Дети погибели - Арбенин Сергей Борисович (хороший книги онлайн бесплатно .txt) 📗
– Принеси-ка, братец, стул из гостиной.
Петруша зевнул и снова лёг.
Когда принесли стул и Комаров уселся, Петруша спросил:
– Зачем пожаловал? Али дело есть?
– Нет, дел пока особых нет. А приехал – так, проведать.
– Ну да!.. – насмешливо проговорил Петруша. – Ска-азывай…
Комаров не ответил. Ему было неловко и неуютно сидеть посреди голой комнаты. Сразу вспомнился Нечаев с его шуточками. Комаров брезгливо стряхнул несуществующую пылинку с колена.
Петруша следил за ним неодобрительным взглядом.
Потом спросил:
– Про душегубцев вызнали?
– Это про каких душегубцев? – насторожился Комаров.
– Известно, каких… Которые моего брата, как кошонка какого, на воротах подвесили.
– А, ты про террористов… Нет, брат: они сейчас, верно, в бега ударились. В Питере затишье…
А сам подумал: «Хорошее затишье… В „Астории” вон рвануло…»
Петруша сосредоточенно молчал.
– И ты отдыхай пока. К осени явятся они – бомбы метать, тут-то мы их и сцапаем…
Петруша сел, поджав ноги:
– Да ты, ваш бродие, и не искал их, вот что.
Комаров слегка опешил.
– Что ты говоришь, Петруша? Искали. Свидетели их опознали по карточкам. Двое их было, один – морской офицер, другой нам неизвестен. Жил в Питере под фамилией Алафузов. На барина похож, важный…
– Э-эх! Однако придётся самому пойти поискать. И свидетелев ваших потрясти.
– Погоди, Петруша, не горячись. Свидетели никуда не денутся. И Алафузов найдётся, – Комаров проговорил это ласковым мирным голосом, словно уговаривал ребёнка.
Петруша сверкнул очочками, – солнце как раз заглянуло в мансарду. И снова улёгся. Помолчали. Потом Петруша, зевнув, спросил:
– А что, генерала того, которого мы с Нифонтом утопили, – похоронили его?
– Похоронили.
– Небось в Лавре?
Комаров искоса поглядел на Петрушу. Всё, что пахло смертью, вызывало у Петруши какое-то болезненное любопытство.
– Нет, на кладбище Новодевичьего монастыря…
– Это где монашенки-то живут? – Петруша вдруг расхохотался. – Хорошее местечко. Не то что брата моего: закопали, как собаку, на Охте…
Комаров понял, что разговор опять сворачивает в нежелательную сторону. И поспешно сказал:
– Похоронили твоего генерала тоже без особого шику.
– А гроб был с позументами?
– Да, кажется, с позументами, – соврал Комаров.
– На ножках, или на львиных лапах?
– На лапах… Да тебе-то что за интерес?
– А хрен его знает. Интересуюся – и всё, – ответил Петруша. – Лапы-то, поди, золочёные?
Комаров поднялся.
– Не знаю, Петруша, врать не буду. Я на похоронах не был.
– А что ж так? Я думал, когда генерала хоронят, остальные генералы сбегаются…
Комаров поморщился.
– Ну, будет, будет… Лучше скажи: хорошо тебе тут? Ничего не требуется?
– Хорошо, – отозвался Петруша. – Кормят, как свинью перед мясоедом. Прогулки по двору дозволяются. А далее – не пущают.
– Ну, тут уж ничего не поделаешь: место всё же дачное, посторонних людей много. Не ладно будет, если увидят тебя.
Петруша подумал. Кивнул кудлатой головой с проседью.
«Странно, – подумал Комаров. – Я раньше этой проседи не замечал. Или он после похорон брата поседел? Ну, надо же! Тоже, значит, ничто человеческое не чуждо…»
– Ну, если что тебе потребуется, – скажи унтер-офицеру. Он сделает.
– Бабу мне надоть, – слегка смутившись, ответил Петруша. – Да ты ить не пришлёшь…
Комаров посмотрел на Петрушу в изумлении.
– Нет, Петруша, баб сюда водить не положено… Ну, прощай пока. В самом скором времени у меня будет к тебе дело. Кстати, с женщиной связанное…
Петруша тихонько присвистнул:
– Это ежели про генеральшу речь – так она не женщина.
– Вот как? – удивился Комаров. – Это почему же? И откуда ты про генеральшу знаешь?
– Знать-то немудрено, – довольный собой, пояснил Петруша. – Ежели генерала похоронили, то генеральша остаться должна. А раз она генеральша – так не про нас. Гусь свинье не товарищ…
Комаров кивнул:
– Да, пожалуй… Бабой её трудно назвать, хотя она, как говорят, и из простых…
Петруша вздохнул.
– Говорю же: генеральша… Ладно. Буду далее страдать…
Спустившись вниз, Комаров сразу построжел. Приказал оробевшему унтеру:
– Сколько вас здесь?
– Жандармов четверо, да ещё двое полицейских из местных…
– Что-то я их не заметил, – сказал Комаров. – А ротмистр Круглов где?
Унтер замялся.
– Должно, у здешнего исправника…
– Ага, у исправника… А может, он купаться пошёл? – Комаров пристально посмотрел на унтера. Тот смутился.
Комаров подумал.
– А почему на улице никого нет? Где эти местные полицейские?
– Ну… – унтер покраснел, как рак. – Они это… Ну, вроде как заместо работников… Картошку в кухне чистят.
Комаров плюнул с досады.
– Дураки! Вы здесь не на отдыхе: вам поручено важного человека охранять! Я сейчас сам заеду к исправнику. И если Круглова там нет…
На глазах унтера выступили слёзы:
– Ваше высокопревосходительство! Я их благородию ротмистру не начальник!..
– Ладно, – сквозь зубы процедил Комаров. – Значит, купаться пошёл… Ну, вот что: сегодня я сюда подкрепление пришлю. А завтра новую команду, а то, я вижу, вы тут совсем оскотинились. Да знаешь ли ты, что это за человек? – Комаров показал глазами вверх, на потолок. – Душитель! Он и вас передушит, если захочет!
– У нас оружие имеется, – робко возразил унтер, почувствовав, что грозу пронесло.
– А где оно, твоё оружие? – повысил голос Комаров. – Оружие, запомни, должно быть всегда при тебе. И чтобы твои скоты тоже постоянно начеку были! Полицейских из кухни долой. Пусть дачу обходят.
– Слушаюсь! – вытянулся унтер.
– Глядите у меня! Убежит – я с вас шкуру спущу!
КОНСПИРАТИВНАЯ КВАРТИРА в Троицком переулке.
Александр Михайлов услышал условный стук, открыл дверь.
– Бог мой… Саша! Да ты зачем здесь?
Баранников, одетый в лёгкий летний костюм, с тросточкой в руке, ввалился в прихожую.
– А где я должен, по-твоему, быть?
– Ну… После дела с Убивцем, я полагаю, ты должен быть где угодно, но уж никак не в Питере.
– Да я уж и собрался было… Но… Ладно, сначала прочти вот это, а после уж расскажу.
Баранников сунул в руки Михайлову небольшой конверт. Снял шляпу, поставил в стойку трость, слегка пригладил шевелюру, прошёл в комнату.
– Ты один?
– А? – Михайлов читал бумагу; поднял на Баранникова отсутствующие, подслеповатые глаза. – Ах да… Один. Аня уже уехала, да и я собираюсь.
– На съезд?
– А? Ну конечно… Постой. Что это за бумага такая? Откуда она у тебя?
Баранников уселся за стол.
– А подбросили.
– Что? Как «подбросили»?
– А так. Подсунул кто-то под дверь моей комнаты… Ты ведь знаешь, где я квартирую? В Кузнечном, на углу с Ямской. Дом хороший, «чистый». Там же, знаешь, писатель Достоевский с семьей проживает. Между прочим, квартиры у нас на одной лестничной площадке. Только он всю квартиру занимает, а господин Алафузов, то есть я, – квартирую у мадам Прибыловой…
– И кто же такое мог тебе под дверь подсунуть? – не унимался Михайлов.
– У-у… – улыбнулся Баранников. – Да уж, не зря тебя величают хранителем и стражем партии… Ну, так я не знаю, кто это сделал. Но, думаю, кроме прислуги, больше некому. Истопник, или прачка… Или мальчик, что у Прибыловой служит. Не знаю. Они во все квартиры вхожи.
Михайлов тоже сел. Положил бумагу перед собой. Протёр и снова надел очки.
– Выходит, что кто-то имеет касательство к твоей прислуге. Жилец. Постой… А уж не сам ли это Достоевский?
Баранников рассмеялся.
– Господин Достоевский таких, как мы, бесами обзывает. И дружит со всякой консервативной сволочью, вроде Победоносцева и Каткова. Да что Победоносцев! Я слышал, он к самому цесаревичу вхож! А уж цесаревича никак к сочувствующим не причислишь! С другой стороны…
