Античная наркомафия-8 (СИ) - Безбашенный Аноним "Безбашенный" (книги онлайн бесплатно без регистрации полностью txt) 📗

— К сожалению, великий, это правда. Хвала богам, не во всём, но кое в чём — да, обезьяны были ещё те. И разве не лучше будет, если детвора услышит об этом прямо от тебя, пока ещё не думает об этом, чем если догадается об этом сама, когда узнает больше? Мы ведь их учим ставить мысленно себя на место тех, кого они изучают. И что подумает любой из этих детей, поставив себя на место тех тартесских крестьян? Этот народ вывел такую породу котов, до которой куда там тем хвалёным финикийским и египетским! Ну и каково это, принадлежать к такому народу и не только не иметь ни единого из этих котов, но даже и права не иметь обзавестись им в будущем? Хорошо ли ты представляешь себе, великий, сапожника без сапог или кузнеца-оружейника без меча или фалькаты? А тут то же самое получается. Твой кошатник, который дрессирует тебе твоих котов, не имеет ни одного своего, а уж крестьяне, которые кормят и тебя, и его — тем более. Ни Тартессу, ни тартесским царям это безобразие чести не делает. Их потомкам, сделавшим из него целую традицию — тоже. Ну так зато тебе, кладущему ей теперь конец — честь и хвала.

— Но ведь это же стыд и позор нашим предкам! Хорошо тебе, принятому в наш народ чужеземцу, которому здесь некого и нечего стыдиться, а каково мне, потомку этих царей? И вот как тут теперь воспитывать в детях любовь и уважение к предкам?

— Да так же, как и все воспитывают. У римлян, что ли, недостатков нет? Триста лет мучаются со своими ежегодно сменяемыми консулами и не могут вести продуманной многолетней политики. А у этих кичливых греков с их вечными болтовнёй и шараханьем между тиранией и охлократией? Нет ни одного государства и ни одного народа совсем уж без недостатков, и нет ничего стыдного в том, чтобы спокойно признать свои, раз уж они есть и мешают нормальной жизни. Признать не для того, чтобы стыдиться их, а для того, чтобы постараться изжить их и избавиться от причин для стыда.

— Так ведь и за предков же всё равно обидно, — возразил царь, — Где и у кого ещё подобный обычай? И у финикийцев, и у греков их мелкие кошки редки и дороги, но нет у них запрета на владение ими простонародью, как у нас.

— У них это регулируется ценой. Приобретают те, у кого денег куры не клюют, и тогда уж гордятся ещё одним признаком богатства, которым разбогатевшие выскочки не склонны делиться с кем попало. Примерно так же и у римлян, только там ещё и порицают за тягу к восточной роскоши, а Катон с Флакком, будучи цензорами, ещё и повышенными налогами всю роскошь обложили.

— Но ведь запрета же сословного на владение кошками нет?

— Прямого запрета — нет, конечно.

— И быть не может, — заметила историчка, — Мой дом — моя крепость. На пороге любого частного домуса заканчивается власть государственных законов. Домовладельца могут порицать за нарушение старинных обычаев, но в своём доме он в своём праве, и ему никто в этом не указ.

— Ну, вот видите? Даже у римлян, — сокрушённо развёл руками Миликон.

— Юля, а что там у китайцев с жёлтым цветом? — я въехал, что нашему монарху нужны примеры ещё большего маразма в других странах и у других народов.

— Ты имеешь в виду запрет всем кроме самого императора иметь в одежде хоть одну нить жёлтого цвета? — сообразила она, — Этого там ещё нет. Династия Хань пока ещё только утвердилась, а традиция жёлтых императорских одеяний пошла как раз с неё. Цвет в почёте, но запрет на него для всех кроме Сына Неба появится только при династии Мин после изгнания монголов.

— Ты точно уверена?

— Восстание Жёлтых повязок, которое свергнет Младшую Хань, будет только через три с половиной столетия. Сам посуди, где бы они взяли свои жёлтые повязки для двух миллионов участников, если бы жёлтая ткань была в Китае под запретом?

— Логично, — признал я, — А как насчёт оружия у китайских крестьян?

— Есть военнообязанные, которых мобилизуют в пехоту. Поэтому вряд ли оно и вне службы им сейчас запрещено.

— Тогда пример Китая, конечно, отпадает. Значит, остаётся критиковать Индию за её кастовый строй и связанные с ним заморочки? — я снова перешёл на турдетанский.

— Это очень далеко от нас, — заметил венценосец, — Мне бы поближе чего-нибудь — и по расстоянию, и по теме вопроса.

— Есть такое! — вспомнила историчка, — У римлян, и тоже связано с животными. Вот представь себе, великий, что один из твоих котов пробрался на двор к твоему соседу и задрал у него курицу. Разве не обязан ты в этом случае как хозяин кота возместить ущерб?

— Конечно, обязан — кот ведь мой, и я как хозяин полностью за него отвечаю. А что, у римлян это разве не так?

— И у них так же, конечно, но есть одна тонкость. Представь себе, что ты сразу же после происшествия продал или подарил этого кота — ну, допустим, Максу, и сделал это до того, как к тебе пришёл сосед с претензией за свою задранную курицу. Кто в этом случае должен заплатить потерпевшему за неё? Хозяин-то ведь — уже Макс, а не ты.

— Ну, очевидно же, что всё равно я — кот же в тот момент был всё ещё мой, а не Максима. Как он может отвечать за проделки чужого кота?

— А вот для римлян по букве их закона это не очевидно. Платит — хозяин, и если на момент предъявления претензий хозяин нашкодившего кота — уже Макс, то тогда уже к нему и все претензии. И тогда по букве закона не тебя, а его римский суд обяжет платить за эту задранную бывшим твоим котом курицу.

— Ну, это уже глупость какая-то получается. Должен же быть и здравый смысл.

— Dura lex sed lex — закон суров, но это закон, — процитироваля Юлька и перевела на турдетанский, — Могут, конечно, и договориться по здравому смыслу, если все хорошо знают друг друга и дорожат нормальными отношениями, но по букве закона за животное отвечает и должен платить за причинённый им ущерб его текущий хозяин. Поэтому при купле-продаже животных между незнакомыми людьми покупатель спрашивает продавца, нет ли на этом животном каких-нибудь штрафов, и продавец обязан ответить честно. Если штрафов нет — он должен в этом поклясться. Но если покупатель не спросил, то продавец не обязан говорить об этом сам, и тогда у покупателя нет законного способа восстановить справедливость. Формально-то ведь обмана не было, так что сделка признаётся законной со всеми вытекающими из неё последствиями для нового владельца животного.

— Цивилизаторы, млять, называются! — я тоже этой тонкости в римских законах не знал и прихренел с неё капитально, — То бишь при покупке быка, ишака или раба я ещё должен выяснять, не нашкодили ли они кому-то недавно?

— Да, иначе можешь оказаться крайним, — подтвердила историчка, — И никого не будет волновать, что нашкодили они вчера вечером, а купил ты их только сегодня утром.

Мы бы ещё пообсуждали римскую правоприменительную практику, но звонок на урок закончил нашу дискуссию. Хвала богам, Миликону не нужно разжёвывать, что не в малочисленных у римлян кошках тут дело, которых Юлька ему привела в пример просто для пущей злободневности, а прежде всего в самом обычном домашнем скоте, способном запросто потравить чужие насаждения, но юридический принцип ко всей живности один и тот же — ты хозяин на момент предъявления претензий, тебе и отвечать по ним. И клятвы эти дурацкие придумывают вместо того, чтобы заткнуть дыру в самих законах, оговорив в них права владения на момент инцидента. Конечно, это уже немного не из той оперы, из которой наше чисто сословное ограничение по кошакам, но пример маразма вполне себе цивилизованного народа вполне наглядный. Идя с историчкой со двора в здание школы, я успел спросить её, откуда дровишки, так она сослалась на примечания к трактату Варрона "О сельском хозяйстве", который будет написан только в начале нашей эры. Два столетия ещё римляне и не подумают наводить в этом вопросе порядок, а будут продолжать всякий раз при каждой сделке по купле-продаже живности выяснять, не приобретают ли вместе с ней и штрафные санкции. И не факт, что позже эту прореху залатают — тут и Юлька уже не в курсе. На этом фоне наше устранение маразма с кошаками уже на второе десятилетие реставрации вменяемого турдетанского государства выглядит вполне достойно. Раньше не до того было, поважнее проблем хватало, но теперь вот дошли руки, и мы решаем вопрос, не дожидаясь многочисленных просьб трудящихся. Хреново, конечно, что ещё Тартесс на это не сподобился, но за его маразм мы не в ответе, а свой — устраняем. Лучше же поздно, чем никогда, сказал еврей, опоздав на поезд…