ВШ 3 (СИ) - Марченко Геннадий Борисович (книги бесплатно без TXT) 📗
А что касается Киева… Почему бы и нет? В той жизни мне так и не довелось побывать в столице Украины, а ведь город и впрямь красив. Вроде бы, если судить виденным когда-то по картинкам из интернета и сопроводительных комментариях.
— Перелёт, говорите, мне ничего не будет стоить?
— Ни копейки! Как и проживание! При желании можешь за день управиться, первый рейс из Москвы в 7.30 утра, а из Киева обратно можно вылететь 19-часовым рейсом. Но я предлагаю провести в Киеве хотя бы пару дней, чтобы поближе познакомиться с городом.
Нет, она определённо меня заманивает, не иначе хочет перекупить у Пугачёвой, может быть даже назло ей. Тут нужно каждый шаг просчитывать, с этими эстрадными звёздами ходишь как по минному полю. Угораздило же меня ещё и Ротару приглянуться.
— Сколько тебе Алка за «Две звезды» заплатила? — неожиданно интересуется она.
— Хм, это как бы коммерческая тайна…
— Ладно уж, тайна, — хмыкает она. — Ну сколько?
— Там авторские отчисления, — сознался я.
— И всего-то? А я за хорошую песню помимо авторских отчислений ещё и 5 тысяч сразу заплачу. Как тебе такой вариант?
Ох ты ж искусительница! Понятно, что мы не голодаем, по советским меркам наша семья ведёт, можно сказать, роскошный образ жизни. Но всё равно, 5 тысяч на дороге не валяются. Это, извиняюсь, новый «Москвич-408». Слаб, ой как слаб человек! И в этом его прелесть, как уточнял Ремарк.
— Всё-таки, София, мне нужно подумать. Предлагаю обменяться телефонами, а сразу после Нового года созвонимся.
— Давай так, — неожиданно легко соглашается она. — Возвращайся на своё место, я к тебе подойду.
Я и вернулся, ловя на себе взгляды Инги и Пугачёвой, и если бы эти взгляды обладали реально испепеляющей силой, от меня бы уже осталась горстка праха. И у каждой из них был свой резон: Инга просто ревновала, а Алка видела в Ротару свою главную соперницу, которая о чём-то секретничает с её перспективным автором.
— Натанцевались? — ехидно поинтересовалась Инга, не успел я занять своё место и схватиться за вилку.
— Она сама ко мне пристала, ма, подтверди!
— Так и есть, — кивнула уже клевавшая носом мама. — Максим, а когда мы поедем домой? Я что-то так спать хочу…
Я посмотрел на часы — почти час ночи. И впрямь, засиделись, а мне завтра к десяти на взвешивание.
— Сейчас доедаю цыплёнка и пойдём ловить такси.
— А как же диплом? — напомнила Инга. — Он же в машине Александра Борисовича.
И точно! Мне-то этот диплом по фиг в общем-то, а мама потом испереживалась бы.
— Сейчас доем «рябчика», подойду и скажу ему, чтобы сходил с нами вниз и отдал диплом.
Но прежде ко мне твёрдой походкой от бедра — и это невзирая на количество выпитого шампанского — подошла Ротару. Она положила передо мной вырванный из маленького блокнота листочек бумаги с номером телефона, и тут же подсунула второй, чистый, а заодно и шариковую ручку дала.
— Это мой киевский номер, а вот здесь напиши свой.
С пунцовым лицом я нацарапал номер на бумажке, которая тут же исчезла в руке Софии Михайловны. А та, зараза, ещё и добавила:
— Максим, я очень рассчитываю увидеть тебя после Нового года в Киеве.
И пошла, всё так же виляя худым, но от этого не менее бесстыжим задом. Всё-таки бабы стервы, а многие ещё и ведьмы.
— А про какой Киев сейчас шла речь? — услышал я шипение в левое ухо.
Инга, казалось, готова была вцепиться мне ногтями в лицо. В сторону Пугачёвой я вообще боялся глядеть. Придётся объясняться прямо здесь.
— В общем, Инга, тут такое дело…
Кошусь на маму, та сидит с блаженной улыбкой, подперев щёку кулачком, и витает в своих каких-то розовых облаках. Вот бы Инга до такой кондиции дошла, и не было бы этих рвущих душу вопросов.
— Короче говоря, — продолжаю я, — София Михайловна тоже хочет со мной сотрудничать, я сказал, что могу подогнать… то есть предложить одну вещь, и могу отправить ноты и текст почтой, а она предлагает прилететь в Киев. Заодно обещает устроить мне экскурсию. Я сказал, что подумаю.
И замер в ожидании реакции Инги. Она была, признаться, немного неожиданной.
— Я тоже хочу в Киев!
— В смысле?
— Ну а что, у меня тоже зимние каникулы с 30 декабря по 10 января, уж на день-другой можно слетать. Я в Киеве тоже ни разу не была, хочу посмотреть столицу Украинской ССР.
— А-а, понял, — из моей груди вырвался вздох облегчения. — Да я с тобой, любовь моя, хоть на край света!
— На край света не надо, а в Киев хочу, — капризно надула губки Инга.
Нет, хмель всё-таки даёт о себе знать. Может быть, когда завтра протрезвеет, забудет об этом разговоре и вообще о Ротару? Хотя, с другой стороны, не так уж она и пьяна, от шампанского, даже от бутылки, сильно не окосеешь.
В любом случае с Ингой вроде бы разобрались. А вот с Примадонной дела обстоят сложнее, та мне ведь может и не простить «измену», возьмёт и перекроет кислород на эстраду. Или она пока ещё не в силе? Пожалуй что да, а вот лет через пять-десять… Она наверняка ещё и злопамятная, и позже по-любому придумает как отыграться. Но, опять же, где моё человеческое достоинство? И вообще, не эстрадой ежиной жив человек. У меня есть бокс и, самое главное, книги, а в этих двух ипостасях у меня тоже, тьфу-тьфу, всё на мази.
Я поднялся, неожиданно для себя покачнувшись, и двинулся к парочке Пугачёва-Стефанович. Подойдя и стараясь не смотреть на Алку, наклонился к уху её мужа:
— Александр Борисович, спасибо большое за вечер, но нам уже достаточно. Мама вон уже засыпает на ходу, да и мне к 10 утра на взвешивание ехать. Мы такси сами поймаем, они тут вон недалеко от входа стоят, я заметил, клиентов ждут. Но у вас в машине мой диплом, если мы его забудем, мама станет сильно переживать.
— Да нет проблем, идёмте!
Стефанович поднялся, а я натужно улыбнулся Пугачёвой:
— До свидания! Спели сегодня шикарно, уверен, и другие мои песни в вашем исполнении прозвучат на итоговой «Песне года».
— Я тоже на это очень сильно надеюсь, — с такой же вымученной улыбкой ответила Пугачёва.
Ротару в этот момент, беззаботно смеясь, что-то обсуждала с Кобзоном, и ни на меня, ни на Аллу не обращала абсолютно никакого внимания. Артистка, одно слово. Единственное, что мне сейчас хотелось — это как можно вернуться в мою маленькую, провинциальную Пензу, оказавшись подальше от этого гадюшника.
Это что ещё такое?! Моё внимание привлекла беседа на повышенных тонах между Рыбниковым и Кикабидзе, рядом с которыми в растерянности замерла Сенчина. По-моему, эти двое, собственно говоря, её делили. И делили очень громко. Вот уже и остальные начали обращать на разгоравшийся скандал внимание.
— Ты кто такой, э? — горячился Кикабидзе. — Композитор, б… Нет ты никто и звать тебя никак, а моя мать из княжеского рода Багратиони-Давитишвили.
— Вахтанг, ну хватит уже!
Это Кобзон попытался было утихомирить Кикабидзе, в котором бушевала смесь вина и кавказского характера, оттащить того в сторону, но грузин зло оттолкнул будущего народного артиста СССР. Тот, споткнувшись, едва не растянулся на полу.
В следующий миг Кикабидзе без всякого предупреждения смачно заехал точно в нос Рыбникову. Кто-то завизжал, кажется, Сенчина, со всех сторон раздались крики. Рыбников приложил к носу ладонь, отнял её и с удивлением принялся разглядывать стекавшую с ладони кровь.
— Что, ещё хочешь? — подпрыгивал на месте здоровенный по сравнению с композитором Кикабидзе, и чуть ли не бил себя кулаками в грудь. — Я из тэбя сейчас отбивную сделаю, мамой клянусь!
Я живо вспомнил эпизод из книги о похождениях не к ночи помянутого Вити Селезнёва. Блин, бывает же такое! Или это, может, проделки «ловца», шутить изволит? Тоже читает про попаданцев?
Откуда-то появился взволнованный администратор в тёмном костюме и галстуке-бабочке.
— Товарищи, что здесь происходит?
— Кикабидзе разбил нос Рыбникову, — пропищала Сенчина.
— Вахтанг Константинович, немедленно прекратите безобразничать! Я вызову милицию.
