Витязь - Витковский Алексей (читать книги без сокращений txt) 📗
– Слава!!! Слава отче Перуне!!!
Савинов стоял в первой шеренге, и жар огромного костра овевал лицо. Искры с треском взвивались вверх, оставляя по пути огненные следы. За стеной пламени возвышался огромный, едва не четырехметровый идол Перуна, вырезанный из ствола толстенного дуба. Бог воинов был изображен в полном доспехе с обнаженным мечом в правой руке и рогом для питья в левой. В глубоких глазницах сверкали, отражая пляску огня, драгоценные камни. Рот грозного божества был открыт, словно в боевом крике, а длинные усы украшены позолотой.
Князь появился рядом с костром внезапно. Только что площадка у огня была пуста, и вот уже Ольбард стоит там, обнаженный по пояс, с двумя длинными клинками в руках. Воин – жрец, первый среди равных. Гром оружия усилился. Дружина приветствовала своего вождя. Сашка охрип и оглох, но продолжал колотить мечом в щит. «Слава, княже!!! Слава!!!» От жара костра усы и чуб Ольбарда слегка шевелились, словно их развевал потусторонний ветер. Он некоторое время стоял неподвижно, глядя в кровавое сверкание божественных глаз, а потом вскинул вверх мечи. От крика воинов, казалось, содрогнулась земля. Непрерывный нечеловеческий вопль врывался в тело через ступни ног и, пронизав насквозь, исторгался наружу… И сейчас не было никаких мыслей. Он стал боевым кличем, стал воплем атакующего зверя. Кричало все его тело, а не только легкие и гортань!..
Тишина рухнула, как падающая бомба. В круг ввели жертвенного быка, огромного, показавшегося Сашке размером с автомобиль. Животное нервничало от близости огня, несмотря на то что жрецы заранее напоили его дурманящим отваром из трав. Князь повернулся к зверю. Снова загремели щиты, но воины молчали, словно ожидая чего-то. Ольбард переложил оба клинка в левую руку и шагнул поближе. Бык вскинул тяжелую рогатую голову и заревел. Даже одурманенный зельем, он чуял скорую смерть и хотел бросить убийце вызов. Рука человека стремительно метнулась вперед и замерла, словно он хотел ударить животное ладонью в лоб, но передумал. Однако бык пошатнулся, как будто удар исполинской силы настиг его, и замер, обратившись в живую статую. Князь отшагнул вбок, мечи свистнули, и тяжкая рогатая голова грянулась оземь. Тело еще стояло, хлеща кровью, когда безжалостные клинки подрубили ему ноги. Туша, бывшая мгновенья назад могучим и гордым зверем, с хлюпающим звуком повалилась на бок. Еще два удара вскрыли грудную клетку и точными движениями отделили еще бьющееся бычье сердце. Поддев его мечом, князь повернулся к ожидающему жертвы Богу…
Савинову вдруг стало страшно. Страх был иррациональным, словно у ребенка, застигнутого темнотой и почуявшего внезапно, что тьма – это не просто отсутствие света. «Господи, спаси!» – возникло где-то в сознании и раздробилось на тысячи отражений. Что-то грозное, неумолимое и вполне реальное шло на человеческий зов. И его приближение ужасало…
Четверо воинов, тоже обнаженных по пояс, вышли из рядов и скрестили клинки, причем стоящий напротив держал меч побратима за кончик лезвия, а свой – за рукоять. Образовался стальной помост, и Ольбард, словно невесомый, взошел на него. Помост из мечей качнулся, и воины разом подняли его на уровень груди. Мощные тела блестели от пота и казались в свете костра откованными целиком из красной меди. Князь перенес это вознесение не шелохнувшись. Теперь его голова оказалась на уровне груди идола. Он снова воздел мечи и скормил отверстому рту бога истекающее кровью сердце. В этот миг дружина снова издала безумный, нечеловеческий вопль. Земля опять, более ощутимо, дрогнула, и у Савинова помутилось в голове. Он понимал краем сознания, что кричит вместе со всеми, но ум, в ужасе от того – ЧТО должно сейчас шагнуть на землю, старался забиться куда-то вглубь… Но оно не шагнуло.
Сашке показалось, что князь, прежде чем опустить мечи, сделал ими какой-то отвращающий жест. Словно запер замок… Потом он легко соскочил на землю, и как только его ступни коснулись ее – загремел барабан. Дружина выкрикнула: «Сеча!!!» Под этот клич Ольбард двинулся вокруг костра, и кровавые клинки в его руках пустились в пляс. Они вертелись вихрем, словно пропеллеры двухмоторного самолета, и воздух сипел, расседаясь. Временами казалось, что видны опадающие лоскуты тьмы, отсеченные парящими полукружьями железа. «Серебряный дождь!!!» Савинов помнил, как делал это отец – никто не умел так, но то, что он увидел сейчас, – потрясло его до глубины души. У отца, когда он вращал клинками, пропадали и терялись из виду лезвия шашек, потом пропадали, размазываясь, как в кино, руки по локоть… У князя вначале тоже исчезли в бешеном вращении мечи, потом кисти рук, локти, а затем плечи! Но вихрь стали продолжал затягивать его – исчезли ноги, туловище… и тут мечи появились снова! Какое-то время видна была только чубатая голова князя и лезвия мечей без крестовин… Потом все исчезло! А через миг Ольбард, продолжая танец посолонь, появился из-за костра совсем с другой стороны! Несколько раз это повторялось. Силуэт воина начал мерцать и меркнуть, а затем, совершенно внезапно, он вдруг остановился, и мечи его уперлись в грудь стоявшего в первом ряду Диармайда… Уперлись, отдернулись и снова засвистели, отправившись дальше по кругу. Ирландец сбросил доспехи и, выхватив клинки, двинулся следом. И его стальная пряжа была почти так же хороша, как и княжеская…
«Но ведь он, кажется, христианин?» Сашке казалось странным двоеверие этих людей… Но неистовое, сверхсовершенное искусство боя покорило его. И «этнограф» в его мозгу, до сих пор отстраненно наблюдавший за происходящим, умер…
Все больше и больше воинов из первого ряда вливалось в стальной хоровод. Князь вызвал Василько, Ставра, Хагена (?!) и продолжал вызывать все новых. Когда клинки Ольбарда уперлись в его грудь, Савинов на мгновение окаменел. Но чьи-то руки уже тянули с него шлем и кольчугу, стаскивали поддоспешник и рубаху. Какой-то странный поток подхватил его и понес, вращая. Он летел куда-то, выписывая мертвые петли, бочки и полубочки. Справа пылало огромное солнце, а вокруг свистели снаряды и пули. Но было не страшно. Неуязвимый, он не стремился уязвить кого-то. Нет! Это был танец огня и металла, а кровь здесь имел право пролить только один человек…
Вихри стали вскоре захватили всю дружину. Вершина горы вскипела мерцающим железом и закружилась в диком, невиданном водовороте. Казалось, что не выживет ни один из тех, кого затянула пучина сверкающего оружия. Клинки сшибались звеня, сталь скользила по телам, но не ранила, словно воины по-прежнему были одеты в броню. Отец Воинов принял жертву…
Сигурни вышла во двор. Ей не спалось. Отсюда хорошо видна была вершина Святой горы, опоясанная кострами, взблескивающая оружием. Зарево было настолько ярким, что затмевало звезды, и ночь походила на зловещий, кровавый закат. От этого зрелища у девушки сжалось сердце. Исполинская сила нисходила на вершину горы. Русы призвали своего Бога. И приход этой силы сокрушил и смял наваждение, преследовавшее Сигурни вот уже много дней. Ее дар проснулся, и она поняла, откуда грозит опасность. Но слишком поздно…
Ей почудился шорох на заднем дворе. Она сжала в руке рукоять ножа, который всегда носила на поясе. Шорох повторился. Девушка сделала шаг вперед, вглядываясь во тьму под забором. Краем глаза она заметила быстрое движение слева. Совсем рядом. Размытая тень метнулась к ней. Сигурни встретила ее ударом ножа. Клинок вонзился в плоть. Противник захрипел, но его рука уже сомкнулась на запястье девушки, сжалась. Сигурни едва не потеряла сознание от боли. Хотела закричать, но второй враг возник из-за угла дома и схватил ее. Жесткая, пахнущая дымом ладонь зажала ей рот. Девушка ударила его локтем свободной руки в ребра. Он крякнул и стиснул ее еще сильнее. Рука, зажавшая рот, слегка передвинулась, и Сигурни стало нечем дышать…
