Ветер с Итиля - Калганов Андрей (книги без регистрации .txt) 📗
– Никак, полегчало?! – донеслось из-за спины.
Степан посмотрел через плечо:
– Угу.
– Вот и ладненько. Ты это, Стяпан, ноги-то посвободнее держи, а то кляче дышать нечем…
Белбородко чуть ослабил охват, конь повеселел, даже вроде хромать стал меньше.
Давненько Степан не сидел в седле. С того самого конного туристического маршрута, каковой петлял по всяким неудобьям Ленинградской области и каковой был пройден Степаном года два назад с одной зазнобой, которой вдруг до смерти захотелось романтики. Зазноба, кстати, после той «романтики» (комары-кровопийцы, затянутое дождевыми тучами небо, матерящийся инструктор, полупьяные конники…) покинула благословенное Отечество и уехала по какому-то контракту в Германию, там, кажется, вышла замуж и осталась на ПМЖ. Эх, где теперь она, та Германия, та Ленинградская область, те комары… А навык остался… Немного попрактиковаться, и Степан будет управляться со скакуном не хуже Алатора.
– Тпр-ру!.. – послышался Алаторов бас. – Погоди маленько, разговор есть.
Степан натянул поводья. Конь остановился.
– Ить, денек-то какой, – издалека начал вой, – ярило так и жарит. Небось, в теньке сейчас лепо, а в Днепру и того лучше. Кабы не хузары, скинул бы брони, да и сиганул как постреленок босоногий.
– Э-эх… – в тон спутнику вздохнул Степан, – а то и кваску бы…
– Во-во, квасок по жаре – первое дело… – причмокнул вой.
«Интересно, долго он еще будет телиться», – подумал Степан. Оказалось, недолго.
Вой откашлялся в кулак, снял шелом, прислонил к передней луке, отер со лба пот:
– Жарит… Ты это, Стяпан, чай, знаешь, что мы теперя как братья?
– Угу.
– А брат брату завсегда правду должон говорить.
– Угу.
– Тады слухай. Ты теперь и ты, и не ты, потому как дух в тебя вселился.
Степан мысленно покрутил пальцем у виска:
– Чей еще дух?!
– Да вроде лесного хозяина – медведя. Как я тебе ожерелье из когтей и клыков косолапого показал, так ты меня и послушался. Хазарина пришиб, а меня в покое оставил. Значит, дух-медведь в тебя вошел, так я кумекаю.
Степан резко оборвал Алатора:
– Чего брешешь? Никого я не пришибал! Жинке своей побасенки плети, может, ласкова будет.
– Тю, – протянул Алатор, – жинке… Меч вострый вою жинка… Мне любая и без побасенок доброе слово на сеновале скажет, чай, не увечный какой… Дел у меня других нет – тебя морочить?! А не веришь, на себя-то глянь. Изгваздался, аж смотреть тошно, ровно лиса в курятнике, токмо перо из брони не торчит, потому как у хузарина перьев не было…
Руки и вправду были в крови, но не по локоть, как говорить принято, а по самое плечо. Кровью был заляпан живот и даже порты с сапогами. В глазах Белбородко Алатор прочитал немой вопрос и не замедлил с ответом:
– Ить, я и говорю, как пошел на кромешника, так в зверя и превратился. Дубиной хватил, а потом и вовсе голыми руками рвать принялся. Железные брони разодрал, кадык из живого вылущил, мясо кусками вырывал… – Вой аж плюнул. – Не по-людски это, Стяпан, он хоть и ворог, а тож живая тварь… Ты это, Стяпан, вот чего сказать тебе хотел… – Алатор вновь откашлялся. – Ты вдругорядь, как обернешься, так думку какую думай нехитрую. Заранее приготовь и думай. Иные-то мысли сметет, как летним градом посевы, а она, родимая, ежели загодя припасена, мож, и останется.
– И чего?
– А вот чего: через думку ту зверя обуздать сможешь. Ежели сильнее думать начнешь, то места для него и не останется, он и затаится до поры до времени. Берсерки, слыхал небось, завсегда так и делают, ежели, конечно, не совсем одичали.
– Да уж, слыхал, – буркнул Степан.
А еще он слыхал, что бесноватых викингов выгоняли из селений и лишь в лихую годину, когда их ярость могла пригодиться в борьбе с врагами, призывали обратно. Большую же часть времени они были, что называется, табу – общаться с тем, в кого вселился зверь, запрещалось. Потому как опасно! Вот они и скитались по лесам аки дикие звери, хороша судьбина, нечего сказать.
В сверхъестественное Белбородко не верил, потому как не сталкивался. Сталкивался с различного рода шарлатанством, к коему и сам был причастен, а вот со сверхъестественным – увы. «Мы же цивилизованные люди, – говаривал он на профессиональных сборищах, когда какой-нибудь подгулявший „ведьмак» начинал плести про бесов и чертей, – какая нечиcть, стыдите?с, батенька. Оставьте ваш пипловый хавчик тем, кто хавает, а нас, голуба моя, увольте. Стыдно-с!»
Пару раз оскорбленные недоверием даже пытались восстановить поруганную честь посредством кулаков, однако попытки приводили к одному и тому же печальному результату – глубокому нокауту. Желающих посягать на свободу Степанова слова как-то не осталось. Впрочем, один, бедолага, остался. Кулаками действовать по причине хилого здоровья он не рискнул. Рискнул втыкать иголки в восковую куклу, в которую вплел несколько белбородковских волос (не поленился же зайти в парикмахерскую, договориться с уборщицей). Та история закончилась плачевно… С первого раза Белбородко не поддался – видать, здоровье крепкое. И пошло-поехало! Враг прямо-таки извелся, охотясь за вещами, бывшими в соприкосновении со Степаном. Ведь, согласно известному гомеопатическому принципу, что было в соприкосновении, то в соприкосновении и останется. И если это «нечто» поместить в форму, подобную тому, кого хочешь сгубить, – получишь верное средство. Проткнешь куклу иголками, глядишь, и ее прототипу худо станет. Враг и в бане по шайкам и лавкам шарил, и следы выкапывал… Ничто не помогало. Белбородко цвел пышным цветом.
Может, и закончилась бы та история ничем, если бы после очередного втыкания иголок Степан не сменил старенькую «восьмерку» на новую «десятку». Эта новость подкосила врага, и творческий кризис плавно перешел в нервный срыв. Сидит сейчас в «скворечнике», главврачу – коллеге Степана по психиатрическому цеху и хорошему приятелю – проповедует про вечное… От своего приятеля Степан и узнал про недруговы мытарства. Может, вылечат. Белбородко даже ему апельсины как-то передавал… Напрасно передавал, как рассказал потом главврач, хихикая в усы, – над апельсинами этими пациент ТАКОЕ учинил, что даже произнести вслух неудобно…
Еще Степан сталкивался с теми, кого с его легкой руки начали называть «кормильцами». Придет какой-нибудь лысый, толстый, с большим кошельком – красавец-мужчина в полном расцвете сил – и чисто на удачу в бизнесе заговор попросит сотворить реальный. Да с такой трогательной застенчивостью, что аж жалко становится. Неужто откажешь? Вот Степан и потчевал клиентов всякой всячиной… С холодной головой и горячим сердцем потчевал…
А тут дух-медведь…
«Мы не сделали скандала, нам вождя недоставало, – мысленно пропел Степан, – настоящих буйных мало, вот и нету вожаков…»
Конечно, после переноса во времени материалистические амбиции поутихли, но в духов все-таки верить не хотелось. Перенос во времени – это все же как-то более научно, материалистично.
А ежели не дух, тогда – что? Знамо дело что – викинги, они по двум причинам берсерками становились: от мухоморов или от сильного удара по голове. Ну с головой у Степана дай бог каждому, значит, остается второе.
– А скажи мне, Алатор, долго ли твой лютень-корень действует?
Вой погрустнел.
– Кабы знать! Обычно же как: хлебнет болезный отвара, поскачет малость, по землице покатается да и охолонится. Почитай, и ты бы уж должен был опамятоваться, ко времени, когда с яра спустились, ан вон оно как вышло…
– Индивидуальная непереносимость, – ухмыльнулся Степан. – Некоторые и от укола у стоматолога в кому впадают.
Судя по тому, как поменялся в лице Алатор, он решил, что Степан вновь «оборачивается», слова-то непонятные.
«А на происки и бредни сети есть у нас и бредни…» – промурлыкал Степан. А что, вот эту песенку и будем напевать, когда скрючит. По некоторым признакам Белбородко догадывался, что лютень-корень еще не перебродил – в мозгу ворочались эмоции, свойственные лишь измененному сознанию. Да и ландшафт… Небо на востоке начинало оплывать, как горящая свеча.
