Красный Анклав (СИ) - Грачев Андрей (читаем книги онлайн бесплатно txt) 📗
Марс сбился с шага и захлебнулся кашлем, слишком увлёкся мыслями и позабыл о контроле за дыханием. Он думал, он искал выход, но не видел его. Ни одна сторона всё ещё не могла решиться на настоящую войну на территории Америки: рядовые, добровольцы, сержанты и генералы по обе стороны отстаивали одну и ту же страну, с одинаковыми идеями и принципами. Они просто не могли найти повода начать друг в друга стрелять «по-настоящему», хотя отдельные стычки и перемещение линии фронта случались. Поэтому даже отдай он сейчас приказ о наступлении – во-первых, у него меньше сил. Не считая ядерные, но он никогда. НИКОГДА. Не применит ядерное оружие по американской земле. Во-вторых, это никак не поможет отменить задуманное Колби, при наилучших раскладах уйдут месяцы, чтобы добраться до его логова и выковырнуть этого термита из норы. К тому времени всё уже будет кончено. Рассказать русским? И что же они сделают, скажут спасибо? Да, после чего нанесут упреждающие удары… Великолепно, мать вашу, просто великолепно!
Глава 33
Москва
Охваченный сражениями город стонал и сотрясался от непрерывных разрывов снарядов. Самые глупые и безрассудные птицы могли бы наблюдать с неба интересную картину, если бы у них хватало ума осознавать процессы, происходящие внизу. Окраины города поглотила бесконечная суета – колонны беженцев тянулись по улицам, из мест, где недавно стихли бои, организовывались пункты приёма раненых и временного размещения гражданских лиц, сновали командирские автомобили, санитарные машины. В город уходили колонны танков и солдат пехоты. По мере движения к центру перемещения становились всё более хаотичными и дёрганными, нарастала интенсивность боёв, гражданских совсем не было видно, разве что отчаявшиеся фигуры с поднятыми руками выбирались и рушащихся домов в надежде не поймать пулю. Казалось, не было в огромном мегаполисе ни единой тихой улочки, где можно было бы перевести дух не опасаясь поймать шальную пулю или осколок. Тут и там вспыхивали очаги ожесточённых схваток, рушились от прямых попаданий ракет и снарядов стены и, топча чёрную жижу, бегом проносились солдаты. Промокшие до нитки, они сражались героически, они прятались в страхе за свои жизни, они закрывали телами товарищей, они же безучастно смотрели как умирающие тянут к ним руки. В таких условиях человек раскрывался и являл своё истинное лицо. Говорят, война меняет людей, но скорее близость смерти заставляет их сбрасывать маски, которые они всю жизнь видят в зеркале. Здесь их зеркалом стали лица таких же солдат по ту сторону прицела.
Передовые части вторжения прощупывали оборону окопавшихся защитников, то углубляясь в неё на отдельных направлениях, то откатываясь после удачных контратак противника. Обе стороны сражались с иступлённым остервенением двух смертельно рассорившихся братьев, чей гнев и обида друг на друга были куда сильнее схожих эмоций, которые можно испытывать к чужаку. На пределе сил, ведомые яростью и верой в свою правду, солдаты бросались друг на друга. Не жалея пуль, не щадя себя в боевом трансе они жаждали лишь одного – чужой кровью оправдать свой выбор. Доминируя доказать свою правоту. Но, вкусив малой победы, мгновенно проникались милостью к поверженным врагам, щадя их жизни и уводя из пекла в тыл. В этом обе стороны были зеркально схожи. В этом таилась главная горечь и боль происходящего. Периоды затишья на соседних улицах регулярно сменялись интенсивными перестрелками, шелест первых весенних дождей то заглушал отдалённую канонаду танковых боёв, то подавлялся ею, когда болотно-зелёные стальные черепахи грохоча выползали из-за усеянных бетонным ломом куч мусора.
Многие жители так и не смогли по разным причинам покинуть город, брошенные посреди бушующей вокруг войны в серых коробках многоэтажек, они жались друг к другу в углах своих комнат подальше от окон, в которые с затянутого свинцом неба заливал студёный дождь. Богатые и бедные в мирное время, сейчас все были равны, обладая единственной ценностью – собственными жизнями. Каждый из них вздрагивал от нового близкого разрыва и метался по помещению, слыша треск коллапсирующих перекрытий. Или же шептал слова утешения, ободряя родных и близких. Солдаты в разных униформах бесцеремонно топтали их гостиные, проносясь от одного оконного проёма к другому, заливали их ковры кровью и устилали пол гильзами, совершенно не обращая внимания на забившихся в угол перепачканных и оборванных людей. Война рушила все привычные социальные связи и создавала новые на этот безумный миг полыхающего пожара человеческого упорства. Семьи распадались, семьи прирастали сиротами и покинутыми. Мирные люди, как и солдаты, преображались под давлением смерти.
Отряд майора Васнецова вместе с другими моторизированными подразделениями сильно углубился в оборону противника по Ленинскому проспекту. Успев привыкнуть к новой полимерной кирасе, похожей на те, что носили штурмовики 30-30, он чувствовал себя намного более уверенно и безопасно. Насколько это вообще было возможно на передовой. Жаль, что таких ещё не было в битве на Урале, многие его товарищи сейчас могли бы быть живы… Когда основная часть сражений происходила ещё далеко позади, их ударный кулак удачно прорывался к 3-ему транспортному кольцу и вот уже где-то впереди, за площадью Гагарина, их призывно манили распахнутые врата старых кварталов, приглашающих в самый центр, к сердцу страны и последнему прибежищу предателей. Двигаясь от дома к дому, от завала к завалу, смешанные бригады солдат, состоящие как из не видевших солнечный свет десятилетиями бледнолицых и «сухих» бойцов гарнизонов закрытых подземных городов, так и из добровольно перешедших на сторону армии освобождения солдат Российской Армии, вынужденных теперь воевать с точно такими же воинами, но находящимися по ту сторону баррикад.
Достигнув очередного хорошо укреплённого врагом участка проспекта, отряд Васнецова и следующие с ним части мотопехоты вступили в позиционный бой, связав врага огнём в надежде, что товарищи в это время зайдут к нему с флангов и танки подтянутся наконец на огонёк. Вся улица непрерывно простреливалась, рокотали пулемёты и рвались гранаты – обе стороны не испытывали стеснения в боеприпасах, щедро осыпая укрытия врага градом пуль, заставляя солдат пригибаться к земле в ожидании своей очереди на ответ. Майор не имел общей тактической картины штурма и не знал, насколько они оторвались от основных сил, но надеялся, что не слишком далеко и скоро отстающие части подтянутся для нового рывка вперёд. Пока лишь отдельные небольшие группы солдат присоединялись к ним за щедро усеявшими проспект завалами полуразрушенных артподготовкой зданий.
Сквозь безумную канонаду яростной перестрелки и шум дождя прорвался истошный женский крик, полный отчаяния, ужаса и боли. Посреди непрерывно простреливаемой зоны отчуждения между двумя сторонами, в разбитом дверном проёме какого-то разбитого в дребезги магазина, располагавшегося на первом этаже жилого дома, протягивая одну руку вперёд, на улицу, кричала женщина покрытом бетонной пылью коричневом пальто. Другой рукой она плотно прижимала к себе маленький закутанный в одеялко комочек. Женщина разрывалась между страхом за жизнь малютки в руках и порывом выпрыгнуть под пули за убежавшей от неё зарёванной девочкой двух-трёх лет, в рыданиях заткнувшей уши и бегущей поперёк улицы не понятно, куда. Ещё мгновение и шальная пуля сразит ребёнка. Внезапно битва стихла, ни один солдат не стрелял, провожая дрожащими от напряжения глазами маленькую фигурку с двумя мокрыми, прилипшими к лицу хвостиками. Только холодный дождь замешивал грязь на разбитой улице. Мать вышла из оцепенения и немедленно рванула вперёд, в два прыжка подскочив к ребёнку ухватила плачущую, но невредимую малышку и столь же стремительно скрылась откуда пришла. На эти несколько десятков секунд обе стороны ощутили единение и общность мыслей, чувств, эмоций. Вспомнили, что они люди, сыновья и отцы, солдаты, чей долг – защищать и оберегать вот этих вот малышей. Проскочило понимание ужасной несправедливости ситуации, неправильность обстановки. Но вскоре тишину разорвали одинокие, как бы извиняющиеся, выстрелы. И снова грянул бой, стерев недавний эпизод из реальности, будто его и не было.