Вход не с той стороны - Башибузук Александр (читать книги бесплатно полностью TXT) 📗
На лежащего рядом мертвого Томаса старался не смотреть. Второй пилот вывалился из вертолета и сейчас болтался под нами на страховочных ремнях. Я ясно видел, как они при поворотах вертолета ерзают по порожку. Твою мать… все же хорошо шло. Как же мерзко я себя чувствую. Самих поранило, это ладно, сознательно шли, остальные причем…
— Целы?
Обе кивнули утвердительно. Я, стараясь не тревожить ногу и прижимая к себе руку, полез в кабину пилота. Двигатель мерно гудел, лопасти со свистом резали воздух. Вроде не подбили. Не дымим и не падаем. Втащил себя на место второго пилота, лобовое стекло было расхлестано, кабину наполнял горячий ветер. Ричард не смотрел на меня, он уставился вперед, все лицо у него было залито кровью, со лба свисали красные лохмотья, закрывая левый глаз.
— Что с Яцеком, сэр?
— Нету Яцека… не шевелись. Лоб перевяжу.
Балансируя на здоровой ноге, кое-как прилепил лоскут кожи ко лбу и перевязал голову. У него еще под глазом, в скуле, торчал здоровый кусок стекла, но его я вытаскивать не стал. Кровь по щеке уже не текла.
— Вести вертолет можешь? — я, матерясь от боли, опять уселся в кресло.
— Да, сэр. Могу, сэр. Вертолет в норме сэр. Почти, сэр, — от волнения или от шока Ричард перешел на уставной язык.
Я достал флягу и протянул ее пилоту. Он отхлебнул, зашипел от боли и вернул.
— Яцек у меня здесь уже третий второй пилот. Были Джонни и Том. А я все целый. Не совсем целый, но живой. Как считаете сэр, пора, наверное, завязывать с этим делом? — Ричард сидел неподвижно, как окаменевший, только рука легонько манипулировала ручкой управления.
— Завязывай, Ричард.
Что я могу ему еще сказать? Это был его третий пилот, а он жив. Везение штука переменчивая, летчики в России, если оставались живы, после третьего летного происшествия списывались на землю. По собственному желанию. Точно знаю.
Я полез в грузовой отсек. Попытался было затащить поляка на борт, но одной рукой не смог, а вторая не слушалась. Привалился к переборке рядом со своими женщинами.
— Держитесь, девочки?
— Коньяку дай…
Мы сидели и пили за Томаса, вытащившего нас из мясорубки, пили за совсем неизвестного нам поляка Яцека, не побоявшегося выскочить из вертолета мне на подмогу, пили за Ричарда, похожего теперь на Фредди Крюгера, а не на Фредди Меркюри. Вертолет начал рыскать и проваливаться, запахло дымом, а Ричард орал нам из пилотской кабины, что осталось еще немного и он обязательно доведет этот аппарат до Лимпо, и просил Ингу не переводить его в Кейптаун, потому что муж бросит, как только увидит его морду. Томас безмолвно лежал на полу, со спокойным выражением лица и сжимал в руках подаренный ему пулемет, а поляк за бортом, вися в страховочных ремнях, совершал свой последний полет.
Мы все-таки долетели. Вертолет, чадивший как паровоз, рухнул на посадочную площадку. К нам никто не спешил, потому что в вертолете разбило рацию, а наши рации диспетчерская почему-то не слышала. Ночь, скорее всего, на вышке никого и нет. Я вылез из вертолета и уставился в сторону города. Больше никто ко мне не присоединился. Ричард потерял сознание, Инга и Герда не могли шевелиться, потому что у Инги нога стала похожа на слоновью, у Герды плечо опухло до подушечного размера, а еще они были пьяны, как портовые грузчики. Я стоял и смотрел, и, наконец, увидел бегущих к нам от вышки людей.
22 год. 29 число 7 месяца. Новая Земля. Дагомея, пос. Лимпо
Что было потом, я помню очень смутно. Нас везли в больницу, Инга и Герда матерились, как сапожники. Потом меня водрузили на операционный стол и вырубили наркозом, очнулся в больничной палате, со своими женщинами рядом. По левую сторону кровать Инги и она сама с ногой в гипсе, по правую — койка с Гердой. Этой заковали в гипс и шею, и плечо. Она сползла с кровати и крепко меня поцеловала, два раза. Один раз за Ингу. Та сползти не могла, костыли еще не принесли.
Чувствовал я себя совершенно невменяемым. Раны не болели, но голова была похожа на пустое ведро, ржавое.
Пришел милейший и импозантнейший мсье де Бюсси. Точнее, Жак Арман де Бюсси, основатель и бессменный главный врач городского госпиталя, и, перемежая свою речь французскими аналогами нашего мата (я немного знаю французский язык), пояснил, что с нами все нормально, и через неделю он даже разрешит нам ходить. Но если мне еще раз придет в голову подвергнуть опасности этих прелестных дам, то он меня вызовет на дуэль и застрелит, потому что он француз, следовательно, по определению бретер и дуэлянт.
— Жак, — я с ним познакомился на вечеринке в честь счастливого спасения четы фон Валенштедт, значит, мог так его называть. — Вызовешь, я не против. Что с дамами?
— Да у…
— Не беспо…
— Девушки, тихо. Я верю, — твердо сказал я, в сумасбродстве своих женщин сомневаться не приходилось, имелись на то основания, — но все же хочу услышать врача.
— У мадемуазель Ингеборги смещение коленной чашечки и растяжение, а у мадемуазель Гертруды вывих плечевого сустава с разрывом плечевой сумки. Не беспокойтесь, Юрий. Красота не пострадала, и через пару недель они смогут танцевать. А у вас, Юрий, дырка в боку с мой кулак, и нога поцарапанная. Из чего по вам стреляли, из авиационных пушек?
— С нами все хорошо, любимый, — это Герда.
— Правда, — это Инга.
— Что с Ричардом?
— С Ричардом все нормально. Я, правда, посадил рядом с ним сиделку, молодой человек рвется снять бинты и посмотреть в зеркало. Из его физиономии я удалил кучу осколков, но он будет выглядеть почти пристойно. Между прочим, тут к вам целая делегация. Пускать?
Конечно, пускать.
Ворвались первыми Руди, Ольга и Курт. Курт рявкнул в коридор и прижал дверь спиной.
— Дети мои… — это Ольга.
— Дети мои… — это Руди.
— Не ррыдать. Это солдаты, а не зеленое дер-рьмо… Дети мои… — это Курт.
Убедившись, что мы живые, и нарыдавшись, Ольга и Руди утёрли слёзы, а Курт попытался засунуть мне под подушку фляжку с коньяком, был уличен и отступил на перегруппировку. Валенштедты заявили, что до нашего выздоровления никуда не едут, а завтра забирают всех на биологическую станцию. Курт поддержал. После этого они удалились, оставив несколько корзин с едой и фруктами.
Следующими в очереди оказались ван Рюйтер, майор Мерфи и Джозеф Окочукво, то есть представители силовых ведомств города.
Выслушали причины столь печального нашего состояния, попеняли нам нашей самодеятельностью, но выразили признательность и все такое. Пленные шпионы, сидели в полицейском участке, участь их пока была не решена. Ван Рюйтер предлагал повесить при общем стечении народа, Мерфи считал, что следует на рассвете расстрелять взводом солдат, а Окочукво настаивал на принесении в жертву богине Малинде.
Я попросил пока, до разговора с нами, не принимать окончательного решения, у меня назрели некоторые мысли, а потом поделить на три части и сделать с ними все, что хотят уважаемые джентльмены. Все были простотой и изяществом решения удовлетворены, мы еще немножко поболтали, и нас оставили в покое, заверив в глубочайшем уважении и всяком таком прочем.
Потом секретарша Инги принесла отчет по деятельности представительства и заверила, что все с нетерпением ждут, когда начальник появится на работе. Нанесли кучу подарков, на чём день и закончился.
На следующий день после перевязки нас действительно в полном составе перевезли на биологическую станцию, где окружили заботой и комфортом. Мы почти сразу начали вставать с постели, но, сами понимаете, были далеко не в форме. За Ингой по утрам приезжала машина из представительства, ее загружали и увозили на работу. Отчет об операции с приложением видеозаписи и аналитической справки о последствиях она отправила еще в первый день. Оказалось, что Герда камеру после ликвидации не выключила и продолжила съемку в лодке и вертолете. Получился жутковатый фильм, претендовавший на Оскар, если, конечно, такую премию введут на Новой Земле. Там было все — и попадание пуль в главарей, и сумасшедший спуск со скалы и моя невозмутимая морда, когда я палил по лодкам, сами лодки и выпадающие из них стрелки. Было бегство по протокам, был Томас, руливший лодкой, были я и Яцек, тащившие Ингу в вертолет. Был взлет и стук пуль по вертолету, мертвый Томас и попадание пуль в Яцека, я, перевязывающий раны. Сама Герда рассказала, что не помнит, как снимала, но камера все зафиксировала. Мы себе скопировали запись, чтобы помнить людей, которые погибли, за нас погибли.
