Детство 2 (СИ) - Панфилов Василий "Маленький Диванный Тигр" (читать книги без сокращений .TXT) 📗

И не сбежать никуда из гимназии. Паломничества ещё из соседних классов, да переданные записочки от братьев. Родители одноклассников с вниманием своим. Жуть!

Саньке проще, он мимо как-то. В Училище похвалили, да позавидовали чутка, што в удачный проект ввязался, но и всё на этом. Там все такие, што гений через одного, даже если и мнят. Ну, пришла к одному из них небольшая такая слава, и што? Так, плечами пожали, и свою славу рисовальную нарабатывать.

— А, Егор? — Оторвался Санька от рисования, — Здоров!

Как оторвался, так и прирос назад.

— Просят котячьи открытки? — Спрашиваю тихонечко у Нади. Та кивает с видом одновременно счастливым и умотанным.

— То через папу, — Шёпотом жалуется она, — то в гимназии. Девочкам всем, учителям, в редакцию.

— Хм, — Подтащив со скрипом (просто для того, чтобы подбесить Надю) стул, уселся рядом, взял заготовленные загодя нарезанные квадратики бумаги, да и задумался.

А потом рука сама — котика перед тапками, задумчивого такого. Да не стал подробно шерстить, а так — линиями несколькими. И надпись:

— И вроде бы всегда приласкан, и вечно в молоке усы… Но этот странный голос свыше — нассы! [31]

Надя зафыркала, закраснелась…

— Девочкам такое не покажешь!

— А мы и не будем! — Отвечаю, ставя автограф, — Я чай, у Владимира Алексеевича много взрослых знакомцев! Да и я.

— Это немного не те котики, — Для порядку возразила девочка.

— И? Такой себе вбоквелл! Введёшь заодно и откровенно комических персонажей. Потом. Ну или лубок такой себе, а?

Тридцать пятая глава

— Фальсификация, Джордж! Рассматривая историю критичным взглядом, любой разумный человек придёт к такому выводу. Только сколько их, разумных? Средний же обыватель, даже имея неплохой интеллект, предпочтёт закрыть глаза и не видеть фактов, которые рушат устои привычного мирка.

Невилл настроен решительно и мрачно. Губы кривятся, в голосе нотки трагизма и обречённости человека, уставшего бороться с человеческой глупостью и косностью. Он будто примеряет на себя роли то гонимого инквизицией еретика, то непонятого пока Мессии.

— Ватикан! — Изрекает он с видом непризнанного пророка, — Зловещая роль этого гнезда Князя Лжи в тотальном обмане и одурманивании человечества даже и не скрывается. Хранилища, Джордж! Каждый просвещённый человек знает о многоярусных, многокилометровых хранилищах библиотеки Ватикана.

— Почему не пускают? — Он пытливо смотрит на меня светло-зелёными, болотного оттенка глазами, будто и вправду ожидая ответа, — Открыть… ну пусть не общественности, но оцифровать, начать хотя бы! Так нет же, в библиотеку практически нет доступа светским учёным, да и то…

Отчаянно театральный взмах рукой, долженствующий заменить недостающие слова.

— Гарсон! — Прерывается Невилл, — Ещё вина!

В ресторанчике шовинизм французский схлестнулся с английским «За Ла-Маншем разумной жизни нет», и я искренне наслаждаюсь этой бурей в стакане.

Невилл, как истинный англичанин и даже какой-то там сэр во втором поколении, крайне высокомерен и общается исключительно на оксфордском английском. Если же туземцы не понимают человеческую речь, он готов раз за разом повторять заказ. Терпение же у него поистине бульдожье!

И французы, которые искренне считают, что все цивилизованные люди обязаны знать язык Великой Франции. В туристических местах всё более-менее сносно, но стоит отойти от протоптанных маршрутов, зайдя в один из многочисленных ресторанчиков «для своих», как всё меняется самым волшебным образом. Английский в таких местах не понимают, и часто — демонстративно.

Иногда «не понимают» и фрацузский, если он недостаточно литературен. Могут и высказать… всякое, без особого притом стеснения, не боясь обвинений в нетолерантности. Но что интересно, французы безошибочно отличают «понаехавших» от туристов, и к последним отношение в общем-то лояльное.

Может выдавить несколько слов на Великом языке, горят восторгом глаза от созерцания хоть достопримечательностей, а хоть и обычной парижской помойки? Тогда представитель Великого народа может снизойти к низшему существу. Но разумеется, в последнюю очередь. После французов.

Отчётливый зубовный скрежет, но гарсон всё-таки подошёл. На худой, но одутловатой физиономия причудливая смесь смирения, гнева и презрения к варвару с Оловянных Островов. Но молчит. Дрессура! Сэр обедает здесь вторую неделю, и успел произвести впечатление. Неизгладимое.

— Вина, — Повторил Невилл, не глядя в сторону официанта, — рейнвейн есть? А хоть испанское? Ладно, несите своё. Неважно… всё равно тогда.

Катком пройдясь по национальному самолюбию французов, он вернулся к лекции.

— Уверенно можно сказать, — Сэр отхлебнул вина, — что формирование христианства, или вернее, пик его фальсификации, пришёлся на шестнадцатый век. Не ранее! Библия Гуттенберга — фальшивка, а датировка издания была произведена исключительно для того, чтобы «доказать» существование Библии в более ранние времена. Но фальсификаторы прокололись, в том числе и со слишком высоким качеством гуттенберговской подделки! Слушаю… а куда я, собственно, денусь? Так-то вариантов много, начиная от просто встать и уйти. Но Невилл, при всех своих недостатках, имеет и достоинства, и прежде всего — готовность учить.

Мир не оканчивается Францией, а качественный английский язык от носителя, да ещё и оксфордский, это аргумент! К тому же — бесплатно. И угощает. Для полунищего «понаехавшего» аргумент весомый.

Кем он считает меня? Бог весть, но похоже, всё-таки приятелем. Младшим. Безусловно младшим. Которого можно и нужно просвещать, подминая под себя. А потом встроить в свою систему координат. Просто потому что. Или может, тренируется? Встраивать.

А я не считаюсь, не встраиваюсь и не подминаюсь. Все его попытки выстроить иерархию разбиваются о русский похуизм паренька из рабочего посёлка, и классическое «И чо?!». Но вежливо.

Возможно, ему не хватает опыта, а может быть, и класса. Всё-таки «сэр» он во втором поколении, и это отчасти прослеживается. Нет впитанных буквально с молоком матери манер. Привычки повелевать.

Ну и я. Вполне себе чоткий и самодостаточный пацанчик, который срать хотел на всю эту иерархическую английскую систему. Да и сам вполне себе. Не омега.

— Пойду, проветрю моего младшего брата, — Англичанин прервал разговор и отошёл.

— … в понимании обывателей, — Слышу от соседнего столика речь на французском, — анархия является синонимом беспорядков, зачастую совмещённых с насилием и беззаконием. На самом же деле анархия — не отсутствие власти, а отсутствие господства! Воли, навязанной сверху…

— Вот и я! — Невилл хлопает меня по плечу, и с места в карьер продолжает лекцию.

— … Рождество как языческий праздник, день рождения Митры, солнечного бога. Если заинтересоваться историей культа, можно обнаружить непорочное зачатие, мучительную смерть, воскрешение после смерти и многое другое. Да и, — Невилл хмыкает, — не он первый. История с невинной девой, зачавшей ребёнка, воскрешением и дальнейшим вознесением на небо уходят в глубину тысячелетий.

Ну… иногда интересно бывает. Особенно если он не лезет в дебри древней истории, а разбирает историю новейшую. Спорно, а местами так даже и очень, но можно хотя бы понять, как видят историю британцы.

А иногда так — заезженная пластинка с байками из интернета, да не по первому разу. Зачем? Да и хер с ним! Урок разговорного английского с носителем!

Пока зайцем ехал в метро, мысли всё время возвращались к подслушанному ненароком разговору. Дома, едва сбросив обувь, первым делом за комп, включив его большим пальцем ноги.

— Принципы анархии, — Бормочу вслух, вбивая буковки в поисковую строку.

«Отсутствие власти. Неприемлема даже демократия»

— Это как? А… подчинение меньшинства большинству как противоречие сути анархии? Однако… Как же договариваются?