Кольца анаконды - Гаррисон Гарри (читать бесплатно полные книги txt) 📗
– Сэр, вся страна ликует. Вас приветствуют как спасителя нации.
Уилкс ничем не выказал, что новость эта доставила ему удовольствие. Он всего лишь исполнял свой долг, как сам его понимал, хотя кое-кто из флотского начальства может воспринимать это дело несколько иначе. Но успех окупает все. Капитан едва не улыбнулся, услышав добрые новости. В свете народного ликования командованию будет трудновато порицать его действия. Он прочел заголовки, испытывая угрюмое удовлетворение.
– Очевидно, лейтенант Фэрфакс, в этой стране наших пленников не так уж и любят. Поглядите-ка, Мейсона называют мошенником, трусом и задирой… ну и ну! И даже более того – помпезным снобом, а также тщеславным пустозвоном и предателем.
Фэрфакс тоже читал газеты.
– В «Глоуб» точно так же обходятся со Слайделлом. Его рисуют бездушным, хитрым, себялюбивым, кровожадным и развращенным.
– А мы-то думали, что захватили всего лишь парочку политических ренегатов. Любопытно, английские газеты смотрят на эту проблему с той же точки зрения?
– Весьма в этом сомневаюсь, капитан.
В ожидании, пока Кабинет соберется, лорд Пальмерстон читал лондонские газеты, угрюмо кивая в знак согласия с напыщенными гневными разглагольствованиями.
– Поддерживаю каждое слово, джентльмены, буквально каждое, – он помахал над столом пачкой газет. – Страна за нас, публика просто вне себя. Мы должны действовать быстро, иначе этим мятежным колонистам вздумается, будто их наглость останется незамеченной. Итак, все ли из вас получили возможность ознакомиться с документами с «Трента»?
– Я изучил их весьма внимательно, – сообщил Уильям Гладстон. – Помимо, разумеется, писем, адресованных лично королеве и французскому императору.
– Они будут отосланы адресатам, – кивнул Пальмерстон.
– Что же до предписаний верфям и прочих документов, они вполне подтверждают полную легитимность обоих послов. Не знаю, как отреагирует Франция, но лично я поражен действиями янки, отважившихся пойти наперехват посреди моря.
– Вполне разделяю ваши чувства, – поддержал Пальмерстон.
– Итак, что вы порекомендуете, милорд? – осведомился Рассел.
– По тщательном размышлении и учитывая общественное мнение, я полагаю, что следует прибегнуть к самым решительным мерам. Передо мной лежит набросок ноты, – Пальмерстон постучал по листку, лежащему на столе. – Поначалу я считал, что было бы довольно отправить протест по обычным дипломатическим каналам, потому-то и созвал вас вместе. Однако с той поры я проникся убеждением, что всеобщее волеизъявление нельзя оставить без внимания. Мы должны от лица всей страны высказать янки справедливое негодование. Я подготовил эпистолу американскому правительству, прибегнув к самым сильным выражениям. Я отдал распоряжение, чтобы в Саутгемптоне стоял под парами почтовый пароход, дожидаясь прибытия этого послания. Королева увидит его сегодня же и, несомненно, согласится с каждым словом. Как только ее одобрение будет получено – депеша тотчас же отправится в путь.
– Сэр!
– Да, мистер Гладстон? – улыбнулся Пальмерстон. На канцлера казначейства Уильяма Гладстона всегда можно было опереться в годину испытаний.
– Я с радостью извещаю вас, что нынче вечером мы с женой обедаем в обществе королевы и принца Альберта. Пожалуй, я мог бы подать депешу ей на рассмотрение, сделав особый акцент на единодушии правительства в данном вопросе.
– Великолепно! – Пальмерстон испытал немалое облегчение и готов был чуть ли не хлопнуть Гладстона по спине, радуясь, что удалось избежать встречи с королевой. – Мы все в долгу перед вами за то, что вы берете эту обязанность на себя. Меморандум в полном вашем распоряжении.
Хотя собрание Кабинета министров Гладстон покинул в наилучшем настроении, горя желанием помочь своей партии и послужить родной стране, он порядком подрастерял свой энтузиазм, ознакомившись с документом, который так охотно вызвался представлять. Позже вечером, когда колеса кареты уже затарахтели по булыжной мостовой перед въездом в Букингемский дворец, жена с беспокойством заметила, как сурово сжаты его губы.
– Что-нибудь стряслось, Уильям? Я не видела тебя таким мрачным с тех пор, когда мы были в этом ужасном Неапольском королевстве.
– Должен просить у тебя прощения. Я крайне сожалею, что не смог оставить свои беды в стороне. – Он ласково пожал руку жены, затянутую в перчатку. – Как и в Неаполе, меня весьма тревожат дела государственной важности. Но давай не позволим им портить нынешний вечер. Я ведь знаю, с каким нетерпением ты ждала этого обеда в обществе Ее Величества.
– Ты прав, – голос ее чуточку надломился. Поколебавшись, она спросила: – Искренне надеюсь, что королева вполне здорова? Поговаривают – конечно, я не верю – о ее… ну, состоянии рассудка. В конце концов, она ведь внучка Георга Безумного. [2]
– Дорогая, тебе не должно быть никакого дела до праздных сплетен, распространяемых отбросами общества. Она ведь, в конце концов, королева.
Их проводили в гостиную, где Гладстон поклонился, а его жена сделала реверанс королеве Виктории.
– Альберт подойдет через минутку, мистер Гладстон. Сейчас он отдыхает. Боюсь, мой дорогой муж сильно перетрудился.
– Прискорбно слышать, мэм. Но я не сомневаюсь, что ему обеспечен наилучший уход.
– Конечно! Сэр Джеймс Кларк осматривает его ежедневно. Сегодня он прописал эфир и капли Гофмана. Но угощайтесь же, на буфете есть шерри, если желаете.
– Спасибо, мэм. – Гладстону, сидевшему как на иголках, и в самом деле хотелось выпить. Непроизвольно похлопав себя по груди, где во внутреннем кармане покоился принесенный документ, он как раз наливал себе шерри, когда вошел принц Альберт.
– Мистер Гладстон, добрейшего вам вечера.
– И вам, сэр. Здоровья и счастья.
Принц – обожаемый супруг, отец большого семейства – счастьем обделен не был, а вот здоровье ему явно не помешало бы, ибо выглядел он, бесспорно, больным. Годы не пожалели его. Элегантный, грациозный юноша стал рыхлым, лысеющим, до срока постаревшим мужчиной с бледной, землистой кожей и темными кругами у глаз. Опускаясь в кресло, он вынужден был вцепиться дрожащими руками в подлокотники. Королева с тревогой поглядела на него, но принц лишь отмахнулся:
– Обычный бронхит, как пришел, так и уйдет. После доброго обеда мне станет куда лучше. Пожалуйста, не беспокойся.
Утешившись, королева обратилась к прочим делам.
– Мистер Гладстон, мой секретарь уведомил меня, что вы хотите обратиться к нам по вопросам государственной важности.
– Это касательно ноты, которую премьер-министр намерен послать американцам, мэм, по поводу «Трента». С вашего одобрения, разумеется. Впрочем, она может обождать, пока мы не отобедаем.
– Вероятно. Тем не менее мы взглянем на нее сейчас. Это дело весьма тревожит меня, даже не тревожит, а, следует признаться, шокирует. Мы весьма серьезно озабочены тем фактом, что британский корабль был не просто остановлен в море, но и подвергся захвату.
Как только Гладстон достал письмо, королева указала на принца-консорта.
– Пусть Альберт прочтет. Мне и в голову не придет написать письмо, не посоветовавшись с ним. Он оказывает мне величайшую помощь и в этом, и во многих прочих делах.
Будучи прекрасно осведомленным, как и все вокруг, что королева даже не оденется, не посоветовавшись с супругом, лорд Рассел поклонился в знак согласия и передал конверт принцу Альберту.
Развернув листок, принц поднес его к свету, а затем вслух зачитал:
«Касательно вопроса о насильственном изъятии четырех пассажиров с британского судна в открытом море. Правительство Ее Величества даже мысли не допускает, что правительство Соединенных Штатов не проявит рвения по собственной воле всяческим образом загладить столь вопиющий проступок. Министры Ее Величества ожидают следующего. Первое. Освобождения всех четырех джентльменов, захваченных силой, и передачи их лорду Лайонсу, британскому послу в Вашингтоне. Второе. Извинения за оскорбление, нанесенное британскому флагу. Третье…» – Он утробно кашлянул. – Прошу прощения. Весьма крепкие выражения и, боюсь, далее последуют подобные же. Крайне сильные выражения.
2
То есть короля Георга III, в 1811 году признанного душевнобольным.