Битвы за корону. Три Федора - Елманов Валерий Иванович (хороший книги онлайн бесплатно txt) 📗
Пришлось вновь посылать разведку в город. Дожидаясь их, я решил устроить обед пораньше, дать людям как следует поспать, а ближе к вечеру, на закате, отправиться вместе со своими ратниками в Москву и будь что будет, плевать на нерадушный прием.
Но пока гвардейцы трапезничали, ситуация резко изменилась, ибо неожиданно скоро вернулись мои гонцы. Оказывается, короткое утреннее сидение бояр закончилось тем, что решили поступить, как на Москве обычно и водилось в таких случаях: городу садиться в осаду, а государю уезжать для сбора свежих ратей. Разумеется, уезжать вместе с семьей и Мнишковной. Все это мои люди выяснили прямо на пристани, не заходя в город, у грузивших царскую казну на струги, и мигом рванули обратно. Получалось, максимум через час надлежит принимать гостей.
…Они неспешно высадились на пристани и направились ко мне. Первым медленно вышагивал Годунов. Он сильно сутулился, голова была низко опущена. К нему то и дело подбегал Семен Никитич. Он то ли что-то пытался пояснить моему бывшему ученику, то ли в чем-то убедить его. Судя по тому, как Федор всякий раз досадливо отмахивался, успеха боярин не имел. Годунов даже не замедлял шага, чтобы выслушать его. Что ж, обнадеживающий симптом.
Удивило иное. Дело в том, что между возвращением моих людей и прибытием Годунова прошел, как я и предполагал, почти час и я успел приготовиться к встрече. Не скажу, достойной государя (все-таки Вардейка – это в первую очередь военный городок и особого комфорта не создать, как ни пытайся), но вполне приемлемой. Во всяком случае, я подогнал к самой пристани все три имеющиеся кареты, а для Годунова и его свиты оседланных лошадей, подведя их прямо к сходням, но Федор досадливо отмахнулся от предложенного ему коня и медленно направился ко мне пешим ходом. Разумеется, свита тоже не посмела взобраться в седла, вышагивая следом.
Я смотрел, не зная, что предпринять – то ли оставаться на месте, впереди выстроившихся для торжественной встречи гвардейцев, то ли плюнуть и пойти навстречу. Логически рассудив, что настроение у парня, судя по его виду и походке, весьма подавленное, решил остаться. Надо хотя бы видом бравого воинского строя поднять у него дух, а то вон как приуныл.
Увы, но дружная барабанная дробь и мои молодцеватые команды вызвали у Федора мимолетную слабую улыбку, через секунду слетевшую с его лица. И в ответ на мой четкий громкий доклад он эдак чуть ли не жалобно произнес:
– Здрав буди, княже.
«Княже», – зафиксировал я еще один благоприятный для себя симптом. Одно непонятно: отчего он упорно избегает посмотреть мне в глаза. Ладно, потом разберемся, а пока… И я, повернувшись к своим орлам, бодро рявкнул:
– Государю Феодору Борисовичу ура!
– Ура-а-а! – незамедлительно откликнулись гвардейцы.
С парадами на Красной площади в двадцать первом веке их крик по стройности исполнения, конечно, не сравнить, зато эмоций в нем присутствовало гораздо больше.
На сей раз улыбка Годунова выглядела куда искреннее. Да и исчезла с лица не сразу, задержалась.
– Стража Верных, – прошептал он, умиленно глядя на них.
– Точно, – подтвердил я и, припомнив свои слова, сказанные ему прошлым летом в тот злополучный день, в опочивальне Ксении, когда к нам в дверь уже ломились стрельцы, продолжил, пытаясь процитировать их дословно. – А верные потому и называются верными, что верны до конца! И по первому зову готовы отдать жизнь за своего главного воеводу.
Лишь тут он впервые посмотрел мне в лицо. В глазах его стояли слезы, но он держался, отчаянно кусая губы.
– Как тогда, – прошептал он, очевидно, тоже припомнив события прошлого лета.
– И тогда, и сейчас, и до скончания веку, – отчеканил я.
– Токмо ноне ты у них за главного.
Я вежливо поправил его.
– Ты не прав, государь. Я у них за первого, а главный – ты. Так что и здесь всё сходится….
– Не всё, – горько вздохнул он. – В ту пору супротив меня пара бояр да десяток стрельцов были, а ныне куда хуже….
– Лучше, государь, гораздо лучше, – возразил я. – В ту пору тебя вся страна по глупости своей принимать не хотела. Сегодня же она за твоей спиной стоит. А Русь во веки веков останется непобедимой.
– Твоими бы устами…, – протянул он, но, не договорив, махнул рукой. – Веди, княже.
– А… конь? – опешил я, напомнив: – До твоего терема далече. Три версты без малого, если ты не запамятовал.
– А я в твой. Он-то близехонько, – пояснил Годунов.
Я покосился на сходни, заполненные женщинами во главе с царевной и наияснейшей, направлявшихся к колымагам, и усомнился:
– Тесновато в моем домике Марине Юрьевне с Ксенией Борисовной, не говоря про их девушек.
– А им к тебе ни к чему. Нам с тобой говоря келейная предстоит, а их всех пущай в терем и везут, – он поглядел на сходни и добавил: – И отца Исайю повели туда же отправить. У меня нынче… иной исповедник будет.
Я пожал плечами и, вполголоса бросив Дубцу, чтобы он отправил кареты согласно государева повеления, повел Годунова в свой домик. Его я повелел выстроить, едва приехав в Вардейку, отказавшись жить в годуновском, находившемся далеко от казарм. А зачем рисковать. Разок в нем заночую и бояре сей простой факт подадут Федору с таким вывертом – замучаешься оправдываться. Вид у моего домика был, конечно, еще тот – изба избой, только двухэтажная. Никакого сравнения с теремом, некогда выстроенным для своего сына Борисом Федоровичем. Но коль Федор захотел туда….
Свита послушно поплелась следом. Смешно, но они и тут соблюдали строгие каноны местничества. Во всяком случае, первыми за нами шли именно те, кто сидел в Малом совете ближе всех к Годунову и Мнишковне. Или нет? Вроде бы кого-то не хватает. Оглянувшись, я понял, кого именно. Не было главного представителя второго клана, Романова. Да и братца его, Ивана Каши я не видел. А еще Черкасского, Репнина, Троекурова, Головина…. Непонятно…. О них и спросил в первую очередь у Федора.
– Неужто твои людишки доселе тебе этого не сообщили? – услышал я в ответ.
– Как воинов, их куда больше интересовали татары, – пояснил я. – А как Стражу Верных, ты, государь, а не какие-то там…., – продолжать не хотелось и я умолк, досадливо махнув рукой.
– Серчаешь? – грустно спросил он.
– Нет, государь. Скорее…., – я чуть замешкался с ответом, чтобы подобрать нужное слово для пояснения, но нашел его, – недоумеваю.
Он остановился, внимательно поглядел на меня и, грустно вздохнув, направился дальше. Остаток пути мы проделали молча, и я все больше приходил к выводу, что и впрямь надо мне с ним побеседовать келейно, то бишь тет-а-тет. И чем скорее, тем лучше.
Поднявшись на крыльцо, Годунов шагнул через порог в сени, телохранители следом, а я, велев Дубцу провести государя в мой кабинет, притормозил и строго обратился к свите, успевшей в лице шедшего первым Семена Никитича одолеть пару ступенек.
– А вы куда собрались?
– Как же мы государя бросим?! – возмутился тот. – Мы ж его беречь должны!
– От меня? – старательно удивился я.
– Ну что ты! О тебе, голуба-душа, и речи нет, – примирительно произнес он.
Ишь ты, как ласково. Впрочем, он и год назад, когда кинул меня в застенки Константино-Еленинской башни, обращался ко мне столь же лирично. Правда, тогда он называл меня лапушкой. Интересно, голуба-душа – это повышение?
Додумать не успел, ибо дружно загалдели и прочие, на все лады уверяя меня, что надежнее князя Мак-Альпина на всей Руси не сыскать. Слушал я их недолго. Ровно столько, чтобы подвести итог.
– А раз вы мне доверяете, тогда радуйтесь.
– Чему? – удивился стоящий за Никитичем Степан Степанович Годунов.
– Ну как же, доставили государя в целости и сохранности, передали с рук на руки под опеку человека, надежнее которого на всей Руси не сыскать, посему теперь с вас, случись что, и взятки гладки.
– Дак надо о Москве помыслить, да о татаровьях, – встрял Семен Никитич. – Опаска у меня есть, что они и сюда доберутся, ежели проведают о Федоре Борисовиче. А проведать могут – эвон сколь в граде татаровей, пущай и казанских с астраханскими. Хошь я и повелел их поять, но за всеми не углядишь.
