Помазанник из будущего. «Железом и кровью» - Ланцов Михаил Алексеевич (книги онлайн полные .TXT) 📗
Для решения подобного затруднения, Александр сразу после проведенного совета двадцать второго сентября, отправил своему доброму знакомому и соратнику Джузеппе Гарибальди очень интересное письмо, сопровождаемое обширным пакетом фотографий и заметок.
Тут стоит пояснить, что этот итальянец был весьма многим обязан Александру, ведь без русского принца не удалась бы ни итальянская революция, ни воссоединения Рима с Италией, ни разгром Австрии. Ничего бы не получилось. Цесаревич, по мнению Гарибальди, сделал для Италии больше, чем даже он сам. Но главным было то, что здравый смысл и политический расчет не претили ему поддерживать приятельские отношения с Александром. Ведь Италии требовалась помощь в разгроме Франции и возвращении утерянных северо-западных земель. Поэтому, к просьбе, изложенной в письме, Джузеппе отнесся крайне внимательно. Тем более что она для него была сущей мелочью - Пий IX де-факто был подчинен ему лично и лишен всякой политической самостоятельности.
Конечно, Гарибальди являлся добрым католиком. Но отлучение его от церкви Пием IX только лишь для сохранения собственной светской власти, привело итальянца в бешенство и позволило очень серьезно пересмотреть свои взгляды на аппарат церкви. Дескать, мухи - отдельно, котлеты - отдельно. Поэтому, уже двадцать восьмого сентября 1867 года до Варшавы докатилась новость: Папа Римский отлучил от церкви всех католиков, которые принимали участие в польском мятеже. То есть, практически всю Польшу. Ибо 'бандитам и разбойникам не место в лоне римской католической церкви'.
Удар получился сокрушительный. 'Добрые католики' сражаясь, в том числе, и за свою веру, отлучались от нее. А Александр как раз этого ждал, медля со следующим этапом шоу к которому было уже все готово.
Дело в том, что еще двадцать пятого сентября цесаревич выступил перед арестованными с предложением, которое сводилось к тому, что либо он их всех тихо расстреливает в овраге, либо они выдвигают из своего числа судей для самих себя. Сложная перед ними встала дилемма - осуждать на смерть своих товарищей не каждый решится, однако, посовещавшись, пошли на это предложение, в надежде, что подобный подход позволит выжить хоть кому-то. Каждый из арестованных надеялся на то, что именно его оправдают, ведь судить должны были свои.
Тут надо уточнить деталь - в числе арестованных были и те, кто отличился лишь мелкими проступками, вроде громких антиправительственных высказываний по пьяному делу и прочих глупостей. С кем не бывает? Так вот. Тогда на перроне, когда ему докладывались агенты, цесаревич решил взять всех, на всякий случай. И не зря - теперь они 'шли в дело', так как по общему численному балансу подобных 'мятежников' выходило около трети из числа восьмисот семнадцати задержанных, что позволяло создать видимость 'сурового, но справедливого суда'.
Глава 76
В назначенный день первого октября, рано утром, на небольшое поле рядом с Варшавой вывели заключенных. Место действия заранее обнесли забором и оцепили солдатами, а за его пределами подготовили все необходимое к тому, чтобы максимальное количество зрителей чувствовало себя комфортно. Даже аккуратные будочки общественных туалетов организовали, мало ли у кого живот скрутит. Само собой, о том, что на поле будет происходить большой суд 'бандитов и преступников', известили через газеты всю Варшаву за день до того, что привело к огромному скоплению народа. К началу слушаний за кольцом оцепления стояло около тридцати тысяч зрителей, которые размещались на ступенчатом помосте, позволявшем стоять им уступом и все видеть. В качестве еще одного необычного элемента предстоящего кровавого шоу выступал аккуратный ров, отрытый прямо в поле, где и планировалось хоронить осужденных.
С самого утра погода стояла свежая, но ясная, что позволило уже в десять часов приступить к слушанию. Двенадцать троек заседали за индивидуальными столами, покрытыми бархатной ярко-красной материей. Куда заключенного подводили конвоиры, после озвучивания имени и фамилии. А далее происходило оперативное рассмотрение дела. За счет грамотной работы агентуры и прекрасно подготовленных материалов, обсуждать там особо было нечего, поэтому, вся процедура занимала не больше трех-пяти минут. А далее, если человека признавали виновным, то конвой отводил его ко рву, передавая расстрельной команде. Приведение приговора в исполнение происходило несколько необычным для местных традиций методом - пулей в затылок из револьвера. Для пущего эффекта Александр распорядился пули отлить из свинца без примеси сурьмы, а потом, специально притупленные кончики у них, рассекать ножом крестообразно. Подобное решение давало поистине устрашающий эффект - раскрывшаяся мягкая пуля вылетала из головы очень эффектно, вынося наружу половину содержимого черепа. У такого подхода было, несомненно, два плюса. С одной стороны, смерть наступала мгновенно и без мучений. С другой стороны, тем, кто только ожидал рассмотрения своего дела, подобная форма казни оптимизма не добавляла. Даже несмотря на то, что примерно каждого третьего оправдывали.
Форма проведения суда и казни специально была так организована, чтобы случился эксцесс, который Саша откровенно хотел спровоцировать. Арестованным было просто физически невозможно сохранять спокойствие в такой обстановке. То есть, у кого-то из них должны были обязательно сдать нервы. Что и случилось примерно через час, после начала этого кровавого шоу.
Одна женщина средних лет, услышав обвинительный вердикт, обмякла прямо на руках конвоиров. Однако ненадолго. Конвой несколько зазевался и в какой-то момент ослабил бдительность, пытаясь удержать ее на ногах. И она рванула. Да, женщина была довольно худа, но ей повезло вырваться из рук конвоя за счет неожиданности и силы рывка. Впрочем, вместо того, чтобы броситься бежать с поля, она кинулась к цесаревичу, который сидел рядом и наблюдал за действом, не встревая.
Конвой выхватил револьверы, намереваясь ее застрелить, но Саша жестом остановил солдат, понимая, что все идет по плану. Тем более что эта особа, очевидно, не собиралась нападать. По крайней мере, по ее лицу и движениям этого сказать было нельзя.
Женщина подбежала и сходу рухнув, подползла к Александру, сразу запричитав и заплакав. И уже спустя пятнадцать секунд она стояла перед ним на коленях, обхватив его правую ногу обоими руками и бормоча что-то сквозь слезы, уткнувшись в штанину. Ничего толком Саша из ее слов понять не мог, во-первых, потому что польского практически не знал, а на ассоциациях далеко не уедешь, во-вторых, потому что она комкала слова из-за тяжелого стресса. За этим концертом наблюдали все, кто присутствовал на поле и рядом с ним. Даже слушания прервались на время, ожидая исхода данного действа.
Поняв, что вся штанина у него уже совершенно мокрая от слез, Саша поднял озадаченный взгляд на ближайшего судью, которым оказался некий Юзев Гауке по прозвищу Босак, и спросил:
- Что хочет эта женщина? Я не понимаю ее слов.
- Понять ее не сложно, ваше императорское высочество. Она просит милости. Говоря, что у нее дома трое малых детей сиротами остаются.
- А где ее муж?
- Муж, оба брата и отец со свекром погибли на вокзале. Она просит, чтобы вы сохранили ей жизнь, ради детей, которые пропадут без нее. - Александр удивленно поднял бровь и перевел взгляд на женщину:
- Женщина, вон твои судьи, - он указал рукой на стол той тройки, откуда она прибежала к нему. - Они решили твою судьбу. Кто я тебе? К кому ты обращаешься?
- До круля нашэго! До нашэго цэсажа! Для сирот благам о милосердзэ, ни для мне. - Саша посмотрел спокойным взглядом в ее глаза. Они были полны слез и мольбы. Никогда в жизни он не видел такой искренней просьбы, которая шла, казалось бы, от самого сердца, минуя все препоны разума. Секунд двадцать она смогла вынести спокойный, жесткий взгляд цесаревича, после чего вновь уперлась лицом в его ногу и зарыдала, не говоря более не слова. Саша поднял взгляд на Юзева. У того дрожали губы, а лицо было серым. События последних дней не прошли бесследно для его психики. Спустя еще несколько секунд он встал со стула и упал на колени.
