Кому на руси жить (СИ) - "Константин" (лучшие книги .txt) 📗
Битый час я провел в беседе с хозяйкой терема, пытался выведать ее настроение относительно намерений Миная. Заодно узнал, что терем боярский вместе со всей обширной усадьбой большей частью на княжьи средства выстроены. Иного хозяина окромя Головача эти хоромы не знали. Род Головача происходит из той деревеньки под Вировом, где на месте старой родительской хижины сейчас стоит дом его родной сестры, матери Овдея.
При упоминании единокровного мужниного братца боярыня сереет лицом, покрасневшие от долгих слез глаза снова увлажняются. На миг прячет лицо за широким рукавом расшитой цветными нитями длинной рубахи, встряхивает головой с толстой русой косой убранной тончайшей работы роговыми гребнями в тугие кольца. Говорит, лучше доживать строгой вдовицей, чем Миная лаской привечать. Будь ее воля, она б его топориком попотчевала за то что ладу под сосновую домовину уложил. На год младше Головача, он всегда был беспутным. К Рогволду братья по молодости вместе подались, когда тот, вокняжившись в Полоцке, через некоторое время стал добирать воинов в дружину. Минай через пару лет вернулся, то ли не ко двору пришелся, то ли натворил чего, никто точно не знает. А Головач с варяжским князем сдружился, стал сотником, участвовал в нескольких военных походах, крепко ратился с либью и земиголами, чтобы примучить соседей и заставить платить Полоцку дань.
В Виров Головач вернулся с красавицей женой Буром тяжелой. С ними прибыл Рогволдов тиун. Выбрали в городе место для усадьбы, наняли артель мастеровых, которые за лето срубили терем и хозяйственные постройки. Несколько дней Головач провел в отъезде с княжеским тиуном, метил боярскими печатями деревья на границах вотчинных земель. Своих земель.
Прежнего посадника Головач назначил городским старостой и поместным тиуном, ответственным за учет собираемого в округе налога для князя.
По боярину Головачу тогда все незамужние девки да бабы сохли. Сильный, красивый, добрый, волос буйный, щеки на варяжский обычай не скоблит. Только любил он свою жинку без памяти, на других и взгляда не кидал, увез с дитем обратно в Полоцк, а через пять лет вернулся без нее, зато с двумя сынами. Померла боярыня от неизвестной болезни, знахари и жрецы ничего поделать не смогли, сгорела лучиной за неделю.
Устроил тогда боярин смотрины, невесту выбирал долго и придирчиво как в той сказке, чтоб готовить сама умела, рукодельничать, за скотиной сходить да детей родить и воспитать на девок теремных не полагаясь. Ее выбрал. Любославу.Любу, значит...
На месте Головача я бы тоже ее выбрал, даже если бы скверно готовила.
До этого к ней Минай сватался. Не люб был хоть наизнанку вывернись. Отец хотел насильно замуж за Миная выдать да пожалел девку.
Дом у Миная на другом конце Вирова. Не большой, но крепкий. Жинка в годах, двое ребятишек было да померли во младенчестве. “Все равно моей будешь!” – говорил он ей при встречах украдкой. В последний раз года полтора назад. Любослава раньше над этими посулами смеялась, а тогда призадумалась, почуяла что-то, но мужу не говорила, боялась накликать беду.
Не боярства она жаждала, с Головачем и в землянке – терем...
Жалко бабу.И... я ей верю.
Поняв, что с этой стороны подвоха мне ждать глупо, обсуждаю с боярыней некоторые детали наших дальнейших действий, после чего спешу откланяться.
Наконец разрозненные карты в моей голове складываются в правильный пасьянс.
У Миная есть, по крайней мере, три причины стремиться в терем. Во-первых, это сам терем. Негоже боярину ютиться в неказистом домишке, когда служебная недвижимость без дела простаивает. Когда еще там Бур его освободит и захочет ли. Во-вторых – любимая женщина, которую он, по всей видимости, поклялся добиться всеми правдами и неправдами (встречаются такие однолюбы, с маниакальной природой своей страсти). Ну и, собственно, боярские печати, что хранятся где-то в теремных недрах и должны послужить ему атрибутами власти.
Про печати упоминал купец Бадай, лично я ума не приложу, зачем они так сильно сдались Минаю, границы ведь давно помечены. Если только в планах у нового боярина не значится кардинальное расширение вотчины. Да и известными торговыми Вировскими печатями надежнее и авторитетнее клеймить те же бочки и мешки с разным другим товаром идущим на продажу далеко за пределы вверенного района.
В общем, каким бы Минай не был, он далеко не дурак и понимает, что пока Бура с дружиной в городе нет, лучшего момента для захвата усадьбы ему может больше не представиться. Наверняка и Вендар в мельчайших подробностях сумел обрисовать сложившуюся ситуацию.
Поэтому я очень сильно удивляюсь, узрев Миная в таком, прямо скажем, потасканном виде. Неужели думает, что яблочко само упадет с ветки в подставленную ладонь? Даже не сделал попытки произвести на даму сердца ошеломительный эффект.
Крыльцо у терема с двумя боковыми входами под односкатным навесом. Каждое бревнышко, каждая деревяшка, всякая ступенька и дощечка в большей или меньшей степени тронута резцом мастера. Обереги. Тут они везде. Клеймами на всех постройках и заборах, веревочками на запястьях и шеях обывателей, узорами на одежде, ленточками на плодовых деревьях и кустах, даже скотине положен свой оберег с заговором в пользу скотьего бога Велеса.
Охранная вышивка от злых духов кругом обегает подол, концы рукавов и овал ворота моей рубахи, на поясе и штанах тоже есть. А как же?! Бред, конечно, но силу традиций и власть религии над человеком никто не отменял. Да и красиво, черт возьми...
Ловко переставляя толстые ноги с объемными икрами, Минай соколом взлетает по ступеням, порывисто подходит к объекту своего обожания.
Говорит он с боярыней не громко, до меня долетают только звуки голосов без конкретного смысла произнесенных фраз. Я шибко и не прислушиваюсь. Как понимаю, боярыня Любослава позволяет Минаю довести до конца вступительную речь, затем после короткого словесного обмена указующий перст хозяйки терема простирается у левого плеча Миная, недвусмысленно намекая где тут выход.
Умничка! Все как мы и договаривались, ни да, ни нет, придешь, мол, попозже, пока я все обдумаю... Время нам сейчас совсем не дорого, нам сейчас его потянуть надо, поиграть с Минаем, пусть успокоится, расслабится, зачем воевать, когда можно решить дело полюбовно.
Настает ответственный момент. Нахожу глазами Невула. Мой лучший стрелок на стреме, возле левого ряда ступеней, пятка стрелы тянет тетиву, жало нацелено Минаю в сердце. Выкинет какой-нибудь трюк – живым отсюда не выйдет. Жила с копьем в руке – справа от крыльца.
Последнее слово остается за гостем. Молодецки и как-то отчаянно тряхнув большой кудрявой головой, Минай делает несколько шагов назад, говорит громко:
- Три дня даю! Три! И ни днем больше!
Прощальные слова подкрепляются для иллюстрации соответствующим количеством выкинутых из правого кулака пальцев и круговым вращением руки, чтобы все видели.
В крови что ли у этих братьев ставить людей в жесткий лимит?
Полегчавшей походкой, озаренный широкой улыбкой победителя, Минай подваливает ко мне.
Поднимаюсь с ведра с кряхтеньем. Твердо выдерживаю взор лихорадочно блестящих Минаевых поросячьих глазенок. После чисто психологической боксерской дуэли взглядов соискатель на место хозяина усадьбы заявляет:
- Скоро я вернусь и заберу все по праву! Станешь мешать, учти – пощады не будет.
Эх, дать бы ему леща по широкому дюнделю! Чтоб с кровушкой да чтоб обязательно набок, со слезливым хлюпаньем. Или прихватить за мягкое, в подвал опустить – попробуйте суньтесь...
Обуздав гневный порыв, делаю у него перед носом ручкой.
- Вам пора, гражданин. Урманы соскучились.
В отличие от меня, Минай имеет представление как долго здесь может длиться траур женщины по усопшему мужу. Поэтому и сватов официально не заслал и не нарядный пришел. Сегодня его цель получить предварительное согласие Любославы не достигнута, но возможность подумать и одуматься он ей милостиво пожаловал. Как и всем нам...
