Превосходящими силами - Герантиди Олег (серия книг .TXT) 📗
Поэтому Сталина необходимо остановить. Как отреагирует общественность США на столь крутой поворот внешней политики? Как надо, так и отреагирует. Это Сталину нужно собирать своих газетчиков на съезды Союза писателей и лично объяснять им изгибы государственного курса. Наши же задницей чуют, даром что… э… сексуальные меньшевики.
Ровно в назначенный час на ратушную площадь подъехал черный лакированный «Хорьх». Опять «кожа». Немногословные гестаповцы впустили Далласа внутрь. «Странный прием», – только и успел он подумать, как все перед глазами поплыло, и он потерял сознание.
Низкий потолок, некрашеные деревянные перекладины, поддерживающие его, звериные морды – давние охотничьи трофеи на стенах, между ними декоративные тарелки. Свет тусклых лампочек не в силах пробиться сквозь трубочный дым. Пенное пиво. Неспешный разговор. Устали австрийцы. Работать до победного конца – так, что ли, выразился ляйтер? Неспешный ход времени. Неспешный разговор.
– Война громыхает где-то там, за Альпами. И не верится, что она может докатиться сюда, в наш тихий Пассау. Но если докатится, то уж мы все как один возьмем в руки оружие и защитим! Кого? Ляйтера? Нет! Наших жен и детей, наш дом, наш милый и приятный мирок! – больше всех горячился Гюнтер Кюхельбруннер, местный банкир, не забывая при этом периодически макать нос в литровую пивную кружку.
Неспешный ход времени. Так было всегда: сосиски величиной с хорошую колбасину, свиные ножки под жирным соусом. Зашнурованная Гретхен в чепчике, толстый Клаус у бочки. Было всегда, но будет ли впредь?
Дверь пивной распахнулась, и в просторном помещении сразу стало тесно. Вошло с десяток человек. Все в камуфляжных костюмах, небритые, увешанные оружием. Интересная деталь – говорят меж собой не на немецком.
– Ну что, здоровы будьте, граждане, – наклонил голову Чернышков.
Он одним взглядом оценил обстановку. «Поужинаем, – удовлетворенно подумал он. – Да… Ну и Рейх. Город захвачен без единого выстрела. Мосты в порядке. Почта, телеграф, телефонная станция опечатаны. Предыдущий опыт говорит, что законопослушные европейцы никогда не полезут в помещение, если оно под замком. А если на нем еще и бумажка висит с печатью…»
Чернышков подошел к портрету фюрера, висящему рядом с барной стойкой. Посмотрел Гитлеру в глаза, коротко ударил, пробив бумажную репродукцию. В обеденном зале повисла напряженная тишина. У кого-то рука сама непроизвольно сжалась в кулак, но сосед, более осторожный, или нет, более умный, успел положить на нее ладонь и, глянув в глаза, одними губами сказать – не время пока. Но в основном все отвели глаза, вернее, опустили их в кружки, стыдясь и за молчание, и за предыдущий разговор.
– Едим, пьем. Сегодня до двенадцати, с завтрашнего дня – комендантский час. Передвижения после захода солнца будут запрещены. До захода солнца всему населению я, как комендант города, приказываю сдать огнестрельное и холодное оружие – от старинных фузей до пушек включительно, а также представить списки тех, кто этого не сделал. Бумагу я подпишу позже. – Он повернулся к Клаусу, выложил на стойку тугую пачку рейхсмарок:
– Накорми нас, половой.
Герр Гюнтер Кюхельбруннер, пригнув голову к столу, приказал сыну:
– Срочно узнай обменный курс на русские рубли… что-то он очень вольно с рейхсмарками обращается. Не пора ли и нам марки вот так, пачками…
Под натиском «Хорьха» рвался упругий воздух Альпийского высокогорья. Разреженный от высоты, упругий от скорости. Мелькали тоннели, исчезали за поворотами перевалы, удивленно смотрели вслед гномы, которые все никак не могут найти рецепт настоящего золота Альп…
Швейцарский таможенник, увидев, КАКИЕ документы небрежно «засветили» ему в приоткрытое окно автомобиля, так резко принял стойку «смирно», что фуражка слетела у него с головы. Вопрос о мешке с толстыми, короткими ножками, путешествующем в Третий рейх, отпал сам собой.
Долго ли, коротко, но люди, чутко руководимые Судостроевым, на следующий день передали Далласа капитану Чернышкову в городке Пассау, который он вместе со своим спецподразделением захватил «по случаю». Вернее, целью захвата был не город, а мосты через Дунай.
«Хорьх» помчался дальше, в Германию. Дел-то много, понимать надо! А Далласа Чернышков передаст «кому следует». Передовые отряды мехкорпусов Красной Армии уже на подходе.
День продержались легко. Правда, мороки было с этими иностранцами. Завалили бумагой: одна половина города дружно строчила доносы на другую. Вспомнили все старые обиды. Все надеются на новую власть. В нацистской партии, если верить доброжелателям, состоит все мужское население городка и половина женского. Пожилой фабрикант в шесть часов утра пришел с проектом договора о заказе полиграфической продукции. Предыдущая партия – крупномасштабные карты Персии и Индии по его мнению, не пригодится Красной Армии, так как все они на немецком.
Наибольшее недоумение вызвал санитарный поезд, который привез в Пассау несколько сотен раненых немецких солдат. Чернышков, поразмыслив, приказал отправить его обратно: не хватало ему с тридцатью десантниками и пятью плавающими танками охранять, помимо двух стратегических мостов и городка, еще и госпиталь с пленными.
Ближе к полудню нарисовалась делегация местных коммунистов.
– А… роте фане, Роза Люксембург, ес лебе ди эрсте май, – выдал весь немецкий словарный запас Пилипенко, но осекся под взглядом Чернышкова.
– Ты не модничай, – вдруг по-русски сказал пожилой немец, – я еще с Лениным революцию делал, а со Сталиным вообще под одной шинелью в Смольном и под Царицыным спал.
Чернышков был совершенно не рад началу их деятельности, обещавшей быть бурной. Он объяснил, что дело пока темное, зря они раньше времени из подполья вышли. Пока регулярные части РККА не подошли, повернуться может по-всякому. Но антифашист отмел все возражения, и два десятка человек начали одним им понятные действия.
Добавили головной боли и сотрудники Иностранного отдела НКВД. Приперли откуда-то американского шпиона Далласа и письмо от Берии, в котором все коротко и ясно: чтоб волос не упал…
К утру ждали наш 4-й Гвардейский танковый корпус, а к железнодорожному мосту вышли танки какой-то потрепанной немецкой дивизии.
Немцы смяли передовой дозор, и их легкие танки выскочили прямо на железнодорожные пути.
От вокзала, с бронеплощадки санитарного поезда, предусмотрительно поставленной так, чтобы в сектор ее обстрела попали оба моста, начала бахать крупнокалиберная зенитная пушка. Чернышков бросил свои Т-40 через автомобильный мост, для удара во фланг и тыл группы танков врага, но они оказались связаны боем с другой группой танков, средних Т-III.
Нашим танкистам удалось подбить несколько, но силы оказались слишком неравны…
Горящие машины перегородили автомобильный мост, а огонь противотанковых ружей и пулеметов не давал немцам приблизиться, растащить погибшие танки и освободить себе дорогу.
Немецкие танкисты вычислили непростреливаемый сектор и передвинули туда свои танки. Скрываясь за опорами железнодорожного моста, они начали обстрел левого берега.
Ход Чернышкова был бы блестящим, если больше было бы солдат. Пусть у бронеплощадки нет мотора, а на станции хоть и есть маневровый паровоз, но нет ни одного машиниста. Зато полотно дороги спускается чуть-чуть под уклон, и есть тормоза.
Так как некому было управлять площадкой, а при орудии было всего лишь два человека, пошел он сам. Выбил «башмаки» из-под колес, прыгнул на платформу, к тормозам.
Двухосная бронеплощадка, обложенная мешками с песком, гулко лязгая на стыках, пошла в атаку на мост.
Тормозить надобность отпала, когда они увидели, что в конце моста прямо на рельсах стоит лишенный башни Т-II. Но, когда бронеплощадка проскочила треть моста, прямо в мешки влетел снаряд немецкого танка. Чернышков увидел вспышку, а потом полетел…
Он летел над полями, над лесами… летел в грозу и в пургу… Он видел крылья свои и боялся подлететь слишком близко к Солнцу, ведь воск растает, а он помнил, чем кончилась история с Икаром. Но Солнце, хитрое, само приблизилось и, весело смеясь, растопило воск, в который влеплены были его перья.
