Стальная хватка империи - Васильев Сергей Александрович (читать полностью книгу без регистрации txt, fb2) 📗
Со стороны могло казаться, что он мечется, как загнанный волк в клетке, обложенный со всех сторон охотниками и обжигаемый изнутри огнем бунта. А он скрупулезно повторял геополитический сценарий своей самой первой и оглушительной победы – Сталинградской. Единственная разница в том, что нацисты в 1942-м рванули на берега Волги по своей воле и при его активном сопротивлении, растянув коммуникации и ударные соединения в виде указательного пальца. Здесь же, умудренный опытом, он сам заманивает врага в медвежий угол, притворяясь слабым, немощным, глупым, да еще дразня сладкой морковкой.
Особенность политиков и спецслужб Российской империи – воспринимать внутренних и внешних врагов как обособленные, не взаимосвязанные явления. А это совсем не так. Там, где появляется чужой, всегда найдется предатель. Внешний враг генерирует пятую колонну, внутренний, хочет он этого или нет, работает на него. Эту связующую нить можно проследить по судьбам борцов с режимом, запросто превратившихся из пламенных российских революционеров в законопослушных успешных западных буржуа. Чего стоит хотя бы жизнь одного из главных застрельщиков восстания на «Потемкине» матроса Вани Бешова, оказавшегося вдруг зажиточным владельцем целой сети ресторанов на Туманном Альбионе [53].
Без внешних побед не будет внутренних. Чтобы что-то изменить внутри России, требуется разгромить врагов и уберечься от «друзей». Любое сражение с внешним агрессором неминуемо превратится в битву с пятой колонной, а попытка задушить пятую колонну гарантированно повлечет внешнюю агрессию. Чтобы побеждать в таких условиях, нужно самому определять место и время драки, а не ждать, когда враг выберет для себя комфортную диспозицию.
Зная подлую натуру британцев, воюющих чужими руками, крайне важно было вывести их на первый план. Победа над любой другой державой не приведет к разгрому внутреннего врага и не позволит справиться с глубоко закопанным национальным комплексом неполноценности. Важно было заставить британского льва взреветь, чтобы он сам полез в драку. Англосаксы отодвигают союзников в сторону, когда речь идет о крупных барышах…
Император создал им эту иллюзию. Они идут, уверенные в своем численном превосходстве и техническом совершенстве, даже не подозревая, что ни того ни другого у них уже нет. Осталось убедить в этом Россию.
Отечество начала XX века безнадежно больно западничеством. Среди дворян эта болезнь распространилась еще во времена Петра I, а клинической она стала с приходом массового образования, поразив всех революционеров. Усугубил течение заболевания серьезнейший комплекс неполноценности, полученный после Крымской войны, обострило – катастрофическое индустриальное отставание. Все вместе взятое вылилось в пещерный нигилизм наиболее просвещенных слоев населения. «Чем хуже, тем лучше!» – этот удивительный лозунг кочевал из студенческих аудиторий в гвардейские казармы, из великосветских салонов в революционную среду Требуется одновременно выкорчевать западный фетишизм и крепко сплетенный с ним отечественный фатализм.
Всю сознательную жизнь в сердце императора занозой сидела Русско-японская война. Прежде всего потому, что проиграна она была из-за этого разъедающего общество неверия в собственное Отечество и труднообъяснимое презрение к нему. Он долго разбирался сам, заставлял подчиненных искать причины столь позорного поражения и нашел неопровержимые, хоть и косвенные доказательства присутствия этой страшной болезни в штабах армии и флота.
Куропаткин и Рожественский не были ни трусами, ни полными идиотами. Но они, как и очень многие в стране, искренне считали, что победа России не нужна, что она только усилит самодержавие и не даст возможность провести демократические реформы западного образца, что поражение в войне – необходимое условие для прогресса и процветания. Дичь! Но так думали многие. Ленинский призыв к поражению правительства в войне родился не на пустом месте. Это была концентрированная точка зрения русской интеллигенции.
С чем-то подобным Сталин потом столкнулся в тридцатые в РККА и осатанел, безжалостно рубя налево и направо, выжигая каленым железом саму мысль о поражении Отечества как о благе. Жечь надо и сейчас. Но при отсутствии такой мощной и мотивированной службы, какой была НКВД, приходится играть гамбит, жертвуя инициативой, разрешая всяким политическим гешефтмахерам проявить себя, давая им ощущение собственной безнаказанности.
Приходится притворяться настоящим Николаем II, а самому наблюдать, фиксировать и копить силы, в том числе на невидимом фронте, перепроверяя информацию из различных источников – от лейб-жандармов Трепова, осведомителей Зубатова, разведчиков Лаврова, контрразведчиков Шершова, «инквизиторов» Дзержинского, боевиков Красина, информаторов Гучкова, финансистов Канкрина и прочих незаметных источников, позволяющих верифицировать данные, достаточные для принятия решений.
Сейчас все точки над «и» расставлены, капканы сработали, зверь попался в них всеми четырьмя лапами. Враг еще думает, что он на коне, что осталось приложить одно маленькое усилие, отправить дополнительно один корабль, батальон, затянуть последний город в водоворот бунта – и он победит, а Россия на коленях приползет просить пощады. Вражеские корабли рвутся в Черное море, к базам флота на Тихом океане, у Харбина и в Забайкалье гремят орудия… Но в этом раунде все решено.
Сейчас он озабочен не столько противостоянием с Британией и ее пятой колонной, сколько послевоенным устройством. Хорошее произведение требует эффектного начала и правильного, грамотного окончания. Мало победить в войне – важно выиграть мир. Предстоит финал под названием «Битва за британское наследство». В этом грандиозном действе монарх запланировал для России непривычную роль дирижера, а не участника. Такой партии он сам еще не исполнял, но без нее закрепить итоги успешных военных действий не получится. Слишком мощные и жадные хищники выглядывают из-за спины старушки Англии, разыграть их требуется цинично и безжалостно.
Кузеном Вилли заняться придется лично. Он так горит идеей колониальных приобретений, не понимая, что сила Германии совсем в другом! Надо помочь человеку закрыть гештальт, предоставить возможность потешить самолюбие, а заодно растащить немецкий потенциал по всему глобусу, не давая сконцентрироваться для «дранг нах остен».
Но при всем уважении к «сумрачному тевтонскому гению», он не главная головная боль. Основная угроза – за океаном. И разговаривать там не с кем. Переговоры с президентами и госсекретарями – пустая трата времени. Не они решают, кому жить, кому умереть. Не они направляют движение огромного корабля Соединенных Штатов. Все, касающееся Америки, решается не в Капитолии и не в Белом доме, а на острове Джекил. И от успеха русской разведки там зависит очень многое…
Остров Джекил
– Мария Александровна! Зная вашу азартную натуру, еще раз убедительно прошу: доставить груз – и сразу обратно, нигде не задерживаться, ни во что не ввязываться, ни с кем не общаться, – инструктировал Канкрин свою подопечную, пока матросы грузили в ялик гробообразный ящик с надписью «Инвентарь для гольфа». – Заложили заряд, отошли, взорвали – и сразу назад. Если в течение двух часов никаких известий от вас не поступает, мы начинаем штурм. – И лейтенант кивнул головой на прогулочную яхту, ощетинившуюся пушками-десятифунтовками (10 pounder mountain gun) и тупорылыми пулеметами Максима.
Маша покорно кивала, преданно глядя в глаза начальника, прогоняя комок, настойчиво подступающий к горлу. Операция была разработана просто, понятно и казалась идеальной. Обозначенный инвентарь был действительно заказан управляющим и должен был быть доставлен еще на прошлой неделе. Отправитель и получатель – реальные. День ясный. Погода спокойная. И все равно непонятное беспокойство не отступало.
«Наверно, я просто устала, – отмахнулась от тягостных дум Маша. – Ничего. Как обещал Саша, закончим – и сразу домой, на Родину!»
