Распад - Стерлинг Брюс (библиотека книг .TXT) 📗
— Но людям все известно относительно нас. Многие знают. Я хочу, чтобы люди знали.
— Все политические лидеры ведут двойную жизнь. Публичную и частную. Это не лицемерие. Это действительность.
— А что, если нас разоблачат?
— Ну, есть два способа разрешить ситуацию. Мы можем все отрицать. Это самый простой и самый легкий способ — отрицать все и предоставить им собирать доказательства. Другой вариант — разыграть таких скромных голубков, говорить, что мы польщены их попыткой нас свести. Мы можем немного поиграть в такую игру, быть при этом сексуальными и очаровательными. Это старый голливудский способ. Правда, это довольно опасная игра, но я в ней поднаторел, мне самому этот способ кажется предпочтительней.
Некоторое время она молчала. Потом спросила:
— А ты не будешь скучать без меня?
— Без тебя? Что значит без тебя? С этого момента я — менеджер твоей кампании. Ты теперь — самое главное в моей жизни! Ты — мой кандидат!
Оскар и Йош Пеликанос наслаждались моционом вокруг фарфоровой башни Хотзоны. На Пеликаносе была шляпа с козырьком, шорты хаки и фуфайка без рукавов. Два месяца внутри купола заставили почти всю команду Оскара одеться на манер аборигенов. На Оскаре по контрасту был его самый аккуратный костюм и островерхая новая шляпа. Оскар редко чувствовал потребность в серьезных упражнениях для здоровья, так как его метаболическая норма была на восемь процентов выше, чем у нормального человека.
Их прогулка была рассчитана на публику. Грета сегодня выступала на заседании правления Коллабора-тория, и Оскар стремился незаметно быть неподалеку. Это было довольно трудно, поскольку в общественных местах его сопровождал телохранитель — Кевин Гамильтон, едущий в моторизованном инвалидном кресле.
— Что за парень этот Гамильтон? — проворчал Пеликанос, оглядываясь через плечо. — С какой стати ты нанял белого шустрилу? Его единственный мандат — что он хромает даже пуще Фонтено.
— Кевин? Он талант. Он справился с той программой из Сети, из-за которой за мной охотились. Кроме того, он работает за очень низкую плату.
— Он одевается, как меняла! Получает по восемнадцать посылок в день! А его наушники — да он просто спит в них! Это действует всем на нервы.
— Кевин подрастет еще. Я знаю, что он не стандартный игрок команды. Будьте терпимы.
— Я нервничаю, — признался Пеликанос.
— Совершенно незачем! Вы заложили прекрасную основу. Вы отлично поработали, и я горжусь вами. — Оскар был в лучезарном настроении. Непереносимое внутреннее напряжение, стресс, состояние неопределенности всегда действовали на него, как катализатор, пробуждая ребяческую, неотразимо очаровательную сторону его личности. — Йош, ты провел первоклассную работу по аудиту. И запугивание перед голосованием отлично сработало, ты обработал их красиво. Несколько дюжин вопросов на фирменном бланке Комитета по науке, и местные жители прыгают подобно марионеткам, они смущены и готовы на все. Это была ловкая штука, как ни посмотри. Даже отель делает деньги! А это очень актуально. Особенно сейчас, когда мы потратили столько денег на кадровые агентства…
— Да, ты заставил нас всех работать как мулов. Можешь мне об этом не рассказывать! Вопрос в, том — достаточно ли того, что мы сделали?
— Ну, достаточно не бывает никогда. Политика — это не точный инженерный расчет, это драматическое искусство. Волшебство представления. Это как подготовка новогодней сцены: мы пригласили публику, украсили зал цветами, повязали на рукава ленты, а на шеи цветные шарфы и выставили на сцену множество шляп и кроликов.
— На мой взгляд, слишком много шляп и кроликов.
— Нет, не слишком! Их не бывает слишком много! Мы просто используем в подходящий момент те, что нам нужны. Это красота многозадачности.
Пеликанос фыркнул.
— Не надо толкать речь, как Бамбакиас. Со мной это не пройдет.
— Но это работает! Если федералы так или иначе нас подставят, мы устроим утечку информации, чтобы она просочилась и дошла до местных городских властей. Муниципалитет Буны любит нас! Я знаю, что они стоят немного в политическом смысле, но, послушай, за последние шесть недель мы привлекли к ним внимания больше, чем Коллабораторий за все свои пятнадцать лет существования.
— Значит, ты еще не сделал окончательный выбор?
— Точно.
— Ты всегда говорил, что терпеть не можешь таких ситуаций.
— Что? Никогда я такого не говорил! Ты просто не в настроении, Йош! А у меня, наоборот, приподнятое настроение. У нас было несколько задержек, но принять назначение сюда было мудрым решением. Это обогащает наш профессиональный опыт.
Они остановились, пропуская яка, пересекающего дорогу.
— А знаешь, что мне больше всего нравится в этой предвыборной кампании? — спросил Оскар. — Что она такая миниатюрная! Две тысячи политически неграмотных единиц, запечатанных внутри купола. Мы имеем полные досье на каждого избирателя и списки всех заинтересованных групп внутри Коллаборатория!
Дело не только в том, что Лаборатория замкнута и отрезана от всего мира — с политической точки зрения ситуация здесь совершенно волшебная.
— Я рад, что это приводит тебя в хорошее настроение.
— Да, я радуюсь этому, Йош! Независимо от того, потерпим ли мы сокрушительное поражение или вознесемся на вершину славы, у нас больше никогда не будет подобного удивительного шанса.
Мимо них проехал громадный грузовик с рассадой растений-мутантов.
— Знаешь что? — заметил Пеликанос. — Я так занят, что у меня даже не было времени разобраться, чем они фактически заняты здесь.
— Думаю, что ты разбираешься в их делах намного лучше, чем они сами.
— Не их финансы, я подразумеваю науку. Я научился хорошо разбираться в коммерческом аспекте биотехнологии — мы же вместе с тобой занимались этим бизнесом в Бостоне. Но я не понимаю самого главного — вот этих людей, что занимаются наукой, мозгами, когнитивными процессами, я что-то недопонимаю в них…
— Да? Я вот лично тоже пытался что-то понять насчет «амилоидных фибрил». Грета просто сходит с ума по таким вещам.
— Я не говорю о том, что некоторые области трудно понять чисто технически, нет, мне кажется, они что-то скрывают.
— Конечно. Наука в состоянии упадка. Они не могут получить больше патент или авторские права на результаты работы, а потому пытаются засекретить их, чтобы посторонние не могли ими торговать. — Оскар рассмеялся. — Как будто это может действительно что-то значить в настоящее время!
— Возможно, у них есть что-нибудь, что могло бы помочь Сандре.
Оскар был тронут. Теперь причины мрачного настроения, в котором пребывал его друг, полностью прояснились.
— Пока есть жизнь, есть и надежда, Йош!
— Если бы у меня было больше времени, чтобы разобраться с этим, и если бы они не были столь отстраненными… Господи, в нынешние времена все — сплошные шляпы и кролики! Ничто невозможно предсказать, ничто не имеет смысла. Наше общество потеряло свою основу. Больше нет нормальных учреждений и органов, куда ты можешь обратиться, где ты можешь высказаться. Настали темные времена, Оскар! Иногда я в самом деле думаю, что наша страна сходит с ума.
— Почему ты так думаешь?
— Ну возьмем хотя бы нас. Я хочу сказать о том, с чем мы сами сталкиваемся. — Пеликанос нагнул голову и начал загибать пальцы. — Моя жена — шизофреник. Бамбакиас — в глубокой депрессии. Бедная Мойра потеряла контроль над собой и попала в тюрьму. Дугал — алкоголик. Зеленый Хью — мегаломаньяк. И плюс те сумасшедшие, что охотились за тобой… Когда это кончится?
Оскар продолжал идти в молчании.
— Ты думаешь, я преувеличиваю? Или это подлинная тенденция?
— Я называю это «донной волной», — сказал Оскар. — Она объясняет возросшую популярность Бамбакиаса с тех пор, как он заболел. Он классик харизматической политики. Даже его негативные качества играют ему на руку. Люди благодаря этому ощущают его подлинность, они признают, что он истинный человек нашего времени. Он представляет американских людей. Он прирожденный лидер.
