных мыслей. Даже не мыслей, а целого выбора, важного и непростого: поучить ли ему своего подопечного отбивать саблей стрелы, или ну его? От такой науки синячищи по всему телу, да такие, что… А приключись что не так, ему ведь даже и кол за милость покажется. С другой же стороны — раз он наставник, так и должен научить отрока всему, что умеет сам.
— Вот жеж!..
Задумчиво поковыряв одну из серебряных пластин на поясе, боярин внезапно посветлел и едва ли не заулыбался: а чего это он ломает голову? Лучше на следующем занятии бросит пару намеков ученику, а уж тот, если заинтересуется, сам выпросит у великого государя разрешение.
— От так. А я пока поучу его из самострела пулять. Лишним не будет!..
Часом позже, даже и не подозревающий о мучениях своего наставника царевич Дмитрий медленно встал на сложеный втрое рушник, оставив позади лохань с водой, пахнущей дорогим мылом. Перетерпел короткое вытирание, прошлепал голыми ногами сквозь все светлицы до Опочивальни, где и завалился с довольным видом на свое ложе. Чуть отодвинулся, освобождая место для верной Авдотьи, накинувшей ему на бедра еще один рушник, положил ей голову на бедра, позволяя разбирать и расчесывать мокрые пряди волос, затем прикрыл глаза и замер, старательно припоминая недавние свои занятия.
«Ну что сказать. Похоже, родовитые детки окончательно притерлись друг к другу, и даже поняли, к кому я равнодушен, а кого лучше не задевать».
Действительно, в последнее время в свите десятилетнего наследника престола Московского и всея Руси царила тишь да гладь, да Божья благодать: никто ни на кого не шипел, громкие выяснения отношений тоже ушли в прошлое, и даже Тарха Адашева, и то — со всей старательностью не замечали. Более того, некоторые княжата начали открыто перебрасываться шуточками, ненавязчиво (как им казалось) вовлекая своего господина в свои немудреные разговоры, или даже игры. Вроде последней, когда дядьки выставили в полусотне шагов рядок тонких чурочек, а их подопечные в них стреляли, похваляясь быстротой да меткостью.
«Кстати, просто удивительно, насколько быстро освоился Аникита Шуйский. Ни тебе прежней робости, ни тебе стеснительности. Даже в гости отважился позвать!.. Хотя, это он просто отцовские слова передал. Как мог, конечно — передаст из него пока так себе. Вот Мстиславский в этом деле куда как хорош! Если бы не знал, что у него сразу два младших брата болеют, прямо так бы и поверил, что зовет от чистого сердца…».
