Князь Вяземский. Дилогия (СИ) - "Мархуз" (книги онлайн полные версии бесплатно TXT) 📗
Передача власти Софье Алексеевне, Василию Васильевичу и Фёдору Юрьевичу происходила в присутствие младшего царя Петра Алексеевича, членов Боярской Думы, государыни Натальи Кирилловны, патрирха Иоакима и князя Ивана Милославского. Церемония не имела ничего общего с официальными правилами и законами, но символизировала главное — изменяющуюся ментальность правителей Кремля. Иоанн Пятый обещался не забывать, наблюдать, помогать, а в особо важных случаях и навещать остающихся у кормила. Регентша клялась и божилась на Евангелии, что будет действовать во благо и в соответствии с рекомендациями, властью не воспользуется во вред и самоличных нарушений не допустит. Поразительно, но Софья искренне верила в то, что говорила и даже целовала распятье в подтверждение. Все присутствующие кивали с одобрением, обязуясь помогать в правлении и слать на север ябеды, коли что не так пойдёт. Пётр исправно молчал, но всем своим видом показывал: "Ужо дайте мне вырасти, а я вам такого понауправляю!"
Вяземский, наблюдал эту ярмарку тщеславия и двусмыслия, зная, что стоит лишь уехать подальше и поведение всех обещалкиных может измениться, причём резко. Надежда была лишь на армию, да и то временно, а также на здравомыслие Голицына и Ромодановского. Всё остальное придётся строить самим, вдалеке от Москвы…
Эпилог. ПРАВО НА СЧАСТЬЕ
Торжественные проводы организовали в большущей столовой лесной крепости, исключительно для желающих. Чисто для того, чтобы не смущать правоверных русичей вяземскими вольностями, а именно: дамы за столом, титулованные рядом с ни разу не титулованными, музыка и музыканты (с правом для родовитых поскоморошить при желании). Странно, но "понаехали тут" изрядно, даже князь Ромодановский изволил прибыть, несмотря на врождённую консервативность. Да ещё и Ивана Милославского прихватил за компанию. Оба ходячих противоречия, бывшие политические враги, ныне очень даже дружно дудели в одну дуду и имели сходные взгляды. Что ни говори, но перестройка и ускорение, затеянные мимоходом Михайлой, внесли изменения в старочинный уклад московского общества. Вот так всегда, ежели кому-то инновативность сходит с рук, да ещё и помогает наполнить мошну, тут же появляются кандидаты на повторение подвига. А недовольные и несогласные так и сидят на своих кухнях, фуфня и возмущаясь исподтишка.
Столы были завалены едаловом, причём разнообразнейшим, благодаря беспутинской продовольственной реформе и вяземским рецептам "бродяжьих новинок". Выпивки тоже хватало, так как полусухой закон не распространялся на элиту бывшей глухомани, а гостям сделали одолжение. Вин было в достатке, причём не хунгарской и романейской фигни, а конкретно из Испании, Португалии и Франции. Дамы, о ужас, свят-свят-свят, одели мантильи вместо каких-нибудь кокошников и выглядели премило (отмытые шампунями и пользующие всякие саше). Скоморохи выглядели, как очень даже фирменный ансамбль, в единой униформе, вооружённые музыкальными инструментами на все случаи жизни. Репертуар, благодаря Мальцеву, ублажал слух, бодрил или разнеживал от песни к песне.
Пётр сидел между Изотовым и незнакомым боярином, который постоянно морщился и терпел лихоблудство, недалеко от Иоанна и зыркал вокруг любопытными глазами. Обе Натальи, мама-государыня и дочка-царевна, понятное дело не приехали, так что младший царь развлекался вволю. Многие члены ордена татеборцев одели парадное обмундирование и очень даже браво смотрелись и ему это ужасно нравилось.
В какой-то момент, когда разночинность размыло под влиянием возлияний, начался своеобразный беспредел. Большинство скоморохов сменили дружинники и начался отжиг по полной форме. Вяземский лабал на гитаре всякое соло, Иоанн гнал ритм, а Лёва Нарышкин мучал бас-гитару, специально для него когда-то изготовленную. Пели не только высокопоставленные орденцы, но и их подруги: Глашка, Лукерья и Дарья. Конечно, всё это давно репетировалось, но для того же Милославского было в диковинку. Танцы зачались сами собой, особенно "бродяжий гопак", привнесённый Вяземским (под соответствующие песенки Верки Сердючки). Ромодановский, зараза, не утерпел и тоже выдал нечто вроде казачка. Всё-таки регулярные тренировки, кач пресса и упражнения по боевой ритмике и динамике сказались — никакого великодержавного боярского живота у него не было. Мужчина, слегка за сорок, выглядел моложе и поэтому эффектно. Даже иноземцы, во главе с Монтойей (куда же без него) ударились в пляс, пусть и на испанском языке танцев. Были бы ирландцы — гости узнали б, как стучать босыми пятками по деревянному полу!
Ближе к концу, члены ордена, простые и непростые, исполнили свой гимн. Да, прозвучала достойная, гордая и торжественная песнь о России (когдатошняя обработка "Любэ" гимна СССР) — Мишка не заморачивался выдумыванием нового, а перелопачивал будущее старое. Пели все, так как это было обязательным, у некоторых даже слезинки на глазах появились. Пётр, подражая взрослым тоже встал, прижал правую руку к груди и пытался подпевать. Юный царь поразился тому единству, которое неожиданно обуяло всех: от самого Милославского до простейшего дружинника. Гордость за свою страну, за её людей, за русский дух и русскую душу разволновала парня и что-то непонятное и неведомое начало осознаваться. Что-то великое, связанное со словом "Русь"!
Торжества и гулянье закончились неожиданным признанием Вяземского, приобнявшего раскрасневшуюся Глашку. Желая прекратить раз и навсегда досужие гадания и разговоры, он окончательно нарушил нормы и приличия.
— Друзья! Мне не нужна власть и возможная дополнительная родовитость. Ни иноземные принцессы, ни русские царевны. Я хочу семью с той, кого люблю больше, чем самого себя. Глаша была со мной эти годы, делила и радости и неудачи, поэтому, прибыв в Архангельск я попрошу её руки и сердца.
Повернувшись к притихшей, ошарашенной девушке он мягко признался:
— Я люблю тебя, лапушка, и мне никого больше не нужно. Пожалуйста, давай поженимся в северных землях?
Глаша, которой хотелось иметь ребёнка на память о Михайле, дальше этого в своих мечтах и не шла. А тут такое-претакое! Она расплакалась и прижалась к своему любимому, а гости… А что гости могли сделать, зная своенравие молодого парня. Да и не хотелось им ни возмущаться, ни протестовать — оставалось лишь позавидовать обоим и пожелать совет да любовь…
Князь Михаил Вяземский
Глава 1
Переезд царя Иоанна Пятого со друзи в архангельские земли выглядел, как вторжение. Зажравшиеся дьяки и старшины не могли объяснить европейским купцам почему те теряли вроде вековечные льготы и местные привилеи. Как это можно, коли деньги плачены? Почему московиты подминают под себя городки и деревушки края, по какому праву? Зачем новая система мыт нужна? Ведь так хорошо всё было и каждый сверчок знал свой шесток. Негоже ломать устоявшуюся систему.
Купцы потащились к царю лично (Архангельск), сотрясая воздух воплями возмущения, мольбами о справедливости и бренчаньем серебра в мешочках. Вот, мол, денюжки живые, коих в Московии не хватает, можем и пару золотых подкинуть, только верни всё в зад.
– Куды прёте, неразумные, – объясняли «солнышки» недотыкомокам, – езжайте к генерал‑губернатору (Холмогоры) и там попрошайничайте. А здеся нечего шуметь, здеся государь правит и требует порядку, иначе прогонит вас куда подале. Хоть к боярыне Едрене Феневне. Или на кол посадит.
Конечно, торговцы быстро дотумкали, что правды не добьёшься даже в Холмогорах. Очередь к Владимиру Долгорукову, назначенному на самый высокий региональный пост, двигалась медленно и необъективно. Желающие торговать вынуждены были подписывать чуть ли не кабальные договора (и откуда у русских появилось столько бюрократической бумаги и повадок?). Не воруй, не браконьерствуй, не грабь местных… И плати, плати, плати! Причём цены насильно поднялись на всё то добро, чем торговали архангелогородцы. Смысл в такой торговле, конечно же, оставался, но прибыли приезжих заметно уменьшились.
