На пути Орды - Горюнов Андрей (бесплатная библиотека электронных книг TXT) 📗
Дороня Вячеславна Луконина, известная в районе ворожея и колдунья, заслуженная пенсионерка РФ, бывшая учительница литературы и русского языка Новогрудской школы, склонилась над лежащим в беспамятстве Михалычем.
– Сильный запой… – кивнула Дороня, приподняв Михалычу веко на глазу. – Сделал паузу, видать, сникерснул – будь здоров…
– Иначе не беспокоила б вас… – скорбно моргнула Катина мама, прижимая платок к губам жестом, позаимствованным ею с картины Крамского «Неутешное горе». – Иначе вас не просила б…
– Понятно.
– Можно чем-то помочь?
– Уж постараюсь для тебя, милая. Что смогу, все сделаю, все знанья свои тут применю, не оставлю!
– Бог наградит-то тебя, Дороня!
– Бог – богом, но и сама не забудь. Дай воды стакан и пол чайной ложки нашатыря в него… Все. – Дороня поднесла стакан к своим губам и стала читать заговор: – …Встану я благословясь, лягу я перекрестясь, выйду в чистое поле, в зеленое поморье, погляжу на восточную сторону: со восточной страны летят три врана, три братеника, несут трои золоты замки; запирали они, замыкали они… воды, реки, моря синея, ключи-родники змия зелена, зелья вражьего, алкогольного: магазины коммерческия, кафе привокзальныя, ларьки круглосуточны; ресторан автостанции! Зелено вино, заперто оно: ого-го ни ого-го, поймано давно: бьется, бьется, в горло не льется, стакан не полнится, прошла его вольница! Погляжу я на западну сторону: с левой, с западной страны, летят три лебедь белыя, три сестренки, несут три золоты ключи: отпирали они, отмыкали они: кефир-данон-ряженку, нарзан-боржом-пепсюшку! Севенапни, раб Божий, заспринтуй, а в зеленый змий Кока-кол забей! Вот мой заговор – крут, сто газет не переврут, кто его сломать хотел, тот на зону залетел! Свят зарок, фильтруй базар, вышел срок, – ставь самовар! …Фу-у-у! – Дороня вытерла вспотевший от усердия лоб. – Влей в него теперь этот стакан с нашатырем, как только он молока попросит…
– Молока… – тут же простонал Михалыч. – Холодненького…
– На!!!
– Уй, что за гадость такая?!
– Давай, знай!
– С чего ж его так развело-то? – спросила Дороня после того, как Михалыча вырвало в пятый раз.
– Да дочка с приятелем клад нашла.
– Ну?! От радости?
– Не знаю. У нас же мужики и от радости, и от горя пьют. А ни того, ни другого нет, так, значит, от скуки!
– Показала клад-то!
– Да на, смотри, жалко, что ль, – во! – похвалилась находкой Катина мама. – Пополам разделили. Кате ожерелье и серьги достались, а парень ее для отцовской невесты кольцо и браслет взял. …Скажи, ну чем не приданое-то, а?
– Слушай, а я этого парня ведь знаю! Алешкой зовут, верно? Он меня решетом деньги искать научил. Я вон потом за неделю, считай, пять пенсий из песков выкопала. Вот эту блузку, видишь, купила? Купила, думаешь? Ничуть! Тоже выкопала! И с кружевами, да? Вся модная теперь я, отпадная! …Голова у него, у парня-то, – ну, Дом Советов просто, – не гляди, что школьник…
– А моя вот с ним – клад целый выкопала! Приданое! Не пустяк! Ну, отец-то и не вынес…
– Слушай! – Дороня осененно хлопнула ладонью по столу: – Приданое! А я ведь тоже знаю про клад, про один!
– Что знаешь, где зарыт?
– Нет, конечно. Но почти! Может, найдут, дети-то, да со мной поделятся?
– Это ты у них спроси. Сейчас прийти должны… А вот тебе за труды!
– Спасибо. Уснул твой сразу, видишь? Зря деньги не берем…
Аверьяновская «Ока» медленно качалась по лесным проселкам, – Алексей не хотел встречаться с милицией на трассе, – тринадцатилетний водитель всегда вызывал у ментов диковатые вопросы, переходящие в утверждения, неизбежно приносящие, в свою очередь, значительное облегчение для аверьяновского бумажника.
Дороня Вячеславна, которую ребята взялись отвезти домой, в ее родное Рютино, рассказывала по пути легенду о новом кладе, – легенду, услышанную ею от своей бабки Лукерьи, которая, в свою очередь, тоже узнала эту историю от своей бабушки, Марфы….
Мысленно Алексей отметил сразу, что история, устно передаваемая из поколения в поколение, перевирается, конечно, при каждом пересказе: жизненный опыт любой рассказчицы не может не бросить свой индивидуальный отблеск на излагаемые факты. Поэтому если речь идет о чем-то очень древнем, то истины, правды в истории может и не остаться вовсе, задержатся в устном сказании одни догматы веры, – пестрый калейдоскоп из отголосков личных обид, пристрастий, радостей и огорчений…
– Пришли в нашу местность как-то два брата, два странствующих рыцаря. Оба небогатые, пришли с Севера, – давно это было, – больше тысячи лет назад. А если точно, то в восемьсот шестьдесят втором году от рождества Христова. Хотя кто это точно может сказать, – в восемьсот шестьдесят втором или в восемьсот шестьдесят третьем, – одно и то же.
– Зачем пришли-то?
– Они пришли в наш край за женами, – от самого моря студеного шли прямо к нам, напрямки. Потому что и тогда было известно, что наши девки всех красивее в округе, – вот аж от Курска до Мурманска…
– Тогда этих городов не было, – заметил Алексей. – Ни Курска, ни Мурманска.
– Зато девки красивые были! – парировала Дороня.
– И сейчас есть! – вставила Катя.
– Куда денутся! – кивнула Дороня. – Вот. Эти два брата пришли со слугами, с небольшой дружиной, может быть даже, – ну, чтоб показать, что люди они не совсем уж простые, а с некоторыми средствами. Старший брат был с синими усами, и звали его Синеус, а второго, младшего, имя было Трувор. И паж у них еще был, ординарец, а может, оруженосец, звали Рюрий. А так как мальчик он был совсем еще маленький, услужливый, бойкий, проворный, никто его, конечно, полным именем не называл, а все звали Рюрик: эй, Рюрик, ложку подай, нук, Рюрик, спину мне почеши… Ну, понятно. То есть братья были хоть и не бедные, но и не очень богатые, раз паж у них был один на двоих, да и тот Рюрик. И надо ж беде такой случиться, что они пришли сюда, в наш край, точнехонько как весенний сев кончился.
– Не бедные, нет! – вставил Алексей. – Весной-то самая работа у всех, а они с дружиной, да с пажем, по чужой земле шляются, невест покрасивее ищут. Не бедные…
– А у нас мужики, посевную закончив, – продолжала Дороня, – пьют обычно три-четыре дня не просыхая. В это время тут такое начинает твориться, что бабы загодя на неделю в леса уходят, чтобы не видеть, не слышать, под руку горячую не попасть. Ну, а гости, – пришедшие-то, – того не знали, подумали, что это от них нарочно девок и баб попрятали. Словом, вышло недоразумение. Пока все выяснилось, Синеуса уже успели убить, а Трувор два села у озер Черный и Белый Глаз дотла сжег, властителя края Бортюху и многих мужиков похмельных насмерть порубил. Легенда говорит, что те вроде бы, мужики, опившись браги хмельной, сами просили убить их, избавить от похмельных мук. А Трувор рад стараться. За что его и прозвали потом – Насмешник. Он вообще много шуток на память о себе оставил.
– Да-а-а… Похмельных рубить, – тот еще шутник был…
– Но, слава Богу, через четыре дня все выяснилось, гости с хозяевами замирились, убитых дружно и без раздоров похоронили, невест подходящих всем нашли – и Трувору, и слугам его, кому пора пришла, – свадьбы сыграли и уже дружно сели пировать – на пять ден снова.
– Жены молодые с матерями-сестрами-сватьями младшими братьями опять, конечно, по лесам и болотам попрятались?
– А как же иначе? Но теперь гости это как должное приняли: обычай есть обычай, – в наших краях свадьба и без невесты играется…
– Возмутительно! – заметила Катя.
– А вот пришедшим иноземцам так наши обычаи местные понравились, что они тут и жить с молодыми женами остались. А сам Трувор занял безо всякого спора место убитого им Бортюхи и стал Владыкой Края, хотя с трудом мог изъясняться – как с кривичами, так и с вятичами. Что же касается славянской речи, то тут Трувор тремя словами – и то дай-то Бог! – обходился.
– Это и сейчас не трудно. Я знаю эти слова… – кивнул Алексей.
