По эту сторону фронта - Конюшевский Владислав Николаевич (книги онлайн бесплатно без регистрации полностью .txt) 📗
Охренев от обилия непонятных слов, Мищук вытаращил глаза, но переспрашивать не рискнул и покорно ушел в хату. Глядя в его спину, я только зубы сцепил. Эх, мужик, мужик! Ну чем же ты думал, когда подписался АКовцам помогать? У тебя ведь на шее целая толпа народу сидит… И что они потом делать станут, когда основного работника заметут? Мля! А ведь заметут, однозначно! Как ни крути – пособничество врагу в полный рост прослеживается… И от этого не отвертеться…
Хотя… Я задумался – ведь все зависит от первопричины. Если он «москалей» всеми фибрами ненавидит – это одно. Идейный враг и детей в ненависти воспитает. Но Ганбовский говорил, что руководитель операции остановился на хуторе, потому что там его родственник живет. У деревенских родственные связи очень сильны, и конечно же отказать ему, даже понимая всю опасность своего деяния, Тарас просто не мог. Если так, то… Хм… Сталин в свое время убийц и предателей целыми народностями помиловал, исходя именно из той причины, чтобы не лишать семью кормильца. Мне до Виссарионыча далеко, но с Мищуком, когда все закончится, я еще поговорю. Может, и получится отмазать. Жалко этого основательного мужика, честно говоря. Вон, в хате даже стульев нет – на лавках сидят, а если кормильца арестуют, то пацаны хозяйство не вытянут. И пойдет семья Мищуков по миру…
Ладно, с ним позже разберемся, а сейчас, взглянув на часы, я удовлетворенно улыбнулся – пятнадцать минут как с куста! И пока записями заниматься буду, еще минут двадцать, а то и больше людей возле себя удержать смогу без всяких подозрений. Пока я все это обдумывал, наконец вернулся хозяин, который принес документы. Причем не стопкой, а завернутые в платки. Осторожно положив их на капот джипа, Мищук, показав пальцем, пояснил:
– Вот здесь на взрослых, а здесь на детей документы.
И вид этих бумаг, завернутых с деревенской основательностью в выцветшие платочки, меня продрал до копчика. Повернувшись к Марату, я скомандовал:
– Сапармурадов, займись!
Шах, удивившись изменению сценария, вопросительно посмотрел на меня, но я только подтверждающе кивнул и, ухватив хозяина за локоть, тихо сказал:
– Отойдем в сторонку. Разговор есть.
Тот настороженно вскинулся, но потом, обмякнув, двинул в ту сторону, куда я его подтолкнул. Отойдя шагов на двадцать от его домашних, я остановился и, вытащив пачку сигарет, предложил:
– Закуришь?
Тарас несколько секунд разглядывал предложенное курево, после чего, усмехнувшись в усы, вытянул сигарету.
– Спасибо, пан офицер.
Прикурив от его «катюши», мы какое-то время молча пускали дым, а потом я, глянув в сторону «ГАЗона», к которому по одному подходил народ, сказал:
– А теперь слушай меня, Тарас Богданович, и слушай внимательно. Только не дергайся, а то я вынужден буду тебя пристрелить. И если начнется стрельба, то могут пострадать твои родственники. А ведь именно из-за них я с тобой сейчас разговариваю.
После этих слов Мищук насупился и спросил:
– А что случилось, пан офицер? За что меня стрелять?
– За идиотизм. Если у тебя хватило мозгов подвергнуть такой опасности свою семью, то кроме как идиотом тебя назвать тяжело. Вижу, ты не понимаешь… Точнее – делаешь вид, что не понимаешь, но я тебя, козла такого, наставлю на путь истинный! Почему о дальнейшей жизни твоих домашних должен заботиться советский офицер из контрразведки? А? А ты, мудак такой, на них положил с прибором! Не дергайся, я предупреждал!
Тарас, который, услышав про семью, сначала выпрямился, после моих слов опять ссутулился и поинтересовался:
– Да что случилось?
– А случилось то, что сейчас этот хутор окружен войсками НКВД. Догадываешься почему? Да потому что здесь находятся польские диверсанты. Во главе с твоим родственничком. Так вот теперь сам прикинь, что станет с тобой и твоими родными после того, как начнется штурм. Не дергайся! – Это я на всякий случай добавил, так как Мищук и не думал трепыхаться. Он только уронил недокуренную сигарету и теперь стоял, опустив голову. Окинув его взглядом, я продолжил: – У тебя, Тарас, еще есть шанс. «Невидимки» уже начали работу, но, похоже, в дальних сараях пока никого не нашли. Вот у тебя и есть время, чтобы указать, где именно сидят поляки. Тогда боя не будет – будет молниеносный захват. И ты не пойдешь в тюрьму. И семья твоя не уйдет в ссылку. Я, как старший офицер НКВД, могу это гарантировать. За сотрудничество с органами и помощь в поимке преступников все грехи аннулируются.
Оп-па! Поймав взгляд Мищука, я осекся. Мля… Что-то не то. Вначале он пересрал, а теперь вздохнул гораздо свободнее. Почему? Почему он не испугался предстоящей зачистки? В чем дело?! Разглядывая этого пейзанина, я напряженно размышлял, что произошло в эти секунды. Так… Я ему сказал, что мы знаем про поляков. Тарас струхнул. Потом рассказал о предстоящей операции по поиску, и он вздохнул облегченно. Так, так, так… Что же его настолько расслабило? Стоп! Это может быть в том случае, если он уверен, что мы их не найдем. Значит – или у него прямо на хуторе есть капитальный схрон, или поляков тут просто нет! Вот поэтому он так заблестел глазками. Ничего, сейчас его додавливать буду! Ехидно ухмыльнувшись, я дополнил свои слова:
– Сегодня утром «невидимки» взяли первую половину этой группы. Слыхал про «невидимок»? То-то! Это тебе даже не НКВД, эти шлепнут и как звать не спросят! Так вот, в схроне, что возле болота, вон там, – мотнув подбородком, я указал направление, – бойцы террор-группы арестовали польских диверсантов. И именно «языки» дали показания про тебя, твоего родственника и рассказали о задаче, которую они должны выполнить. А задача у них шикарная – ни много ни мало, а покушение на товарища Сталина! Так что, Тарас Богданович, сам понимаешь: особой разницы уже нет – здесь они прячутся или где-то в другом месте. Хуторским по-любому – кирдык. А «кирдык» – это значит писец. На тебя есть показания, и этого будет вполне достаточно для ареста всех хуторян. Дело-то какое – покушение на убийство самого товарища Сталина! Поэтому ты пойдешь к стенке, а твоих, что старше четырнадцати, – по тюрьмам. Младших – в детдома. Вот и решай. Время еще есть. Минут пять-семь…
Ага! Проняло землепашца! Поняв, что при любом раскладе всю его семью подведут под монастырь, Мищук еще больше скукожился и глухо сказал, перейдя при этом на такой суржик, что мне пришлось поднапрячься для быстрого внутримозгового перевода. Хотя интересовался он вполне очевидными вещами:
– А если я расскажу, где они прячутся, только меня арестуют? Семью не посадят?
Фу-ух… Шумно выдохнув и отбросив сигарету, я поинтересовался:
– Ты что – тупой? Две минуты назад я тебе объяснил, что в случае сотрудничества с властью никого вообще не тронут. И дал тебе слово офицера. Заметь – я ведь мог с тобой вообще не разговаривать. Отвлек бы внимание от разведчиков и даже если бы они ничего не нашли, всех людей с хутора один хрен увезли к чекистам. Но ведь заговорил… Ты мне можешь не верить – просто жалко вас всех стало. Я ведь не упырь какой, а тоже человек. У тебя детки мал-мала меньше на шее сидят… Вот зло и взяло, что ты такой дурной…
Тут уже завздыхал Мищук и, криво улыбнувшись, начал говорить:
– Я же не совсем сумасшедший, просто мне деваться некуда было. Томаш ведь, пусть и плохой, но родственник. Да и не знал я, что он делать собирается. Мы ведь с самого начала войны с ним не виделись. Да и раньше не так чтобы особо общались. Как сестра моя, красавица, за него замуж вышла, так и все – как отрезало. Он же поляк, а я украинец… А когда он из унтер-офицера хорунжим стал, так и вообще перестал знаться с сельской голытьбой. Только в тридцать девятом, когда сестру немец бомбой убил, он у нас появился вместе со своими солдатами, сообщил, что сестра погибла, и опять ушел. Я думал, что поляк совсем сгинул, но четыре дня назад Томаш постучался в дверь. А с ним еще двое. Два дня у нас жили, только Томаш стал к моей старшей дочери – Наталке – цепляться, и я это дело прекратил… Чуть до смертоубийства не дошло… Заремба уже пистолет вытащил, но стрелять не стал и просто ушел…
