Ваше благородие - Чигиринская Ольга Александровна (е книги .TXT) 📗
Падая в кусты жасмина, он смотрел на нее с удивлением ребенка, которому протянули пустой фантик от конфеты.
Она отшатнулась в другую сторону, ноги подкосились. Но никто не бежал на выстрел, никому она была не нужна. И слава Богу.
Тамара встала, стараясь успокоиться, чтоб не дрожали ноги. Подошла к телу, оттащила его в сторону, под куст. Потом огляделась, забросала гравием темные пятна на дорожке. Подобрала автомат и запасной рожок с патронами.
К архитектору жилого городка для «Вдов» она уже успела проникнуться искренней благодарностью. Это, наверное, был эстет, помешанный на зеленых насаждениях, что сейчас весьма кстати. Откуда же выскочил этот парень? Из клуба?
Она нырнула в заросли и под прикрытием зелени подошла к темному клубу. Светилось только одно окно — бильярдная. Десантников не было видно. Тамара раздвинула ветки и подошла к крыльцу. Держа автомат наизготовку, да так, чтоб он не брякнул о другой, боком (не терять из поля зрения дорожку) поднялась по лестнице и толкнула ногой дверь.
Тот же день, тремя часами раньше.
Десантник на КПП полка спецопераций изумленно таращился на белого офицера, который требовал, чтобыего пропустили в лагерь для интернированных.
«Пьяный, что ли?» — подумал солдат.
От офицера действительно попахивало вином, но и по запаху, и по виду судя, он был не настолько «поддавши», чтобы проситься под арест.
«Просто псих», — догадался солдат и облегченно вздохнул.
— Товарищ старший лейтенант! — крикнул он. — тут к вам их благородие пришло!
Старший лейтенант Гуков, уже успевший раздобыть подборку «Хастлера» за два года, и обложившийся ею по периметру, был ужасно недоволен тем, что его оторвали от разглядывания веселых картинок, по сравнению с которыми Playboy — это приложение к «Мурзилке».
— Чего надо? — спросил он у беляка.
— Товарищ старший лейтенант, моя часть находится на казарменном положении. Я пришел в свой полк.
«Вот зараза!» — подумал Гуков. Оформляй его, время трать…
— Завтра приходи.
— Согласно приказу я должен находиться в расположении части круглосуточно.
Парень — хуже триппера, пристанет — не отцепится, понял Гуков. Это, стало быть, тот самый, которого утром недосчитались.
— Как фамилия? — спросил старлей.
— Подпоручик Езерский.
— Андрющенко, — Гуков пальцем подозвал ефрейтора, — отведи подпоручика к остальным.
И лейтенант вернулся к «Хастлеру».
Он думал, что решил проблему, а на самом деле создал ее.
Импровизированный концлагерь уже успел пропахнуть тем, чем пахнут все концлагеря: человеческими испарениями, человеческими испражнениями и человеческой тоской. К пополнению компании все присутствующие отнеслись равнодушно.
Доложившись по форме полковнику Александрову, Езерский нарвался на холодную отповедь.
— Где вы изволили шляться, господин подпоручик? Впрочем, можете не отвечать. Круги под глазами, запах винного перегара… Новосветское брют? Господин подпоручик прощался со свободой в лучшем борделе…
— «Красный пароль», сэр! — шепотом выкрикнул свое единственное оправдание бедный подпоручик.
…В половине одиннадцатого вечера окончательно стемнело, и бойцы роты «Тень» начали пробираться через колючую проволоку. Примитивное заграждение было преодолено очень быстро, а для снятия часовых качинцы обычно использовали гитарные струны, о чем красные не знали и при обыске этих струн, находящихся в голенищах ботинок, не нашли. После короткого «соло» лагерь бросился за ограду, причем большинство бойцов было вооружено только «спаренной ручной установкой» — двумя крепкими кулаками. Многим этого хватило. Качинцы были злее, лучше подготовлены, их элементарно было больше, чем спецназовцев и десантников, вместе взятых.
Хотя, конечно, не обошлось без жертв.
В числе убитых оказался и подпоручик Езерский. Командир роты спецназа капитан Таранович, дрался с отчаянием обреченного и хотел лишь одного — прихватить как можно больше белых гадов с собой. С Езерского он начал, напав первым и ударив подпоручика ножом в горло. Следующим номером намечен был полковник Александров, оказавшийся ближе всех, но здесь произошла осечка: быстро поняв, что в ближний бой с огромным Тарановичем соваться нечего, полковник без лишних мудрствований метнул нож. Так капитан подал своим солдатам последний в жизни пример.
Закончив на территории своего полка, крымские спецназовцы начали готовить рейд на аэродром и военный городок «Вдов». Нужно было сообщить соседкам о «Красном пароле»…
Разгромленный бар требовал осторожности передвижения. Кругом валялось битое стекло, ходить босиком было опасно. Но выбора Тамара не имела: вперед и вверх, как поет любимый бард Артема.
Вспомнив о Верещагине, она почувствовала горечь. Конечно, Тамара была реалисткой, и знала, что только в кино герой бросается на помощь возлюбленой, расшвыривая по пути батальоны врагов. Но, черт возьми, Арт даже не попытался ее догнать по пути в Качу. Хотя знал, какой трассой она поедет, и знал, какие пробки на дорогах из-за перемещения советских войск. Надо признать честно: ее несостоявшийся муж — заносчивый и самовлюбленный тип, как и все мужики.
Тамара поднялась на верхний этаж. Еще на лестнице она услышала стоны, но не ускорила шаг: она стремилась держать под контролем все три двери, ведущие с маленькой галерейки, соответственно, в бильярдную, комнату для карточных игр и комнату психологической разгрузки. Ей совсем не хотелось, чтоб оттуда неожиданно выскочил молодой человек с автоматом.
Поэтому она толкнула ногой по очереди обе закрытые двери, перед тем, как войти в бильярдную.
В карточной никого не было. Свет Тамара не зажигала, чтоб не привлекать внимания, но ни движения в темноте, ни дыхания она не услышала. В комнате психологической разгрузки кто-то лежал на диване. Миндально желтела кожа, казалось, что нагое тело висит в темноте. Сомнений не было — женщина. Тамара подошла поближе, вгляделась в лицо при скудном свете, ползущем в двери бильярдной…
Это была Фатма Фаттахова, и, сначала показалось, что она мертва. Тамара потрогала ее плечо — ничего похожего на могильный холод. Кожа была прохладной, но резиновости мертвой плоти в ней не было.
— Фатма! — тихо позвала Тамара. — Очнись, Фатма! — она похлопала ее по щекам. Голова бессильно мотнулась. На щеке блеснула дорожка слюны. Выдох мощно отдавал перегаром.
Тамара выругалась и подобралась к бильярдной. Набралась духу и вошла туда, вернее, впрыгнула, тут же прижавшись спиной к стене и водя автоматом из стороны в сторону.
Никого. Нет, один человек в комнате был.
На зеленом сукне бильярдного стола лежала Рахиль Левкович, привязанная за руки и за ноги к медным скобам, на которых крепились сетки для луз. Лицо штабс-капитана Левкович распухло и почернело, Тамара узнала ее только по роскошной гриве черных волос, коротко подстриженных, но таких густых и вьющихся, что кроме «афро» у Рахиль не получалось никакой прически.
Рахиль была в сознании и узнала Тамару, ее грудь колыхнулась в судорожном всхлипе, а глаза закрылись.
Ни окликнуть ее, ни что-то сказать Рахиль не могла: рот летчицы был заткнут полотенцем и затянут ее собственными трусиками.
Тамара развязала черное трико, отбросила трусы и полотенце в угол.
— Мне нечем разрезать веревки, — сказала она. — Сейчас я спущусь и принесу стекло.
Рахиль, казалось, не слышала. Тамара испугалась, в своем ли она уме.
Она быстро спустилась по лестнице, подняла с пола первый попавшийся осколок и отступила, не сводя со входа глаз. Потом вспомнила еще кое о чем.
Наверх она поднялась с недопитой бутылкой анисовой водки. Разрезала капроновую сетку, стянувшую руки Рахиль, ткнула ей в ладонь бутылку. Приняв другую руку, помогла сесть и занялась ногами.
Рахиль осушила бутылку в три глотка, как гренадер.
