Удар током (СИ) - Яловецкий Вадим Викторович (бесплатные версии книг .TXT) 📗
В курилке, дядя Проша любил пофилософствовать о международном положении. Я помалкивал в тряпочку, боясь резануть нелицеприятную правду о смещении Хрущёва, о вводе советских войск в Чехословакию, о роли Анжелы Дэвис, гибели Гагарина, войне во Вьетнаме и других политических событиях. Зачем дразнить хорошего человека, прошедшего, как выяснилось со временем, сталинские лагеря и Великую Отечественную. Мне тогда подумалось, неплохо познакомить Сердюкова с дедом. Так началось лето. В сентябре я собирался подать документы в ПТУ N 49 на токаря-универсала. Время шло, ничего не менялось, я в совдепии уже третий месяц. Как там у Булгакова: “Все будет правильно, на этом построен мир”, а всё-таки, что дальше?
6. Нева, музыка и спорт
Прошлая запись закончилась вопросом всех вопросов: что дальше? А что есть выбор? Тетрадь в 96 листов, а исписал пока, несколько страниц, спрашиваю себя, а когда испишу полностью, не придётся заводить вторую, третью? В будущей жизни и в непростых условиях ограниченной свободы я сочинил такие строчки:
Когда способен на поверхности держаться,
А рядом тысячи голов теснятся,
В едином взмахе рук, застывшего движенья,
Приходит чувство удовлетворения.
Святое чувство надо пережить,
Легко ли по течению плыть?
Вот и плыву, ядрён батон, плыву по реке собственной пёстрой биографии. А говорят в одну реку не войти дважды! Брехня! Ладно, разговорчивый такой потому, что бухнул сегодня днём. После смены, с дядей Прошой и Юркой Портнягиным, завернули в бакалею, а затем на берег реки Невы. Юрка новый приятель, подмастерье вроде меня и тоже метит в токарных дел мастера. Расселись на берегу, гранитную набережную ещё не проложили, вот и сидим на брёвнах смотрим на чаек, редких рыбаков, да на ловкие руки Сердюкова, раскладывающие нехитрую закуску и разливающего в стакан креплёное вино “Волжское” за рубль с небольшим. Вино сладкое, давно забытый вкус доброй советской бормотухи, гранёный стакан позаимствован из автомата газированной воды - захватывающая совдеповская ностальгия. Без всякой связи, Сердюков говорит:
- В прошлом году по осени наводнение было, так до завода вода дошла. В резиновых сапогах на смену шли, план горел, ведь праздники на носу и в три смены работали не покладая рук. Ремонтная бригада нажралась, но держалась, потом, когда отпустило, мы тоже после работы вмазали водовки. Не то, что это пойло, но вам пацанам больше и не надо, успеете привыкнуть. Выпьем, чтобы не было наводнений!
Мы по очереди опрокинули в себя гранёную ёмкость, закусили, да сигаретку в рот. Славно посидели, по рабоче-крестьянски, не то что в будущем с барными стойками, изысканной закусью, манерными стопками и шейкерами. После второго “пузыря” мелькнула шальная мысль, а может рассказать всё мужикам? В голове громко ругнулся стоп-сигнал: дурак что ли? Конечно нельзя, примут за блаженного, сторониться будут. На заводе всё просто: работа, план, социалистическое соревнование, душ после смены, полбанки на троих и домой. А тут какой-то псих, вчерашний школьник, смешно!
Записываю эти строки, на обшарпанном секретере с откидной доской, из кухни доносятся чудные запахи картофельных оладий. Хочется быть маленьким, беззаботным и никаких прошлых и будущих жизней, чтобы бабушка, с обязательным напоминанием помыть руки, звала к столу. Духмяный запах от стопки блинов, розетка с бруснично-яблочным вареньем и чтобы чай по-купечески, из блюдца. За столом вся семья в сборе: весёлая молодая и прекрасная мама, кулинарная кудесница бабуля, добрый ворчливый дед, его сестра - моя двоюродная бабушка, которую именую просто тётушкой, дядя со шрамом на лбу - след от бревна обрушившегося в блиндаже от прямого попадания авиационного фугаса. Милые, любимые лица. Вас давно нет, а я здесь - стрелец неприкаянный. В декабре стану совершеннолетним…
А пока, как малолетка, я приходил на смену к восьми часам утра. Долговязый очкарик Портнягин, которому стукнуло восемнадцать, подтрунивал:
- Ты чего на на час опаздываешь?! Мастер наряд не закроет. Гнать с завода злостного нарушителя!
Я отшучивался, Юрка парень хороший. В будущем мы пересечёмся не раз. Юрка остался в токарях. До самой своей насильственной смерти в 2014 году, исполнял редкие, но дорогие заказы. Кабы не моя фантастическая находка на участке, жил бы Портнягин дальше в своём будущем. Но та история особая, чего о ней вспоминать.* А пока жизнь прекрасна - всё впереди!
В конце мая звонил Голубев, интересовался готов ли я продолжать участие в группе. Что за вопрос, мне такое творчество в радость (по “сценарию” я играл до самого призыва в Советскую Армию). Поинтересовался: кто из ребят остаётся, есть ли название, какие организационные вопросы и другие мелочи. Олег пригласил на репетицию в помещение красного уголка на Петроградской что в доме Кирова. Вот так номер: в этом примечательном здании жил Саня Политковский и мой тренер по боксу Илья Матвеевич. Удивился заново, да и намылился в первый выходной июня на встречу с музыкальным ансамблем.
Я отлично помнил своё музыкальное будущее и оно мне очень нравилось ровно до тех пор, когда после армии я пытался поступить на курсы ударных инструментов при музыкальном училище в районе метро “Чернышевская”. Меня тогда безжалостно зарубили, оставив в памяти вечную обиду. Почти четыре года за ударной установкой, а мне ясно дали понять: ты бездарь! Наверное так бывает, но тщеславная составляющая, отметает такой вердикт. Если доживу, в этой реальности, до весны 1971 года, вмешаюсь в историю и докажу чего стою. А пока вновь разглядываю низкий потолок подвального помещения красного уголка, невысокую сцену, перед ней десятка три деревянных кресел, красное знамя, трибуна и портрет Ленина. Раз в месяц выходит на трибуну замшелый и никчёмный человечек, кладёт перед собой блокнот агитатора и читает местному контингенту лекции о роли партии в деле построения коммунизма. Политинформация.
Помещение и что-то из аппаратуры организовал Лёва Магазинер - прообраз будущего музыкального менеджера. Лёва носил усы с бородкой, очки в чёрной роговой оправе и напоминал Лейбу Давидовича Бронштейна, более известного советскому народу, как изменника и главного осквернителя партийной чистоты Троцкого. На мой взгляд, их объединяло не только семитское происхождение, но и кипучая энергия и жажда деятельности. Таких подробностей в мемуарах, оставшихся на жёстком диске в будущем, не было, пусть эти детали станут дополнением к моим приключениям по “коридорам времени”.
Познакомились. Лёва представил своего брата Семёна - ритм-гитара. На клавишах и в качестве музыкального руководителя Олег, далее: соло-гитарист Сережа Борзов, басиста, хоть убей, не помню, пусть будет Максим, ну и я, поющий ударник. Аппарат всякий: от “кинапа” до болгарского “орфея”, раздолбанная “кухня” с кожей на барабанах (пластик входил в моду, но был дефицитом). Что ещё? Обсудили репертуар, план репетиций, договорились, что прибыль с выступлений забирает босс и по мере поступления, что-то приобретает по технической части, исходя из наших пожеланий. Я предложил назвать группу “Феникс”. Вот так появился ещё один доморощенный и полный амбиций любительский рок-квинтет.
Бокс никуда не делся. Тренировки по расписанию, группа самбистов вернулась к себе на базу после ремонта, так что с Путиным больше не встречался, тогда шапочное знакомство, а спустя много лет сами знаете… Илья Матвеевич Никаноров - мой тренер, бывший член сборной РСФСР, полутяж. Он выделил меня оттого, что сам увлекался западным роком, отдавал мне магнитофонные катушки на запись. Я же, в свою очередь, просил что-нибудь записать Алекса Политковского. Когда выяснилось, что тренер с источником коллекции живут в одном доме, а “Феникс” репетирует в подвале, наши отношения с наставником приобрели дружескую окраску. Матвеич задерживал меня на тренировках и “ставил” удары. Обоюдовыгодное содружество, предполагало некоторое панибратство: мы иногда собирались у Сашки на квартире. Под роллингов или битлов, хозяин угощал рюмочкой другой пятизвёздочного коньяка, а то приносили с собой “Алазанскую долину” или другого доступного “сухаря”. В такие моменты расслабухи, глядя на вращающиеся бобины магнитофона “Тембр”, тянуло поболтать и раскрыться перед хорошими людьми, увы.
