Прыщ - Бирюк В. (читать книги без регистрации полные txt) 📗
Карамзин пишет:
«Ростислав (Ростик — авт.) не мог успокоить одних Владетелей Кривских, или Полоцких. Глебовичи, нарушив мир, нечаянно взяли Изяславль и заключили тамошних Князей, Брячислава и Володшу Васильковичей, в оковы. Рогволод Полоцкий, требуя защиты Государя Киевского, осадил Минск и, стояв там шесть недель, освободил Васильковичей мирным договором; а после, желая отнять Городок у Володаря Глебовича, сам утратил Полоцк, где народ признал своим Владетелем его племянника двоюродного, Всеслава Васильковича. Сын Великого Князя, Давид, господствуя в Витебске, должен был вступиться за Всеслава, изгнанного мятежным Володарем, и снова ввел его в Полоцк, к удовольствию народа. В сих ничтожных, однако ж кровопролитных распрях Литовцы служили Кривским Владетелям как их подданные».
Последняя фраза нуждается в разъяснении: «Литовцы служили…» означает, что наёмники из литваков грабили местное население под Полоцком, Минском, Изяславлем, Городком… не просто так, а — законно. Наёмные литовские отряды из разных племён весьма активно и прибыльно воюют на стороне всех сторон непрерывного конфликта семейства «рогволдов». Летописец, например, специально отмечает, что изгнанный жителями Полоцка князь Рогволд, идя к брату в Минск, по дороге сильно разорил собственные полоцкие земли: это одни литваки выражали местным кривичам глубокое возмущение своим тяжёлым поражением от других литваков.
Некоторым этот бардак надоедал. Володша Василькович, попавший в плен в «нечаянно взятом Изяславле», посидев в темнице не пойми за что, поглядевши на старшего брата Брячислава, которого держали под дождём и снегом на дворе в оковах не снимая, посмотрев, как под Городком дядя Рогволд, «заступник и покровитель» их, проспал ночную вылазку осаждённых и положил столько воинов, что и возвращаться в Полоцк не осмелился, понимая, что удел ему, как младшему брату — по любому не светит, напросился к Андрею Боголюбскому. Тот, помятуя о связях между частью «рогволодов» и Долгорукого со Свояком, стремясь ускорить восстановление Твери после недавнего очередного пожара — «явил милость», отдал Володше город.
Как и всякий русский князь, Володша явился не один, а с дружиной. И тут же стал раздавать своим «сподвижникам» боярство и вотчины — как владетельный князь он имеет право. Для «усиления обороноспособности и укрепления законности». Что и отмечено под 1162 годом в русских летописях упоминанием о «тверской боярыне», которая припала к чудотворной Владимирской иконе Божьей матери, недавно украденной Боголюбским у инокинь монастыря в Вышгороде. Дама успешно от чего-то излечилась. Наверное, как это принято у христиан — от геморроя или от непроходимости. Искренне рад за женщину.
Вот туда мне и надо — оттуда меня точно не выдадут. Я про Тверь.
Дальше… дальше рано загадывать. Можно по Волге вниз до Ярославля, оттуда по Которосле в Неро. Там Ростов. Потом волоком в Ухтому-Нерль-Клязьму. Там Суздаль, Кидекша, Владимир, Боголюбово… И другие интересные места.
А вот где именно мне место… Рано, Ваня, рано. Сперва надо из-под топора выскочить.
Жалко — в Чернигов не попадаю. Там через месяц, в феврале 1164, закончит свой жизненный путь Святослав Ольгович (Свояк), один из самых выдающихся русских князей предыдущих десятилетий, один из «основателей Москвы». Его обеспамятевшая от горя жена будет сидеть у гроба мужа, рядом с которым «стояла крепко» против набегов половцев, прижимая к боку двоих мальчишек-княжичей — будущих героев «Слова о полку Игореве». А епископ черниговский Антоний, обрусевший грек, будет, изменой да обманом, спасать «Святую Русь».
Как же там у Ленина? Что-то насчёт «обрусевших инородцев, которые всегда пересаливают…». Так я и не понял: то ли соли много кладут, то ли — сала. Но смысл ясен: «пере-…».
Когда Русская Православная церковь надумала отделиться от прогнившего, развратного, обнаглевшего до интердикта и впавшего в ересь Константинопольского патриархата — Антоний был из первых. Казалось бы — ему ли, греку, греками же поставленному, беречь древнее русское благочестие? — А вот…
И ныне, обманом и софистикой уйдя от крестной клятвы, требуемой от него черниговскими боярами, Антоний тайно пошлёт гонца к племяннику умершего князя, к Гамзиле. Будет звать того на Черниговский стол, приманивая малочисленностью черниговской дружины, растерянностью вдовы, отсутствием в городе старшего княжича, богатством покойного — «у вдовы имения много»…
Изменнически взывать к жадности — для восстановления законности.
Ибо на Руси — «лествица». Закон. Исконно-посконный. Одна из основ Русского мира. Свояк — последний, самый младший из Ольговичей. После его смерти престол должен перейти к старшему в следующем поколении. А не к старшему среди его сыновей. Как противоестественно требуют закон голомордых раскольников-католиков. «Майорат» — называется.
Обман ради «правды» — удастся. И старший сын Свояка — Олег по грамотке тысяцкого поспеет из Курска позже, чем старший племянник — Гамзила по тайному письму епископа — из Новгород-Северского.
Потом будет много криков и ругательств, черниговское боярство, зная «закадычный» (ухватит за кадык и давит!) характер Гамзилы, будет говорить громкие слова и топать ногами, но Олег свою дружину на стены не погонит. И, ломая Закон Русский, князья договорятся: Олегу сидеть в Новгород-Северском. Поэтому князь Игорь со своим «Словом…» — Новгород-Северский князь. По брату, а не по отцу — Черниговский.
Князья, бояре, «вятшие» — создатели, носители, ревнители закона, норм, правил — сами их постоянно нарушают. Потребовалось вмешательство пастыря-клятвопреступника, иноземца-мошенника, чтобы хоть как-то соблюсти закон. «Хоть как-то» — потому что права младшего брата Гамзилы — Ярослава, следующему по старшинству, кому и должно быть князем в Новгород-Северском — просто игнорируются. Порядок престолонаследования определяется не законом, но количеством гридней и резвостью их скакунов, позицией и изворотливостью «тайных агентов». «Балансом силы», а не «правдой».
«Сами по себе правила не вызывают нервных расстройств. Расстройства начинаются лишь с возникновением исключений».
Как известно: «нет абсолютно здоровых людей, есть не до конца обследованные».
Профессионалов-психиатров здесь нет — обследовать некому. Но о «здоровье» говорить не приходиться: уже и летописи этой эпохи, обычно комплиментарные к князьям, всё чаще показывают деяниях их… несколько странные. Выглядящие неадекватными. Речь не о массовой инфекции «головных мозгов», поразившей вдруг правящий дом «Святой Руси», но о той атмосфере неустойчивости, неопределённости, странного сочетания беззащитности и вседозволенности, которая всё более распространяется в княжеских теремах.
«Или в стремя — ногой, или — в пень головой». А не — «на коне белом, в корзне красном, с сабелькой острой… как и положено достойному отроку от семени Рюрика». «Святая Русь» становится невыносимой, пугающей уже и для самих рюриковичей.
Володша, молодой ещё парень, но уже битый и пуганный — как раз из числа таких. В теории: законный рюрикович, урождённый правитель, «государь милостью божьей», «как с дедов-прадедов заведено». «Красно солнышко». Живи по-божески, суди по правде, бей супостатов, делай хорошо своё княжеское дело, «сиди на попе ровно», и течение жизни само вынесет тебя наверх. Как и положено по обычаю, по «лествице».
По собственному же опыту: голодный, битый, саженый… Ни за что. Даже и жив-то — не по праву, закону, обычаю, но лишь благодаря интригам дядюшки. Кстати, довольно противного, жадного, жестокого и бестолкового типа.
Княжеская честь, гордость, достоинство… отцовский удел… следование воле старшего брата, как и положено по Закону Русскому… привели в холодный и голодный поруб. Потом презрение и пренебрежение родственников и окружения:
— Сопляк, слабак, неудачлив… Изяславль проспали… Всем Полоцком вынимать пришлося, а пользы…
Вину за потерю отцовского владения тоже взвалили на него — младший же! Неприязнь брата:
