На исходе лета - Хорвуд Уильям (книги без регистрации бесплатно полностью сокращений TXT, FB2) 📗
Послушав их и ознакомившись с отчетами, которые они представляли Хранителям, номинальной главой которых был Терц, а фактической — Люцерн, никто бы не усомнился в способностях нового Господина как руководителя.
По одному мановению его когтистой лапы благоговейная тишина и неторопливые ритуалы пожилых сидимов сменились энергичными действиями молодых кротов, отличавшихся здоровьем, умом, расторопностью и горячей преданностью Верну.
Хотя Двенадцать Хранителей традиционно собирались в определенном месте неподалеку от Скалы Слова, Люцерн перенес их встречи в меньшее, более светлое и менее помпезное помещение, которое было частью покоев Хенбейн, с расселинами в стене, выходящими на ревущий Доубер-Джилл. Из одной такой расселины, находившейся поблизости, Хенбейн вышвырнула ненавистного Уида, и, возможно, именно благодаря этому хорошо известному факту Люцерну полюбилось это место.
Но скорее всего тут сыграло роль то, что у этого помещения были галереи, скрытые в стенах, главным образом потайные. Эти галереи шли вверху по всему гроту в смежных норах. Рун использовал их для того, чтобы шпионить за кротами, и никто о них не знал, кроме Терца.
Акустика этого места была такова, что звук легко долетал до потайных галерей из гротов и тоннелей. Спрятавшись в ней, можно было шпионить за кротами, которые свободно беседовали внизу, полагая, что они одни.
Терц открыл секреты этих галерей Люцерну, а тот позволял приходить сюда только Мэллис. Это стало ее тайным убежищем, и, спрятавшись здесь, она подслушивала, что шепчут друг другу сидимы. Иногда она даже подстраивала так, чтобы кроты беседовали в смежных с гротом норах, и настолько ясно слышала все их разговоры, будто сидела рядом с ними.
Таким образом многие попались в ловушку, многих обвинили в измене. Однако надо сказать, что некоторые оказались верными.
«Не доверяй этому кроту», — говорила Мэллис. Или: «Спроси его, что бы он сделал, если бы узнал, что его возлюбленная — последовательница Камня, и пристально смотри на него, когда он будет лгать, — я точно знаю, он способен на предательство». Или: «Она больна, но скрывает это от тебя, чтобы ты не заменил ее здоровым кротом. Однако она предана тебе, мой дорогой Господин, так что не будь к ней чересчур суров…» Да, Мэллис не чуждо было своего рода милосердие, милосердие к самым слепым фанатикам, преданным Господину и Слову, — именно в таком порядке. А что касается выражений «дорогой Господин», «Господин, любовь моя» и аналогичных фраз, то тому кроту, который будет иметь несчастье описывать жизнь Мэллис, супруги Люцерна, не избежать их. Такова была ее манера выражаться, и она произносила эти слова с тошнотворным обожанием, тем более мерзким, если вспомнить, с каким презрением и жестокостью она относилась к остальным кротам.
Подобные беседы и повышения, понижения и ужасные наказания, являющиеся следствием этих бесед, свидетельствовали об ужесточении контроля Люцерна над Верном и сидимами в июле и августе.
К тому времени многие, естественно, уже слышали об опале Хенбейн и осторожно наведывались в Верн. Они не были уверены в своей судьбе и не знали, как себя вести, чтобы не навредить себе. Люцерн и его клика уже прославились своей безжалостностью. Стало обычным делом, когда какой-нибудь немолодой сидим, имевший многолетний опыт, вдруг бесследно и необъяснимо исчезал. Это случалось с теми кротами, которых шокировали события, происходившие в Верне. Не в состоянии скрыть свои чувства, они прямо давали понять, чтобы Люцерн на них не рассчитывал.
Люцерн весьма недвусмысленно показывал, что предпочтение отдается молодым и они могут быстро продвинуться при условии, если будут ему безраздельно преданы.
Однако Люцерн был неглуп, да и Мэллис тоже, и они прекрасно понимали, что, хотя лояльность некоторых кротов поначалу может быть сомнительна, они нужны, так как поставляют ценные сведения о системах и их обитателях.
Люцерн также быстро сообразил, что, если он собирается переместить основные силы сидимов на юг, это нужно делать осенью, до наступления зимы. А в таком случае молодые неопытные сидимы не успеют совершить дальнее путешествие на юг и доложить ему о результатах. Тогда придется вырабатывать план великого похода на основании сведений, добытых старшими сидимами. А если некоторые из них заслуживают наказания, их имена можно записать и отложить возмездие до того дня, когда от них можно будет безболезненно избавиться, заменив более молодыми и рьяными. Однако, какими бы недостатками ни обладали старшие сидимы, их отчеты рисовали Люцерну и его Хранителям картину упадка, слишком исчерпывающую, чтобы можно было в ней усомниться. И как показывали события, достаточно точную, а потому грозная стратегия нового наступления Слова, которую разрабатывали Люцерн и Терц, определенно могла рассчитывать на успех.
Существует запись об этих отчетах, поскольку у Терца и его помощников была привычка фиксировать все, что они слышали.
Первое время Люцерн редко прерывал докладчика вопросами — он предоставлял это старым и опытным Хранителям, сам же пытался определить, что их больше всего интересует. По-видимому, он предпочитал сначала послушать и научиться понимать услышанное. Есть доказательства, что одновременно под руководством Терца он изучал прежние отчеты, тщательно сохранявшиеся в отведенных для этого норах.
Когда наконец в конце июля Люцерн начал задавать вопросы, они всегда попадали в точку и свидетельствовали о его прекрасной осведомленности. Те, кого он опрашивал, говорили, что никогда не встречали крота, который лучше схватывал бы самую суть сильных и слабых сторон Слова в кротовьем мире или детали отдельных систем. Даже те, кто посетил эти системы или жил в них, иногда не могли похвалиться такой осведомленностью.
Любопытно и то, что сидимы, особенно старшие, которые привыкли идти легкими путями, не в состоянии были ответить на вопросы, больше всего интересовавшие Люцерна.
Снова и снова мы читаем в записях об отчетах, как Люцерн перебивал какого-нибудь незадачливого сиди-ма: «Мне не нужны догадки или ответы, которые, по твоему мнению, нам бы хотелось услышать. Мне нужны факты, факты и еще раз факты». И затем опять, с раздражением: «Крот, ты попусту отнимаешь у нас время. Мы не можем строить свой поход на предположениях. Сколько дней потребуется, чтобы добраться из одной системы в другую при хорошей погоде? И сколько при плохой?»
Люцерн вместе с Терцем и Клаудером, всегда находившимися при нем, особенно интересовался числом гвардейцев и числом последователей Камня в разных системах, распространением болезней среди кротов Слова или тем, что казалось пустяками раздосадованным сидимам, например безопасностью и удобством маршрутов, количеством кротов в том или ином месте и даже диалектами, а также структурой почвы и наличием червей.
Часто сидимы бывали обескуражены подобными вопросами и не знали, что отвечать. В общем, вскоре Люцерн превратил опрос сидимов в суровое испытание. У многих после этого не оставалось сомнений, что у них нет никаких шансов на успех в грядущем походе. Другие, напротив, демонстрировали свой ум и находчивость. Казалось, им недоставало именно такого вождя, чтобы раскрылись их возможности служить Слову.
Новым сидимам дали ясно понять, что, когда они вернутся с отчетами, им следует ожидать подробного опроса и подготовить ответы, не ограничивающиеся бодрыми утверждениями, что Законы Слова соблюдаются.
К началу августа Люцерн и его советники узнали достаточно, чтобы разработать предварительный план великого похода.
Во-первых, несмотря на беспощадность, проявленную в свое время Хенбейн на юге, и эффективность, с которой во всех крупных системах были внедрены элдрены и гвардейцы, вера в Камень не умерла, а лишь затаилась. Надо отметить, что иногда к ней проявляли терпимость. В трех Древних Системах из семи — а именно в Роллрайте, Данктоне и Файфилде — Камень жил в сердцах кротов и вера в него укреплялась. Только в Эйвбери ее, по-видимому, вырвали с корнем.
