Ангелы террора - Шхиян Сергей (читать книги онлайн полные версии .txt) 📗
Я уже окончательно пришел в себя и не испытывал перед Самокатом никакого страха. Понятно, что затевать поножовщину в тюрьме — самое последнее дело, но это не самая большая проблема в первые минуты после того, как тебе едва не перерезали горло.
— Казимир, — опять начал бормотать сосед, — я сейчас уйду, а мы потом с тобой все решим! Надеюсь, ты на меня не в обиде?
Он, не отрываясь, смотрел мне в глаза, и это раздражало. Появилось чувство, что душегуб, как дикий зверь, готовится к прыжку и тихим голосом, плавными движениями руки убаюкивает жертву.
Между тем я видел то, что делается за его спиной. Массивная обитая металлом дверь начала медленно открываться. Кажется, ему подоспела подмога. Он это-го еще не услышал, так бесшумно ее отворяли. Я встал, чтобы хоть как-то контролировать ситуацию. Это Николаева почему-то встревожило, он сделал еще шаг назад и должен был опереться о дверь, но ее за спиной не оказалось, и он как будто оступился, его невольно качнуло назад.
— Казимир, ты что? — спросил он и шагнул назад в камеру. Глаза его неестественно округлились, он широко открыл рот, так, как будто собирался закричать, но не закричал, сделал движение, схватил зубами и деснами воздух и вдруг плашмя упал на пол.
Я по-прежнему стоял со своим стилетом возле кровати, ничего не понимая. В дверном проеме показалось лицо моего угрюмого надзирателя.
— Что с ним? — спросил я, но ответ не услышал, да он был уже лишним. Причина смерти была на лицо и страшно-красноречива — из под левой лопатки Николаева торчал какой-то металлический прут. Он был еще жив, он елозил руками по полу и даже пытался встать. Потом поднял лицо с гримасой смертельной тоски, посмотрел на меня снизу вверх беспомощными, молящими глазами, опять открыл рот, но из него вырвался не крик, а черная струя крови.
Надзиратель переступил через неподвижное уже тело, аккуратно ступая тяжелыми сапогами, обошел растекающуюся кровавую лужу и остановился в шаге от меня.
— За что ты его? — спросил я, не в силах оторвать взгляд от страшного штыря в спине убитого.
— Сына моего зарезал, — коротко ответил он. — Получил по заслугам.
Мы с минуту молча постояли над телом, словно поминая усопшего. У меня в голове было совершенно пусто, вернее, слишком много всего, чтобы сосредоточиться на чем-то одном. Наконец я сумел взять себя в руки.
— Что будем делать? — спросил я надзирателя.
— Он тебя хотел, господин студент, зарезать, — не отвечая на вопрос, проговорил он, еще на шаг отступая от растекающейся по полу лужи.
— Знаю, — ответил я и машинально посмотрел на свой стилет, — я вовремя проснулся.
— Теперь тебе нужно бежать, — неторопливо сказал он, — а то засудят.
Мой надзиратель вел себя, как и прежде, угрюмо-сдержано, и если бы я не заметил, как у него предательски дрожат руки, то решил, что он совершенно спокоен.
— Как мне бежать? — спросил я. — В окно вылететь в тюремной робе?
— Я припас одежду, — неожиданно сказал он, — тебе подойдет.
— А как мне отсюда выйти? — Это не твоя забота, я выведу. Пошли, что ли, а то скоро утро.
— Подожди, — попросил я, — только возьму документы и деньги.
— Они у меня, — остановил он мой порыв в сторону параши, — на, вот, забери…
Он вынул из кармана штанов мой паспорт с вложенной в него пачкой купюр и протянул мне. Я удивленно взял их в руки — оказывается, мой тайник был сразу же им открыт.
— Поспеши, господин студент! Не успеем…
Мы вышли из камеры, и он запер ее на засов. Потом торопливо двинулись по длинному коридору, он впереди, я следом.
В подсобке, комнате отдыха надзирателей, были только стол и несколько стульев. На одном из них аккуратной стопкой лежало жандармское обмундирование. Рядом на полу стояли сапоги.
— Переоденься, господин студент, под тебя одежу подбирал, авось, не ошибся.
Я, не стесняясь его присутствия, скинул тюремную одежду и облачился в полную форму рядового жандарма. Она оказалась почти впору, только сапоги немного жали. Пока я переодевался, надзиратель молча сидел за столом, опустив голову на руки.
— Готов, — сказал я, в завершение туалета надевая шинель и черную шапку с бараньей опушкой и царской кокардой.
Нестеренко поднял голову и посмотрел на меня измученными, слезящимися глазами. Потом встал и поправил на мне одежду.
— Ну, с Богом. Если что, не держи на меня сердца. Все одно тебе здесь было не жить. Не так, так иначе…
— Понятно, спасибо тебе.
Он кивнул, и мы вышли из комнаты.
— Иди за мной, — велел он, — и как ни что, молчи.
Я понял, что он имеет в виду, и не переспросил.
Мы, не торопясь, двинулись к выходу. Дорогу я помнил. В конце коридора мой чичероне отпер специальным ключом решетчатую дверь, и мы оказались на лестнице. По ночному времени в тюрьме было тихо. Навстречу нам поднимался человек в одежде надзирателя. Увидев нас, остановился.
— Далеко, Нестеренко? — спросил он.
— До господина полковника, — ответил тот, — вот, новенького к нему веду.
Встречный надзиратель насмешливо посмотрел на меня и двусмысленно хмыкнул:
— Крестить, что ли?
— Это мне без интереса, — ответил Нестеренко, — мне велено, я исполняю.
— Ну, удачи, — засмеялся он. — После их высокоблагородия в баню сходи и в церкви свечку поставь, грехи смой.
— Что это он? — спросил я, когда мы остались вдвоем.
— Блуд все это, грех и подлость, — угрюмо сказал Нестеренко и, не оглядываясь, пошел вперед.
У ворот нас остановил сонный часовой.
— Куда, Нестеренко, так поздно? — спросил он моего провожатого, одновременно освещая мне лицо фонарем. — Что-то я тебя, служивый, не признаю, никак, новенький?
— Новей не бывает, — как всегда угрюмо ответил Нестеренко, — второй день служит. К полковнику.
Часовой осклабился и опять осветил меня:
— Такой подойдет, привет ихнему высокоблагородию.
— Тьфу на вас всех, — проворчал надзиратель. — Ни стыда, ни совести. Ты-то, Петро, взрослый мужик, а туда же!
— Мне-то что, я в своем праве. После смены в трактир пойдешь?
— Там видно будет, — ответил Нестеренко, выходя за тюремные ворота. Я держался за ним следом. Часовой запер за нами калитку, и я оказался на свободе. Что представляет собой полковник Прохоров, я теперь представлял вполне реально, но обсуждать с конвоиром не стал. Мы двинулись в сторону Савеловского вокзала. Я поравнялся с Нестеренко, и мы пошли рядом. Меня все время подмывало ускорить шаг и как можно быстрее убраться из опасного места, но я умерял темперамент и старался не спешить. Совершенно неожиданно в голову пришла сумасшедшая, шальная идея. От удовольствия я даже стукнул кулаком в ладонь и притопнул ногой.
— Ты что это? Радуешься, что из Бутырок вышел? — спросил надзиратель,
— Это само собой, и еще есть у меня одна интересная мыслишка…
— А мне теперь свое душегубство век замаливать, — совсем не в тему сказал он.
— Ты куда теперь? — спросил я, реально представляя, в каком положении окажется мой спаситель.
— Посижу в трактире, помяну сына и сдамся, — после долгой паузы ответил он. — Куда мне еще деваться! Будь что будет…
— Ты, Нестеренко, знаешь что, погоди сдаваться, Может быть, мы сначала поговорим с вашим полковником.
— Это еще зачем?
— Потолкуем о том, о сем, может, удастся его прижать и тебя отмазать.
— Это как же так понять, «отмазать», — соборовать, что ли?
— Соборовать тебя еще рано. Попробуем уговорить полковника тебя выручить из беды. У него, кстати, есть семья?
— Откуда, холостует. Чего нам к нему идти-то? — не просто удивился, а испугался надзиратель. — Сказился ты, что ли, господин студент, зачем их высокоблагородию меня выручать? Да он вперед меня застрелит, и вся недолга!
— Это еще посмотрим, кто кого застрелит. Ты лучше мне скажи, ходят к нему по ночам молодые солдаты?
— Ходят, когда прикажет.
— Вот и давай пойдем к нему, как будто он меня вызвал. Как я понял, он живет где-то рядом с тюрьмой?
