Мы наш, мы новый… - Калбазов (Калбанов) Константин Георгиевич (бесплатная регистрация книга TXT) 📗
– Все верно, Саватеич… Иначе никак… Идите… Мы тут… Сами… Идите.
– Вы это… Держитесь тут. Чего замерли! Давайте, братцы! Пошли! Не допустим сюда японца – тем парней и спасем.
Около полутора десятков солдат, бросив последний взгляд на тех, кто оставался без помощи, сжав до боли зубы последовали за унтером. Раненых надо бы обиходить, не то и те, кто может выжить, богу душу отдадут, – но кто будет японца держать? А тот уже осатанел. И немудрено: столько-то боевых товарищей потерять.
– Ваше превосходительство, наши передовые цепи в центре смогли ворваться во вражеские окопы!
– Я вижу, – перекатывая желваки, бросил Кодама, который устроил свой НП на наньшанских высотах, в центре позиций.
Его взгляд прикован к окопам русских, где сейчас постепенно расползаются, заполняя траншеи, японские солдаты. Дело уже к вечеру, но видно все еще хорошо. Он видит, как русские, значительно уступая японцам, продолжают сражаться, и там, где еще есть защитники, они сдерживают наступающих. В одном месте получился затор, устроенный пулеметчиком, который напрочь закупорил проход. Но разъяренные солдаты выскакивают из траншеи и бегут поверху, русский замечает опасность и открывает по ним огонь. Как видно, хороший стрелок, так как минимум десяток падает, сраженный им, остальные залегают и начинают в него стрелять из винтовок. Пока солдат отвлекся, другие продвигаются по траншее, вскоре все же его пулемет замолкает.
Кодама скользит взглядом дальше. Оптика приближает хорошо, а потому ему видно все практически в деталях. Вон солдат, судя по всему, еще совсем молодой, поднимает руки, но японские стрелки словно не замечают этого – валят русского на землю, и штыки впиваются в незащищенное тело. Еще перед началом войны было решено, что война будет протекать по всем европейским канонам, согласно Женевской конвенции: Японии было необходимо, чтобы ее признали страны-лидеры, – не только признали, но и приняли в свое сообщество. В последнее же время пленных практически не было: рассвирепевшие солдаты попросту добивали раненых прямо на поле боя, и это наблюдалось не только здесь и сейчас, это было и при Вафангоу, и при Инкоу. Осуждал ли Кодама их за это? Нет.
Как можно осуждать солдат, которые по большому счету бьются не за императора, не за Родину, а за своих же боевых товарищей. Им не оставалось ничего другого, как биться, чтобы выжить и помочь сделать это другим, таким же бедолагам, которым не повезло оказаться на войне. Это там, в метрополии, люди в военной форме гордо пыжились и рассуждали о долге и чести, здесь, на полях сражений, от этой напыщенности не оставалось и следа – здесь они сражались за себя, за то, чтобы иметь шанс вернуться домой и обнять своих родных. В конце концов, нет смысла обряжать волка в овечью шкуру, потому что натура все едино возьмет свое.
Его взгляд скользит дальше. Участок, захваченный солдатами четвертой дивизии, пока разрастается. Но ее обескровленным частям не получится развить успех: им удалось ворваться в русские порядки, а вот двигаться дальше сил уже не оставалось. Однако на это способны вливающиеся следом части третьей дивизии. Поэтому брешь продолжает разрастаться.
Санитары так и не появились. С передка какое-то время слышалась отчаянная пальба, затем выстрелы практически затихли, и только пулемет продолжал огрызаться короткими, а порой и длинными очередями. Но вскоре замолчал и он. Солдат, еще не отдавая себе отчета, стал ощупывать свой пояс, наконец его пальцы, залитые его же кровью – все это время он зажимал рану на животе, – нащупали то, что искали. Небольшой брезентовый подсумок, какие появились совсем недавно: в них солдаты хранили гранаты. Одну он израсходовал еще во время прошлой атаки, а вот эта оставалась.
С трудом удалось открыть клапан и извлечь ребристое чугунное яйцо. Пальцы не слушались, а потому отогнуть усики чеки никак не получалось. В отчаянии стрелок поднял гранату ко рту и вцепился в кольцо зубами. Последним отчаянным усилием он потянул руку с зажатым смертоносным гостинцем – и мягкий металл подался-таки, разгибаясь и вытягиваясь из отверстия в запале. Ну, слава богу, не то уж думал, за непонюх табаку… А так очень даже ничего… Так можно…
Несколько низкорослых солдат с перекошенными от злобы лицами появились совершенно неожиданно, стремительно продвигаясь по ходу сообщения. Стрелок только успел удивиться своим чувствам – ведь знал же, что вот-вот появятся, знал и готовился, а поди ж ты, удивился.
– Чего скалишься морда. Ы-ы-ы-х-х.
Японский тесак по самую рукоять ушел в грудь солдата, вырывая последний стон и хрип, вот только губы искривило не страдание, а злорадный оскал. Рука разжалась, выпуская гранату.
Взрыв!
На общем фоне творящегося он не был чем-то примечательным – в общем-то, по большому счету остался незамеченным, – но этот заштатный случай стоил нескольких русских и японских жизней.
– Ваше превосходительство, передовые траншеи в центре заняты противником. Им удалось захватить три дзота. Брешь постоянно растет, противник продвигается вверх по склонам, еще немного – и линия обороны будет прорвана окончательно.
– Насколько мне помнится, вы с Александром Викторовичем имели план действий на этот случай.
Генерал Фок погиб этим утром, когда решил воспользоваться затишьем и проверить состояние передовой линии. Случайный, можно сказать, шальной на фоне общего затишья, снаряд разорвался прямо под лошадью генерала. Тот прожил еще примерно с полчаса, но рана оказалась смертельной. Кондратенко тут же назначил на должность командира дивизии Надеина, но общее руководство боем взял все же в свои руки. Что ни говори, но дивизия только номинально вела бой. В нем уже принимали участие соединения кораблей, крепостная артиллерия, практически вся наличествующая на Квантуне полевая артиллерия, были задействованы даже полевые китайские пушки, к которым приставили расчеты, собранные с береговых батарей, где оставалась едва ли половина личного состава.
– Так точно, – подтвердил подполковник Дмитриевский, уловив взгляд Надеина.
– Хорошо. Приступайте к отводу частей.
Двое суток русским удавалось сдерживать натиск японцев, нанеся им просто огромные потери, пространство между передовыми траншеями было буквально усеяно трупами наступающих, и это несмотря на ураганный артиллерийский обстрел со стороны противника, который применил и осадные орудия.
За это время удалось привести к молчанию множество вражеских батарей. В этом плане очень хорошо поработали морячки – как на бронепоездах, так и на море. На левом фланге действовали пять канонерок при поддержке восьми миноносцев, вдали на глубокой воде маячили крейсеры: Макаров не хотел давать противнику ни единого шанса, нанести флоту хоть какие-то потери. На правом, в заливе Джонок, встали сразу три крейсера. Огонь всех морских сил осуществлялся посредством корректировки с базы бронепоездов. Кондратенко не видел необходимости в том, чтобы вмешиваться в их деятельность, – в конце концов, они неплохо справлялись со своей работой. Настолько, что на флангах японцы так и не смогли добиться сколь-нибудь значимых результатов. А вот в центре к исходу второго дня их упорство все же было вознаграждено.
Как ни много батарей противника было приведено к молчанию, но их все еще оставалось достаточно, чтобы взломать оборонительную линию. Уже начали опускаться сумерки, когда русские все же были вынуждены начать отвод войск на вторую линию, оставляя заслоны, активно поддерживаемые артиллерией. Роман Исидорович вынужден был признать, что Фок в свое время даром времени не терял: подразделения действовали довольно слаженно, осуществляя именно отход, но не убегая сломя голову. Впрочем, японцы, похоже, на сегодня выдохлись и не были в состоянии атаковать и дальше.
Противник не выдохся. Проведя реорганизацию в самые сжатые сроки, японцы начали атаку уже в час пополуночи. Проходила она в полном молчании, без артподготовки, с максимальной маскировкой. Японским стрелкам таким образом удалось подойти довольно близко. Свою роль здесь сыграла и темная ночь с затянутым облаками небосводом. Но как бы то ни было, когда до русских окопов оставалась примерно сотня шагов, кому-то из наблюдателей что-то показалось, и он выпустил осветительную ракету: ввиду малого числа их экономили и применяли только в крайнем случае. Этот именно таким и оказался.
