Война всех против всех (СИ) - Тыналин Алим (читаем книги .txt, .fb2) 📗
Но затем, когда всадники остановились на полном скаку, причем многие на расстоянии выстрела, я понял, что они ни за что не полезут на изгородь, потому что не являются самоубийцами. И Лакома понял это гораздо раньше меня, поэтому сейчас, видя, что у нас имеется возможность поразить конницу выстрелами, он закричал так громко, как только мог:
— Стреляйте! Стреляйте, сукины дети и пришпильте этих придурков к земле, чтобы они не могли пошевелиться!
И тогда наши арбалетчики, как я уже сказал, открыли стрельбу по коннице и подбежавшей пехоте врага.
У вестготов вообще, если позволите немного объяснить про их войска, имелись к тому времени вполне себе сильные подразделения, способные выполнять самые разнообразные задачи на поле боя. Как рассказывал мне добрый слуга Евсений в те достопамятные времена, когда между нами еще не пробежала черная кошка, у вестготов, против которых сражался мой отец, имелись разные типы конницы. Это были, как ударные типы, вооруженные длинными пиками «контос» с два, а то и три человеческих роста, так и штурмовые, защищенные тяжелыми доспехами в виде кирас и изогнутыми прямоугольными щитами, сражающиеся мечами. Имелись у вестготов и конные стрелки, так называемые конные гардинги, швыряющие во врага дротики.
Сейчас против нас, как я видел, в основном, выставили конных пикинеров, защищенных легкими кольчугами и кожаными доспехами, в обеих руках они держали длинные пики. Хорошо, что мы не встретились с ними в открытом поле, помнится, подумал я с содроганием, представив, что было бы, если бы такие отряды налетели на моих стрелков. Было у врага и несколько десятков тяжеловооруженных всадников с мечами и щитами, но эти, как я понял, по большому счету, являли собой элитные отряды телохранителей вождей.
Из пехоты у вестготов имелись серпоносцы, дикие воины, зачастую сражавшиеся обнаженными по пояс с оголенным торсом и разрисованным боевой раскраской лицами, затем мечники, облаченные в кожаные стеганые доспехи и защищенные прямоугольными длинными щитами, суживающимся книзу, а также пешие пикинеры с длинными копьями и круглыми щитами. Последние были защищены хуже, чем мечники, носили тоже кожаные многослойные куртки, худо-бедно спасающие от стрел. Но только не от арбалетных болтов.
В общем, когда мои стрелки начали метать снаряды, большая часть конницы и пехоты противника оказалась в тяжелом положении. Лучше всех были защищены мечники, и конные и пешие, а вот остальные виды войск остались почти беззащитны от наших стрел.
Не скажу, что наши болты затмили небо, но кучность была довольно высокая. Я видел, как от метких выстрелов всадники и набегающие пехотинцы валились на землю, как подрубленные. Я своими глазами видел, как особо удачный выстрел из манубаллисты пронзил сразу троих серпоносцев, причем метательное орудие еще и пролетело дальше, сбив с ног еще одного вражеского пехотинца, правда, почти не ранив его.
В общем, начав нести потери от выстрелов из арбалетов, вестготские конные пикинеры тут же поспешно отъехали назад, в то время как пехота продолжала неуклонно бежать к нашей изгороди. Стрелки продолжали палить по ним, покуда у них хватало заряженных арбалетов. Когда же болты закончились, они тут же начали судорожно заряжать их, чтобы подготовиться к следующему залпу.
И как раз в это время пехота врага добралась до изгороди и полезла к нам. Я в это время находился на вершине изгороди и приготовился ударить бешено визжащего серпоносца, который ухватился за край стены и пытался подтянуться, чтобы запрыгнуть к нам. Не успел я ударить его, как меня оттолкнул Родерик и одним могучим ударом перерубил противнику шею. Вражеский воин тут же перестал кричать и молча свалился вниз, а его голова нелепо повисла на шее, будто у сломанной куклы.
— Зачем ты сделал это? — закричал я телохранителю. — Я бы и сам с ним справился!
Мой охранник ничего не ответил мне, а снова оттолкнул и ударил по пике вражеского воина, который тоже подбежал к изгороди и пытался проткнуть меня длинным своим оружием, которое позволяло бить, даже не залезая на нашу лагерную стену. Вокруг стоял невообразимый шум и гам, потому что люди вопили во весь голос, а раненые с криками катались по земле.
От толчка Родерика я едва устоял на ногах и в то же мгновение мне в плечо больно попал круглый камень. Что за чертовщина, спросил я себя, зажав рукой ушиб и оглядевшись. Оказывается, у вестготов имелись пращники, которые воспользовались тем, что наши арбалетчики перезаряжали оружие и принялись тут же обстреливать защитников лагеря. Камни свистели вокруг нас, а я поразился тому, какое это простое и эффективное оружие, потому что почти сразу сопротивление моих воинов резко уменьшилось и они пытались спрятаться за изгородью от метких снарядов врага.
Впрочем, пращников у врага оказалось немного, всего около трех десятков и скоро у них тоже иссякли запасы камней. Мои воины снова выглянули из-за укрытия и схватились с пехотой противника.
Воинов врага, однако, было слишком много. При всей доблести моих солдат, они не могли совладать с подобным численным превосходством. Кроме того, забираясь на изгородь, вестготы действовали очень умело: часть их связала поединками моих немногочисленных мечников, а другие помчались к воротам, чтобы открыть их и впустить в лагерь свою конницу. Допустить этого ни в коем случае было нельзя, но и препятствовать этому мы тоже не могли.
Родерик тем временем уже дрался сразу с тремя мечниками противника, а я увидел, что немногочисленные группки врагов уже завязали отчаянный бой у ворот в лагерь, стремясь перебить охрану. Воинов врага прибывало все больше и поэтому я закричал Лакоме, обнаружив его сражающимся недалеко от меня на изгороди:
— Надо уходить! Давайте, отступаем за повозки!
Затем я схватил Родерика и потащил его назад, а он едва успел столкнуть одного из противников со стены. Почти сразу же прозвучал сигнал к отступлению и мои воины, в том числе и арбалетчики сразу устремились к повозкам, стоявшим в центре лагеря. Это походило на морскую волну, которая, нахлынув на берег, затем в едином порыве отходит назад.
Позади нас отчаянно вопили вестготы и небольшие отряды партийных воинов. Я не заметил среди них, кстати, левков, солдат в белых плащах и догадался, что Фальк все-таки отказался от атаки. Интересно, сейчас, видя, как мы отступаем, не думает ли он, что зря поставил на меня и не сожалеет ли о том, что послушался меня? Готов поклясться, он считает, что я его обманул и намеренно заставил отказаться от атаки.
Хрипя от быстрого бега и ушибов, я добежал до повозок, соединенных уже в единую железную стену и мгновенно перескочил через нее, сразу же оказавшись внутри. Родерик был не столь же ловок, но тоже довольно быстро вскарабкался вверх и перебрался среди неровного прямоугольника нашей последней линии обороны.
Едва я успел оглядеться, как тут же рядом со мной с криком приземлился Лакома. Осмотревшись, я увидел, как мои воины перескакивают через повозки с оружием в руках и тут же оборачиваются назад, стремясь, чтобы их не настигли враги.
Мы успели отойти в самые подходящее время. Вражеские пехотинцы уже захватили изгородь и начали спускаться с нее следом за нами, а затем уже открыли двое выходов из лагеря. Внутрь начала потихоньку въезжать конница. Противники, повинуясь приказам командиров, выстраивались вокруг повозок в новые боевые порядки, собираясь снова напасть на нас, когда их наберется достаточное количество.
— Тебя зовут, император, — сказал Родерик, положив мне на плечо тяжелую руку.
Я оглянулся и увидел связанного дядю, давно уже беснующегося возле столбов, к которым мы привязали его и остготских воинов. Он, оказывается, уже продолжительное время звал меня по имени, но я в суматохе не слышал его и если бы не Родерик, вообще бы не обратил внимания. Поначалу я хотел послать его к черту, но потом подумал и увидев, что враги еще не скоро соберутся с силами для новой атаки, я побежал к нему.
— Ты что не слышишь меня, маленький гребаный ублюдок? — закричал дядя, едва я подбежал к нему. — Я зову тебя так долго, что моя глотка чуть не треснула и…
